А. Б.
Всё изукрашено росами:
Сосны, терраса и ты;
Ночь, от туманов белёсая,
Волосы, руки, цветы.
Жёлтые фары автобуса,
Синий асфальт автострад,
Взгляды игрушечней глобуса —
Я уезжаю – и… рад!
Рад, что не любишь, а ласковой,
Сказочной стала на вид,
Рад, что шутливой гримаскою
Скроешь усталость и стыд.
28 марта 1953Сестрорецк
Платье вымокло в тумане,
А в глазах – следы луны.
Только сердце не обманет:
Не луной глаза полны, —
В час, когда ложатся росы
И на свете мы одни,
Как цветы ночных растений,
Раскрываются они.
Я не боюсь показаться странным,
Странен, мне кажется, тот, кто, любя,
Тысячи слов, болящих, как рана,
В звучный сонет не сложил для тебя.
Или он прав, и не в этом счастье?
Или, быть может, возлюбленный твой
Должен не тратить слов понапрасну,
Как настоящий герой?
Или душа моего кумира —
Только лишь копия с нашего мира:
Мира, в котором один – чтобы петь,
Тот – открывать чудеса мирозданий,
Третий – иными делами греметь:
В общем – творить сообразно с призванием?
Звёздами далёкими играли
Ветерки в саду твоих ресниц,
Снова звуки белого рояля
За окошком испугали птиц.
И опять сказать мне захотелось,
Что тобой измучен я и пьян, —
Звонкие осколки кампанеллы
Уронив в вечерний океан.
Жаль, прозрачный незнакомый танец
Для тебя не мной написан был:
Полубог, скрипач и итальянец,
Никого на свете не любил.
Он пугал презрительной улыбкой
Женщин, преклонявшихся пред ним,
И ему признательная скрипка
Радужные сеяла огни.
А моя заброшенная муза
Верности не знала никогда,
И за это стих прескучный грузен,
И за то я пла́чу иногда.
Я грущу, но что тебе за дело?
Ты светла, тебе чужда печаль, —
Колокольчик быстрой кампанеллы
Зво́нок, как надтреснутый хрусталь.
Не первый я люблю на свете,
Не первый слышу я в ответ,
Что может девушка ответить
На посвящённый ей сонет.
Ей стих размеренный приятен,
Певуч, изыскан и остёр,
Но точно так же непонятен,
Как мне – языческий костёр.
Что ей, с терпением и тактом
Проникшей в жизнь из мира книг,
Мой слишком, может быть, абстрактный
И слишком скованный язык,
Когда о призрачных обетах
Я говорю ей среди дня
И о героях с правом veto, —
Поймёт ли девушка меня?
Поверит ли, что в поединке
Я ранен был и весь в крови,
И даст ли в сердце таять льдинкам
В огне неведомой любви?..
А я, зовущийся коротким,
Но гордым именем – поэт,
Смогу ли вежливо и кротко
Из уст её услышать «нет»?
Июнь 1953
На каменном дне океана,
Вдали от знакомых людей,
Не знал я, залитый туманом
В тарелках ночных площадей,
Что скука моих одиночеств,
Испе́пелив сердце моё,
Ещё смертоносней отточит
Твоё золотое копьё.
Не знал я, тебе не поверив,
Своей непокорный судьбе,
Что иней на звонких деревьях —
Лишь слёзы мои о тебе,
Что, спутницы тёмной печали,
Тобою лишь песни звучали.
30 июня 1953
Весна на улице давно,
И солнце по утрам
Звенит лучом в моё окно,
Открытое ветрам.
Глазами солнечных зеркал
Весь город освещён,
И голова моя – бокал,
Невыпитый ещё.
И я отныне – навсегда
Пою лишь об одном,
О том, как плещется вода,
Синея под окном,
И что стеклянная река,
Как колокол, звонка.
Апрель 1954
Изнемогла под тяжестью метафор
И гнётом превосходных степеней
Моя любовь, прекрасней древних амфор, —
Вся скорбь земли не превзойдёт моей!
Торжественная скука песнопений
Музейной рамой тяжко налегла, —
Моя любовь померкла от сравнений,
Как от туманов меркнут зеркала.
В глубинах прозрачного взора
Хрустальная нота молчит, —
Такими бывают озёра
На Севере,
В летней ночи́.
Две ноты над озером зыбким:
Я пел только радость и страх,
Подобно тоскующей скрипке
В её неумелых руках.
14 февраля 1960
Я в цветок тебя превращу.
– Хочешь? – Смотри.
– Видишь? Уже не струны
Волосы твои, —
(Волосы – струны – листья…)
Глаза уже не озёра —
Долины, полянки, —
Хочешь, в них расцветут
Ночные фиалки?
Руки уже не крылья —
Стебли —
Качаясь,
Белым стихом ладони
Их расцветают.
Ты не жалей,
Я не жалею, —
Белый цветок
Утро согреет…
12 июня 1954
С невозможной мечтой о счастье
Я стою на пороге дня,
Где она, как солнце, прекрасна,
Но она… не любит меня.
Пусть мечтами ритмов могучих
Мне весь мир легко покорить —
За бесценный жемчуг созвучий
Лишь её одну не купить.
О, суровы любви законы!
Изменить мне их не дано —
За оградой её балкона,
Знаю, мне умереть суждено.
Я не знал, отчего проснулся;
Но печаль о тебе легка,
Как над миром стеклянных улиц —
Розоватые облака.
Мысли кружатся, тают, тонут,
Так прозрачны и так умны,
Как узорная тень балкона
От летящей в окне луны.
И не надо мне лучшей жизни,
Лучшей сказки не надо мне:
В переулке моём – булыжник, —
Будто маки в полях Монэ.
О тебе тосковать мне отрадно,
Только знаю, и знаю давно:
Душу Индии с телом Эллады
Сочетать никому не дано.
Дымно-белой метельной землёю
Стонет звёздное золото вьюг, —
Не души меня смуглой петлёю
Из прохладно-тоскующих рук.
Неужели в беззвёздной дороге
Метеором тревожным гореть
Суждено ироническим Богом,
Чтоб в объятьях твоих умереть?
Как прекрасны сады, умирая!
Только птицы там гнёзд не совьют, —
Там усталые ветры летают
И холодные песни поют:
Что любви не бывать без предела,
Без конца – никогда не бывать,
Что она никогда не умела,
Умирая, на помощь не звать…
Ах, когда бы она уходила
При расцвете своей красоты, —
Как бы смог я не помнить о милой! —
Только это не знала бы ты…
Я прошу лишь одного
У звезды моей далёкой:
Мне не надо ничего,
Кроме сумерек глубоких;
Кроме сонного канала
С осторожным скрипом дверцы;
Кроме той, что подобрала
Чуть трепещущее сердце.
Любовь. Легенда. Мелодрама.
Несчастней всех кавдорский тан.
Острее всех ехидный Брама,
Нежней – тоскующий Тристан.
Любовь мертва, она несчастна.
Была – несчастна и жива,
Легка, стыдлива и прекрасна,
И непонятна, как слова.
Она – Валькирия, Лаура,
Сирена. Облако. Цветы.
Она мертва. Приходишь ты —
Умней блистательного Мура.
8 июля 1954
Если день встаёт над миром,
Тишину гудком встревожив,
Я могу сказать любимой:
– В мире нет тебя дороже.
– У тебя в глазах рассветный
К облакам взнесённый город.
Я люблю. Поёт мне ветер
О тебе, влюблённой в город.
Но когда б мне предложили
Лишь с тобой вдвоём остаться,
В целом мире, лунном мире
Не нашлось бы нас несчастней.
Потому что только в этом
Дне, как солнце, раскалённом
Я умею быть поэтом
И героем, и влюблённым.
Как два клинка, скрестились взоры,
Сгорела искра, как слеза…
– О, предрассветные озёра —
Твои тревожные глаза!
Моя шагреневая кожа —
Румянец милого лица —
Увяло (это ли тревожит?)
Цветком в руках у торговца́ —
Но – сын и внук распявших Бога —
Я призову Его в беде:
И другу – жизнь,
И смерть – тревоге
Найду в стихах – живой воде.
Улетает солнечная птица,
Бросив ветру пепел облаков.
Полночь мая – белая синица,
Майский город – храм без потолков.
– Отцвести, как яблоко, и мне бы,
Улететь, куда глядят глаза,
Раз упала – брошенная небом —
Золотоволосая звезда!
Раз она хотела быть холодной,
На луну предутренних озёр…
– Вой, поэт! Ты тоже – пёс голодный! —
В брюхе – лёд, а в голове – костёр!
1954
Чуть небо становится блёклым,
И тени на крыши сойдут, —
Каналы, как тёплые стёкла,
В объятиях город сожмут.
И бродит над куполом ночи
Луна голубая, тиха,
Как будто невеста, и хочет
Найти своего жениха.
Июнь 1954
Ночь окончила половину,
И опять похожа луна
На голубого дельфина
И голый лоб валуна.
Уже лиловели листья,
Как листья библиотек, —
И город был аметистом
В оправе из серых рек.
Был дом нелепой окраски,
Я спал у него внутри
И видел детскую сказку
Об алом цветке зари:
Что море звезду качало,
И след её был – дугой,
Что где-то струна звучала,
И лук её был тугой,
Что лопнул в жару зарницы
Весь мир, как листок слюды,
И трещины – в милых лицах,
Прозрачных и голубых,
Что где-то бьёт половину,
А в окнах моих луна
Летит голубым дельфином
На голый лоб валуна.
Ночью небо чуть-чуть побледнеет,
И лиловая дымка в садах
Заклубится и снова исчезнет,
Словно облако в тёплых ветрах.
И о чём-то далёком-далёком
Напевает гранитный прибой… —
О какой-то звезде светлоокой,
Об улыбке её золотой.
Всё затихло, на улицах пусто,
И погас серебристый фонтан,
До утра одному слишком грустно;
Слишком много навеял туман.
– Приходи, покажу, как играют
Ночью звёзды с зёленой волной,
Расскажу, как горит, не сгорая,
В сердце пламень, зажжённый тобой.
Я спою тебе новую песню —
В мире лучше её не найти, —
В ней слова всех на свете чудесней,
И они для тебя – приходи!
Памяти В. Преловского
Пляшут ночью лунною
Посреди дороги
Тихие и умные
Тени-недотроги.
Все слова тревожные
За́литы вином,
Тени осторожные
Никнут под окном.
Плачущей берёзою,
Звонкою сосной,
Осенью ли звёздною,
Ранней ли весной —
Пеленой повитое
Плясок-кружевов,
Всё давно забытое
Оживает вновь.
В сумерки неверные
Не грустить нельзя:
Снами незабвенными
Мёртвые друзья —
Тихие и умные
Тени-недотроги
Пляшут ночью лунною
Посреди дороги.
Небо закатное пусто,
Ветром тревожным звеня.
– О, как томительно-грустен
Свет уходящего дня!
Ветви садов молчаливых
Никнут в лучах фонарей,
Шепчут, склоняясь тоскливо:
– Ночь, приходи поскорей!
– Ночь, приходи поскорее,
Тихо спустись надо мной, —
Люди, и птицы, и звери
Грезят тобою давно.
Тенью от ласковых крыльев
Милой моей принеси
Синие звёздные ливни,
Синие звёздные сны.
Пусть для неё до рассвета
Плавают в лунном окне
Кружевом звёздного света
Светлые сны обо мне.
Розами громадными увяло
Неба неостывшее литьё,
Вечер, догорая у каналов,
Медленно впадает в забытьё.
Ярче глаз под спущенным забралом
Сквозь ограды блещет Листопад —
Ночь идёт, как мамонт Гасдрубала, —
Звездоносный, плещется наряд.
Что молчат испуганные птицы?
Чьи лучи скрестились над водой?
– В дымном небе плавают зарницы,
Третий Рим застыл перед бедой.
Спят одни, другие, словно тени,
Позабыли прежние пути
И стоят,
Шафранные колени
В золотые лужи опустив.
Розами громадными увяло
Неба неостывшее литьё:
Вечер,
Догорая за каналом,
Медленно впадает в забытьё.
О проекте
О подписке