Де Нанон поджала губы и покачала головой. Мужчина понял, что говорить она не будет.

– Я сегодня же должна уехать, милорд, – по-английски произнесла девушка. – Сейчас позовите моего слугу, я дам ему распоряжения, а после ещё пару часов смогу уделить Вам, если пожелаете.

– Желаю, – кивнул Ландешот. – Тем более, если Вы уезжаете, я желаю надышаться теми мгновениями, что Вы проводите в Виндзоре, миледи. Ведь, вероятно, Вы сами не знаете, когда вернётесь?

– Не знаю, – кивнула девушка. – Но надеюсь, что очень скоро… И с добрыми вестями!

Тяжёлая дверь неприятно скрипнула. В полутьме комнаты явственно виднелись очертания огромной кровати. Анжелина сидела на кресле, обхватив колени и откинув на спинку голову.

Фридрих, практически не издав ни звука, приблизился к жене. «Бесшумно скользящие шаги у них в крови, наверное», – подумала английская красавица и медленно повернула голову в сторону мужа.

Неясный свет трёх больших свечей в канделябре бросал на лицо и тело англичанки дрожащие блики. На ней была только лёгкая рубашка из белого батиста. Высокая полная грудь Анжелины мерно вздымалась под прозрачными складками. Красно-каштановые локоны красиво спускались вдоль щёк на плечи. Принц мысленно выругал сам себя за то, что уже полторы недели не приближался к собственной жене, занятый объездом молодых жеребцов и романом с Фишер.

– Я давно тебя не видел, – извиняющимся тоном произнёс он на немецком языке.

– Да, я тоже тебя не видела очень давно, – членораздельно ответила красавица.

Мужчина сел на подлокотник кресла и несколько раз аккуратно поцеловал тонкую белую шею принцессы. Она осталась холодна. Такой реакции, вернее, её полного отсутствия, Фридрих не ожидал.

– Ты не прогонишь меня, Энжелин?

– Отчего же? Ты мой муж, – глядя в одну точку перед собой, нейтрально произнесла красавица.

Голос её прозвучал отрешённо, словно вовсе не она всего лишь два месяца назад, затаив дыхание давала обещание перед алтарём любить его всю свою жизнь.

– Обиделась?

– Нет, что ты. Я привыкла быть одна.

Фридрих понял, что разговаривать на эту тему не имеет смысла. Уверять Анжелину в чём-либо он просто не рисковал. Единственный способ загладить вину – одарить жену той лаской, которой ей так не хватало в эти 10 дней.

Принц крепко обнял супругу, поднял на руки, усадил к себе на колени. Бессознательно она прикоснулась к его затылку, слегка взъерошив длинные золотистые волосы. Нежные поцелуи мужчины покрыли шею красавицы, спустились на грудь и стали настойчивее. Тёплые руки ласкали её истосковавшееся по нему тело. Бороться с самой собой было трудно: отчаяние и обида крепко переплелись в сердце принцессы Бранденбургской, но сейчас на их место вставала обыкновенная человеческая страсть. Противиться себе Анжелина не хотела – признать, что ей не хватает мужа, как любовника, было невыносимо сложно для собственной гордости, но и игнорировать его после стольких дней отсутствия близости она уже не могла.

Фридрих уложил жену на белое покрывало и, нависнув на ней, мягко улыбнулся: «Не дуйся – лопнешь…»

– Вы желали меня видеть, виконт? – холодно бросил Роквелл своему лучшему агенту, оторвав взгляд от бумаг, что делал крайне редко, когда его прерывали.

Филипп галантно поклонился, невольно заставляя советника ещё раз убедиться в том, что из будущего молодого герцога выйдет отличный король… Грациозный и красивый любимчик для народа. «Вкусная» картинка.

– Да, Ваша Светлость. Я кое-что обдумал относительно плана «А»…

– План «А» с треском провалился по Вашей вине, едва леди Анжелина покинула храм женой немца.

– О нет, – повёл головой виконт по учтивости и опустился на стул, напротив тайного советника. Глядя в выцветшие усталые глаза Роквелла, он произнёс шёпотом заговорщика: – Я затаился неспроста, у меня есть иное предложение…

– Слушаю Вашу версию и надеюсь, что она меня устроит, – хмуро ответил советник, бросив перо на стол.

– Я благоразумно молчал о нашем сговоре с маркизой, чтобы никто не мог оспорить моё право на другую девицу.

– Вы что, влюбились, виконт? – пренебрежительно спросил Роквелл.

– Какое отношение к делу имеют мои чувства, если мы говорим о политике? – рявкнул Говард. – Выслушайте меня сначала, а после ворчите.

Советник снова кивнул, призывая мужчину продолжить речь.

– Отыщите мне способ выслужиться. Я должен вернуть герцогскую корону и как можно быстрее, пока брачный договор наследницы не подписан, пока король не выбрал имя претендента.

– То есть Вы сами хотите попасть в этот договор, – догадался Роквелл. – Умно, согласен, очень умно.

– Наслышан о том, что двор болтает об очаровательном графе Г. И кумушки полагают, что он был интересен принцессе. Я понаблюдал за Её Высочеством пристально и руку даю на отсечение: она как была без ума от своей свободы, так и упивается ею в обществе рыцарей Красного ордена. А этот Джером Остин Вендер ни на шаг не отступает от неё.

– Похоже, он Вам порядком надоел, – едва заметно усмехнулся Роквелл.

– Сплю и вижу, как бы от него избавиться, не буду отрицать, – склонил голову Филипп. – Но пока я не представлен принцессе лично, как герцог Норфолк, ничего не могу сделать с её фаворитом.

– Я Вас понял. Вы хотите ратовать за руку Ирены Луизы, а не пытаться вернуть в королевство леди Анжелину.

– Принцесса Бранденбургская пусть остаётся на своём месте при своём муже, – делая акцент на правильном титуле бывшей маркизы, произнёс Говард. – Пусть спокойно рожает от него детей.

– Наследники первой очереди – Уэльская и её дети. Наследники второй – Анжелина и её потомство.

– Я это помню, – хищно улыбнулся Филипп. – Ослепить счастьем короля – вот мой план. Сделать его счастливым дедушкой, чтобы он мог спокойно уйти на тот свет… Вместе с дочкой, как когда-то ушёл отец леди Анжелины Линкольн вместе со своей женой.

План советнику понравился, о чём свидетельствовал довольный кивок головой.

– У меня у Вам два вопроса, Филипп, – прищурился советник. – Первый: сможете ли Вы исполнить супружеский долг с дочерью Тюдора, чтобы она в итоге родила?

– Разве она не женщина? И надо сказать весьма привлекательная, в моём вкусе, – поправив рукой усы, промурчал Говард. – Подозреваю, что всё ещё невинна, как дитя, и эта игра мне доставит массу удовольствия.

– Хорошо, главное не терять голову, – сухо ответил Роквелл. – И второй вопрос: убить потом своего ребёнка рука поднимется?

Блёклые глаза советника впились в чёрную радужку Говарда. О планах сочетать браком Анжелину и Филиппа, как регентов при малолетнем короле, чтобы на трон могли сесть потомки новой династии, оба помнили слишком хорошо. Сын Фицалана так недобро рассмеялся, что по коже стареющего политика пробежал холод:

– Вы меня плохо знаете, милорд. Я настолько сильно ненавижу всех Тюдоров, что не прощу и капли их крови даже в собственном отпрыске! Подчинить дочь Ричарда Благостного себе как женщину, – это где-то даже лестно, отомстив тем самым за деда и прадеда.

– Вы страшный человек, виконт, – прищурился Роквелл.

– Я делал исключение для маркизы только потому, что она Ваша дочь, – очень тихо низким голосом проговорил Филипп. – Если бы не знал этого наверняка, ни за что бы не согласился стать её женихом и не стал бы уважать так, как уважаю.

Роквелл внутренне содрогнулся и сжал пальцы ног до боли, чтобы не измениться в лице.

– Этого никто уже не докажет, она уничтожила всё, что могло хоть как-то отстранить её от трона Тюдоров, – гробовым голосом произнёс советник.

– Умная наша красавица, – хищно улыбнулся Филипп и поднялся со стула. – Я могу считать, что мои коррективы плана «А» приняты?

Герцог молча кивнул в ответ.

Виконт покинул его, отстучав по полу каблуками. Роквелл сумел расслабиться лишь в тот миг, когда за молодым мужчиной закрылась дверь. Он вынул батистовый платок и стёр мгновенно выступивший на лбу пот.

Крёстный отец бывшей маркизы и сам хотел бы, чтобы слова агента оказались правдой, но кому, как ни ему, было наверняка известно, что родила принцесса Мария от законного мужа. В своё время, чтобы сбить с толку клан Говардов, пришлось соврать, что Анжелина – плод запретной любви, и француз из рода д’Альбре-Валуа не имеет к её зачатию никакого отношения. В конце концов, фамильное сходство меж нею и родственниками Роквелла: адмиралом Линкольном и графом Джинглом было налицо… В прямом смысле этого слова. Говарды поверили, простив девушке кровь Тюдоров.

На деле же все вышеперечисленные лица были попросту потомками одного человека: Чарльза Брэндона, которого по сей день вспоминали при дворе как счастливчика и мужа «Розы Тюдоров».

Толстые пальцы советника забарабанили по столешнице. В юности он обещал принцессе Мери корону – она смеялась в ответ. В молодости он обещал над её остывающим телом, что единственная дочь Линкольнов станет королевой, и не мог позволить, чтобы правда о происхождении отца Анжелины всплыла из бездны времени.

Как никто зная, что родной матерью Анри Герриэта была Мария Брэндон – одна из дочерей-близнецов Третьего герцога Саффолка^[18] и его любовницы – леди Катерины, наполовину француженки, Роквелл молчал об этом почти 30 лет.

Молчал он о факте, что в детстве девочек, которые родись раньше его самого всего на два года, разлучили. Одну из близняшек – Кэтрин – признал своей дочерью законный муж любовницы Саффолка – сэр Патрик Бланш. Вторую – Марию – увезли на воспитание к родне по матери во Францию, где она очень скоро стала возлюбленной Антуана де Герриэта, будущего герцога д’Альбре и короля Наварры… В то же время её сестра-близнец в Англии вышла замуж за графа Джингла, родного дядю советника, и стала матерью Джулиана и Анны Роквеллов.

Наскоро венчанная Мария Брэндон во Франции умерла родильной горячкой, подарив мужу сына – будущего Первого маркиза Линкольна из Беркшира… В свою очередь, этого ребёнка признала своим вторая жена наваррского короля, и трёхлетний Анри был провозглашён принцем и наследником Наварры.

Судьба распорядилась так, что Самуэль Кестенфилд, он же герцог Роквелл, он же тайный советник королевства Англия, через свою мать Элеонору Роквелл был не только двоюродным братом Джулиана Роквелла – отца Лоренса, Джулии и Лоуэна, но и двоюродным братом леди Анны – графини Линкольн, супруги низложенного адмирала. И в какой-то мере родственником французского дипломата Анри де Герриэта, законного мужа принцессы Марии Тюдор…

Поразительное сходство двух девушек из, казалось бы, разных семей – Анжелины Геррит и Джулии Роквелл – объяснялось очень просто: их бабки родились сёстрами-близнецами…

Первая леди оберегалась от этой информации все годы, но пару лет назад советник заметил изменения в девушке и сумел разведать, что ей стала известна какая-то семейная тайна. Но о чём именно узнала маркиза: о первом браке Антуана де Герриэта, лишавшим её права на корону Наварры, или же о несуществующей связи между принцессой Мери и им, Самуэлем Кестенфилдом? Тогда, в 1602 году многие видели в молодом мужчине и принцессе любовников, тем самым объясняя не очень выгодный союз Англии и Франции через брак королевской дочери с наследником герцога д’Альбре, королём опальной в те годы Наварры…

Но Анжелина упорно избегала всех разговоров, и советник до сих пор не знал, какая из двух версий: правдивая или придуманная – стала известна его крёстной дочери. И что самое непонятное – от кого? Живых свидетелей рождения близнецов Кэтрин и Марии Брэндон к 1623 году уже не осталось.