День второй, 2 июля

Сразу после развода караула Раймонд получил записку от Марии Рид: «Сестра с мужем желают пригласить вас с командиром в свой загородный дом на покер».

Шервуд ненадолго задумался, после чего спрятал листок в сапог и зашагал прочь. Отыскать барона Лота не составило труда.

– Милорд, Ваша сестра^[1] сообщила мне о приглашении на покер. Когда нужно быть готовыми?

– Если Вы не против, то в полдень я бы предпочёл уже выехать. Супруга передвигается только в карете, дорога займёт больше трёх часов.

– Хорошо, я сейчас же вызову командира из Эшера, – кивнул Раймонд и раскланялся с бароном.

Ровно в полдень трое всадников покинули Виндзор и уже через час нагнали карету с рыжеволосой баронессой. Сопровождая её эскортом, мужчины двинулись к загородному особняку Лотов.

Констанция вошла в кабинет и покачала головой. Истощённое лицо Генуэзского было бледнее обычного. Серые круги под глазами выдавали ночь, проведённую без сна. Мужчина, как и накануне, сидел в синем кресле, запрокинув голову на спинку, и бесцельно глядя в потолок, выложенный замысловатыми фресками.

– Готова биться об заклад, что ты не спал сегодня. Что тебя тревожит?

– Джинджеффер э Лот… – произнёс граф, не поворачивая головы. – Красный Джон. Он не выходит у меня из головы.

– И отчего Дважды герцог занимает твои мысли? – присаживаясь на своё место, спросила девушка, всем телом обернувшись в сторону кузена.

Генуэзский криво усмехнулся. По лицу его пробежали серые тени. Мужчина покачал головой:

– Мне невозможно тягаться с ним.

Склонив голову, Констанция внимательно всматривалась в черты наместника. Граф прикрыл длинные тёмные ресницы и пояснил:

– Он прочно засел в её сердце…

Д’Альбре прикрыла веки, понимая, что лорд Бредфорд тщетно пытается отыскать в себе хоть какое-то сходство с Джинджеффером э Лотом, и укоризненно произнесла:

– Ричард…

– Я 22 года Ричард, и другим уже не стану, – граф слегка наклонился вперёд, вцепившись ладонями в подлокотники кресла, и повернул к француженке лицо. – Вот обдумываю, что ей сказать? Что предложить взамен?

– Ты не можешь просто взять и заменить Красного Джона, – возразила француженка.

Губернатор подскочил с кресла словно ошпаренный и ушёл к окошку.

– Конечно. И пытаться не стоит… – в голосе мужчины Констанция уловила заметную горечь. – Он прекрасный командир, отличный воин, а у меня этим занимаются специально обученные люди. Он обеспечивает её безопасность, не покидая своего леса. А я сам постоянно подвергаюсь нападениям неизвестных недругов. Он прекрасно стреляет из лука, чего я делать не умею. Он – Первая шпага королевства, а для меня фехтование – это баловство. И я уже молчу о том, как выгодно он отличается от меня внешне: этот атлант одним кулаком, наверное, может противника уложить… Где я и где он, Конти… Ничего нет удивительного в том, что принцесса любит своего Красного рыцаря.

Во время речи наместника француженка поднялась и бесшумно подошла к нему, встав слева от графа. Едва Генуэзский замолчал, девушка произнесла ровным голосом, глядя в парк через стекло оконного проёма:

– Ирена полюбила Райта тогда, когда он ещё не был официально признан Первой шпагой королевства, не получил свой орден и не носил два громких титула, а был просто Красным Джоном. Вольным воином леса.

Ричард Кост повернул голову в сторону кузины и произнёс:

– Тем более…

И снова перевёл взор за окно.

В гостиной ненадолго повисло молчание. Д’Альбре понимала, что переубедить кузена ей не удастся, что образ Райта заслоняет пред взором лорда Бредфорда все собственные достоинства, умаляя их до ничтожного. Но француженку удивляло другое: это не было ревностью… Граф Генуэзский, прекрасно зная о чувствах наследницы к Дважды герцогу, почему-то не видел в нём соперника…

– И даже если я стану мужем принцессы, имея на неё все законные права, она всегда будет любить только его, – подтвердил догадку Констанции Ричард. – Я это понимаю. Я с этим примирился. Но поймёт ли он меня?.. Он верноподданный – да, но он – мужчина?.. Мужчина, любящий бескорыстно, искренне и безбрежно. Я не хочу обрести в его лице врага, видит Бог. Но и делить жену с ним я не сумею.

Снова молчание. Де Нанон было сложно разорвать сердце меж двумя лордами, один из которых стал для неё роднее всех родных, с детства угадывая каждый её шаг, а второй превратился в настоящего соратника и названого брата. Ни первого, ни второго её сердце не могло предать. Слишком дорожила она и графом Генуэзским, и Дважды герцогом, чтобы развеять сомнения одного и разрешить дилемму другого.

Это была уже не её игра…

Это была партия принцессы Уэльской.

– Что мне делать, Конти? Что?!

– Быть с ней предельно откровенным, – ответила девушка.

– Я знаю, – кивнул Генуэзский, и светлые волосы вновь красиво качнулись вдоль его плеч. – С ней нельзя иначе. Я другом ей хочу стать, близким другом. Хочу, чтобы она научилась доверять мне. Но как это сделать, не ведаю… Между мною и принцессой стоит ещё и Остин Вендер. Я один, их двое – её верных рыцарей. Я не справлюсь, кузина.

Констанция отвернулась от окна, подошла к секретеру, вынула оттуда бумагу, перо и чернила, поставила их на письменный столик.

Граф обернулся.

– Напиши ей, – отозвалась на его мысленный вопрос француженка. – Объясни наследнице всё как есть, как чувствуешь. Вы должны играть на одном поле. Вы должны понять друг друга. И чем раньше это случится, тем лучше. Я не могу быть уверенной, что у меня получится отыскать человека, которого я давно я ищу… Я не знаю, жив ли он – тот, на кого я возлагаю свои надежды. Тот, от которого зависит будущее Англии.

– А если нет? – затаив дыхание прошептал Генуэзский. – Если твои фигуры спутаются, и окажется, что всё не имело смысла?

Де Нанон обратила взор к кузену и после недолгой паузы тихо произнесла:

– Тогда ты женишься на Ирене и сделаешь всё, чтобы она не отреклась от короны.

В глазах француженки было достаточно решимости, чтобы хотя бы малая её часть передалась наместнику. Генуэзский опустил ресницы.

– Вы желали видеть меня, виконт? – приподнявшись с кресла, чтобы приветствовать гостя, спросил герцог Ландешот.

Джером кивнул, приблизился к столу начальника королевской охраны и склонился вперёд, упёршись руками в столешницу. Чёрные угольки его глаз впились в лицо первого пэра. Кост поёжился.

– Я хочу попросить Вас об одной услуге и надеюсь, что Вы мне не откажете.

– Если это в моих силах… – развёл руками герцог.

– В Ваших, – кивнул Остин Вендер. – Устройте мне встречу с Филиппом Говардом.

На лице Ландешота отразилось недоумение.

– Вы в своём уме?

– Абсолютно, – выпрямившись, ответил молодой страж и тронул эфес шпаги. – Мы давно не виделись, и мне необходимо задать тайному агенту несколько вопросов.

Светлые брови капитан-лейтенанта красноречиво задвигались.

– То есть Вы отдаёте себе отчёт в том, что это практически невозможно?

– Милорд, я знаю, что это в Ваших силах, – спокойно произнёс Джером, продолжая наблюдать за мимикой пэра.

– Зачем Вам понадобился Говард?

– Я не могу ответить на этот вопрос, милорд.

– Виконт, Вы понимаете, что я смогу Вам помочь, лишь зная, на что иду?

Остин Вендер сделал несколько шагов по кабинету начальника охраны, серебряные шпоры стража звонко отстучали ритм мыслей своего хозяина. Так резко обернувшись, что алый плащ взметнулся в воздухе, словно крылья птицы, фаворит наследницы спокойным и уверенным тоном проговорил:

– Вас удовлетворит такой ответ: только Филипп Говард может пролить свет на одну неприятную историю, в которую замешаны два близких мне человека.

Серые глаза Ландешота продолжали внимательно всматриваться в красивое лицо виконта Родберри, ни единый мускул которого не дрогнул при произнесении этих слов. Мысли в голове первого пэра заработали с удвоенной скоростью. «Единственный? Говард работал с Карлайл, но это уже в прошлом. Кардинал? Но наследница сама уже всё поняла относительно Франции… Остаётся только давняя история с адмиралом и… Остин Вендер – он же… – герцог прищурился, вспомнив родословную новоиспечённого виконта, и новая мысль осенила его: – Потомок Брэндонов по женской линии!»

– Ваша кузина, леди Клинтон – это первый человек, а кто второй?

Джером усмехнулся прозорливости начальника охраны. Ландешот вышел из-за стола, всё ещё не отрывая взгляда от лица фаворита.

– Неудивительно, что Вы так быстро догадались, о каком деле я веду речь, – ответил Остин Вендер.

«Испанец! – осенило герцога. Он резко отвернулся и подошёл к окошку, чтобы не выдать своего гнева и бешеной птицей заколотившегося сердца. – Шесть лет испанец в Англии, почти семь лет назад испанские иезуиты на корабле графа Джингла из флотилии адмирала Линкольна привезли порох, едва не подорвав Ротсея! И тело одного из них так и не было найдено. Так вот почему он не назвал своего истинного имени на суде. Бог мой, всё совпадает: его манеры, прозвище «Преподобный», дружба с принцессой! Испанец! Чёрт подери, кто же ты на самом деле?! Надо сделать запрос в Шотландию…»

Капитан-лейтенант обернулся, пронзив визитёра взглядом. Остин Вендер остался невозмутим.

– Так Вы поможете мне, милорд?

– Помогу, – кивнул Ландешот.

Сара проскользнула в дверь, сделала книксен и озадаченно доложила:

– К Вам наследник, миледи.

– Принц Август? – удивлённо приподняла брови Анжелина. – Что ему нужно?

– Видеть Вас хочет.

– А сказать, что меня нет? – развела руками красавица.

– Как я ему это скажу, если он видел, что Вы возвращались с охоты и входили к себе? – буркнула в ответ мулатка.

– Но… – растерянно зашагала по комнате принцесса, – моего мужа сейчас нет, как я могу принять постороннего мужчину?

– Он Ваш деверь, – напомнила камеристка. – И наследный принц этой страны.

Анжелина встала посреди комнаты, как вкопанная, понимая, что назад отступать невозможно, но если Август снова в отсутствие мужа проникнет в её покои, то и в дальнейшем сможет посещать невестку беспрепятственно.

– Хорошо, зови, я сейчас выйду. Только не вздумай уйти из кабинета ни на секунду!

– Слушаюсь.

Сара юркнула в дверь, отделяющую супружескую спальню принца и принцессы Бранденбургских от гостиной и кабинета, в котором Фридрих обычно вёл какие-либо переговоры.

Подойдя к зеркалу, красавица взглянула на своё мертвенно-бледное лицо и постаралась растереть щёки, чтобы лёгкий румянец намекнул принцу на её смущение. Ничего не вышло. Щёки были бледны, как и прежде, а холодные черты снова придавали красавице сходство с мраморным изваянием.

Анжелина поправила заколки в волосах и вышла из спальни.

Принц Август, едва мулатка распахнула перед ним дверь в покои младшего брата и его прекрасной супруги, порывисто вошёл внутрь. Он вообще многое в своей жизни делал порывисто, что подчёркивало решительную и расчётливую натуру будущего правителя. От былой меланхолии, в которой наследник провёл минувший год, не осталось и следа.

Войдя в столь знакомый с детства кабинет, Август обвёл его глазами, словно улавливая присутствие здесь чего-то нового, чего не было раньше – того неясного оттенка женственности, какой привносит в холостяцкую обитель появление молодой и полной жизненных сил красавицы. В воздухе витал едва уловимый аромат тонких духов с нотками жасмина, на столе красовалось блюдо с персиками и восточными сластями.

Через мгновение в проёме дверей появилась стройная фигура невестки короля.

– Чего изволит Ваше Высочество? – холодно по-английски спросила принцесса.

– Анжелина, я имел смелость писать английскому королю по личному делу, но не могу доверить депешу моим гонцам. Более того, никто не планирует ехать в Англию по политическим вопросам, а если канцелярия узнает о моём отправлении, то посчитает нужным его переписать и запротоколировать, чего я бы не хотел делать.

– И чем я могу Вам помочь?

– Полагаю, Вы переписываетесь с английским двором. Поэтому прошу Вас к своему конверту приложить и мою записку, – кладя на стол голубой листок бумаги без печати, проникновенно произнёс принц. – В ней нет ни слова о политике, и она не сможет никого скомпрометировать. Чтобы Вы были уверены в безобидности моей просьбы, письмо не запечатано, и за Вами я признаю полное право его прочесть.

– Я не читаю чужих писем, принц, – ответила красавица, – и мне достаточно Вашего слова.

– Миледи, мне льстит такое доверие, – поклонился невестке наследник престола, подошёл к ней и поцеловал наконец-то руку в знак приветствия и благодарности одновременно. – И всё же Вы очень смелая женщина.

– Разве могут быть какие-то причины с Вашей стороны желать погубить меня, тем более найти карателя в лице моего дядюшки?

– Я знаю, что одно неосторожное слово, оброненное в Вашей стране, может послужить причиной заточения в Тауэр и казни, – мягко улыбнулся Август, а лицо его при этом удивительным образом преобразилось, став живым и располагающим к себе. – Поэтому я был предельно осторожен, чтобы не задеть Вашу честь.

– Меня больше интересует моя честь при Вашем дворе, принц, – заметила Анжелина. – Ведь я теперь ваша принцесса, и к Англии не имею никакого отношения.

– Вы абсолютно верно рассуждаете, – ответил мужчина, приблизился к столику и, положив средний палец на письмо, протащил его к противоположной стороне столешницы. – А у нас здесь всё читают, вынюхивают, отслеживают… Я хотел сказать, всё записывают и фиксируют. Любую бумажку. Чихнуть нельзя без ведома канцелярии.

– Зачем Вы мне это рассказываете, Ваше Высочество? – недовольно повела бровями молодая женщина.

– Так… – развёл руками наследник. – К слову пришлось. Я буду Вам признателен, если Ваш посыльный передаст мою записку королю Ричарду.

– Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы записка перебралась через Па-де-Кале.

– Буду безмерно благодарен Вам, миледи, – снова подойдя к невестке и целуя её руку, прошептал наследник.

– Вы такой странный, Август, – нашла в себе силы произнести вслух то, что накопилось в голове, молодая женщина. – И внушаете мне противоречивые чувства. Вы постоянно чего-то хотите от меня, но не говорите толком, чего именно. Иногда мне кажется, что Вы меня ненавидите, а иногда я думаю, что нужна Вам для каких-то интриг.

– Я отнюдь не интриган, – печально посмотрев в глаза красавице, ответил мужчина. – Этого я не умею. Но я дипломат, и могу урегулировать любой политический вопрос. А вот плести за спиной сети – не моя прерогатива. Для этого при прусском дворе хватает шпионов и недоброжелателей. Но я Вас уверяю, дорогая сестра: Вам бояться нечего. Пока я жив, с Вами ничего дурного не случится.

– Благодарю, – с едва заметной усмешкой ответила Анжелина. – Хоть и не понимаю этих странностей.

– Ничего странного в моём поведении как раз нет, – возразил принц. – Я живу по законам земным, человеческим. Я защищаю свою семью и Вас в том числе. А если говорить в масштабах нашей объединённой страны, то здесь королевский род неприкосновенен. И Вы, как принцесса Бранденбургская, неприкосновенны.

Красавица усмехнулась:

– Англичан этим не напугать. Тем более Тюдоров.

– Да… – кивнул немецкий наследник, прошёлся по комнате и, словно вспомнив что-то, воскликнул, раскинув руки: – И всё же странная у вас страна! Казнят королев, как простых смертных. Я бы не хотел родиться женщиной и носить корону в Англии.

– Это отнюдь не традиция. Казнят лишь виновных в государственной измене, – заметила Анжелина, понимая, на что намекает деверь. – Кроме того, мой дед^[2], думаю, имел на это полное право. Вместе с королевами были казнены и другие заговорщики.

– Да, я согласен, – снова приблизился к невестке принц и улыбнулся краешком губ. – Необязательно быть королевой, чтобы потерять голову.

– Я бы сказала иначе, – холодно отпарировала красавица. – Необязательно терять голову, чтобы оказаться свергнутой с трона. И вовсе не обязательно терять голову, чтобы быть рядом с королевой.