День двадцатый, 20 июля

Ровно неделю Анна Фишер звалась при дворе баронессой фон Хафнер. После венчания стареющий супруг, больной подагрой и ревматизмом, был отправлен домой, в свой старый замок, а его молодая жена, ставшая дамой при дворе короля, наслаждалась свободной жизнью.

Белокурая Кэтрин Бланш широко распахнутыми глазками смотрела на подругу, словно на богиню. Эмели Роуз, опустив изогнутые тёмные ресницы, завистливо слушала их разговор. Новобрачная произносила слова отрешённо и холодно, слегка свысока, чем напоминала манеру разговаривать маркизы Линкольн в девичестве:

– Мне нравится моё положение. Старик скоро умрёт, и я сделаюсь свободной. Захочу – выйду замуж вторично, а не захочу – останусь вдовствующей баронессой.

– Как быстро тебе удалось устроить своё счастье!

– Да, большего счастья, чем быть замужем и не видеть старого мужа, и придумать сложно, – усмехнулась гордячка.

– Научи меня тоже!

– Дурочка ты, Кэт, – фыркнула Анна. – В этом деле как раз учиться не нужно ничему. Опытных наш принц не будет так обихаживать. Достаточно быть просто нежной и покладистой с ним. Но не терять разума и чести.

– Как это: оставаться покладистой и не терять чести?

Молодая баронесса развернулась к подруге:

– Очень просто, Кэт. Если бы я дала принцу доступ к своей спальне сразу, то не получила бы брачного договора.

Блондинка захлопала ресничками. Брюнетка, стоящая тут же неподалёку, подошла к подруге, привычно наматывая длинный локон на палец, и уточнила:

– То есть баронство в обмен на право первой ночи?

– Да, именно так. По-моему, выгодная сделка, – повернувшись к ней, ответила Фишер.

– Значит, теперь ты станешь фавориткой принца? – приподняла брови Бланш. – Обойдя саму леди Ан… принцессу Бранденбургскую?

– О нет… – потянула безразличным тоном Анна и взяла со столика зеркальце в черепаховой оправе, чтобы посмотреться в него и поправить причёску. – Принц меня ничуть не любит, и тягаться с его женой мне не по силам. Впрочем, от одной мысли, что я наставила ей рога, мне петь хочется.

– И долго тебе в своей спальне его терпеть? – нахмурилась Роуз. – Или этот Ураган тебе уже нравится?

– Нет, у нас как-то не сложилось в постели, – отложила зеркало баронесса. – Я для него слишком неопытна, и потому он быстро потерял интерес. Вчера принц сказал, что оставит меня впредь в покое, больше я могу его не ждать. Надо ли говорить, что такой расклад меня лишь радует?

– Зачем же тогда он тебе это всё предложил? – развела руками блондинка.

Анна посмотрела в глаза компаньонке и пояснила:

– Наша красавица маркиза разбудила в нём инстинкты охотника. Он снова вспомнил, что значит быть «первопроходцем» у невинной девушки. Теперь, надо полагать, будет ловить девственниц при дворе. Это просто азарт. А король потакает желаниям любимчика, быстро и выгодно выдавая замуж всех его наложниц. Так что, девочки, ловите свой шанс. Принц-Ураган не так уж и страшен в постели, как болтают о нём дамы, поверьте, хоть и слишком пылок – тут не спорю. Нужно это просто перетерпеть.

Узнав королевский вензель Тюдоров, губернатор Генуи почувствовал, как дрогнуло сердце. Она решилась ответить ему письмом… О таком повороте событий наместник не думал и мечтать, но вот реальность – послание принцессы Уэльской уже дрожит в его руках.

Дверь за Лоуэном Роквеллом закрылась.

Тонкие пальцы лорда Бредфорда проворно вскрыли печать и вынули белые листы. Ровные строчки, выведенные аккуратным девичьим почерком, поплыли перед глазами. Сердце, казалось, остановилось, кровь отлила от лица, и Генуэзский, нащупав позади себя стул, тяжело в него опустился.

Переведя дух, он налил в стакан воды, осушил его и вновь обратил взор на бумагу.

Написанные слова звучали в голове её голосом. Лорд Бредфорд так погрузился в чтение, что ощущал, словно разговаривал сейчас с наследницей трона. Она всё писала верно… И брак только по политическим соображениям им обоим не нужен, и подставлять его под удар она не желает.

Ни слова о Райте. Ни слова о своих чувствах, о женской слабости.

Нет, эта девочка достойна короны! Похоже, её недооценивают и монарх, и даже сама Констанция…

Генуэзский стёр платком пот со лба. Нервы его сдавали. «Не хочет… Она меня, как мужа, не хочет… Боится? Намекает на проклятье Валуа, но это же только отговорки… – мысленно размышлял граф, вертя в руках бумагу. – И что я должен ей ответить? Что знаю истинную причину нежелания вступать в брак с кем бы то ни было? Но ведь её Дважды герцог находится в положении ничуть не лучше моего: если она объявит о помолвке с ним, его точно так же пристрелят при первой возможности… Впрочем, кажется, я понял тебя, Элисса Английская…»

Наместник склонился над столешницей, снова внимательно всматриваясь в строки письма. Перечитав ещё раз, лорд Бредфорд сам себе кивнул – он сумел уловить эмоции, с которыми отвечала на его послание наследница. Холодный политический тон и ничего личного.

Отложив бумагу, губернатор Генуи наклонился, отодвинул один из ящичков стола и вытащил небольшое овальное зеркало. Глядя на своё отражение так, чтобы сосредоточить внимание лишь на глазах, Генуэзский произнёс едва слышно, обращаясь уже к ней – принцессе туманной Англии: «Милая Ирена, если мне суждено сложить свою голову у трона Тюдоров, я сделаю это не задумываясь. Мне не для кого беречь себя, а после моего ухода ты сможешь позволить себе думать о том, кто занимает твоё сердце. Если такова будет цена вашего с ним счастья, я отдам тебе свою жизнь, моё второе «я»… Отдам, не жалея ни о чём. Но если ты решишься встать со мной у алтаря, а после я выживу, то потом никогда ни с кем тебя уже не разделю. Ты станешь мне настоящей женой, я… объясню тебе, почему так можно, милая Ирена. И ты не будешь больше бояться проклятья».

Ричард Благостный повертел в руках маленький листок с короткой строкой: «Польские соболя хороши, но привередливы, посему под английский климат не приспособлены», – и обратил взор на министра.

– Что он сообщает? – поинтересовался Дешторнак.

– Предупреждает, что Владислав^[17] нам не чета, – ответил король.

– Высочество изволит перечить Величеству? – добро усмехнулся в усы граф.

Ричард откинул бумажку на стол и забарабанил пальцами по его поверхности:

– Выходит, что так. Иначе расшифровать эту записку я не могу.

– Он умён, как десять королей, но не хочет этого показывать, – произнёс Клиффорд. – Подозреваю, Польша не очень довольна тем, что наследник он, а не Фредерик.

– Совершенно недовольна, – кивнул Ричард IV и стал потирать в задумчивости красивую бородку левой рукой. – Но у нас нет выбора сейчас, а предложить варианты дочери я должен, иначе она воспримет свадьбу с Генуэзским, как насилие над собой. Ты сам мне это говорил.

– Этому альянсу всё равно быть, Ваше Величество. Даже если не как браку, то как политическому оплоту. Они поняли друг друга слишком хорошо при встрече.

– В этом я не сомневаюсь, Вильям.

Де Нанон в третий раз пробегала расширившимися от ужаса глазами коротенькую записку. Ноги подкосились. Девушка схватилась рукой за оконную раму и с трудом сделала несколько шагов, чтобы подойти к столу с колокольчиком. Позвонив, она вцепилась в спинку стула и дождалась камеристки.

Девушка сделала книксен.

– Немедленно позови ко мне герцога Ландешота, – приказала д’Альбре холодным тоном, чтобы не выдать слишком явного своего волнения.

Сердце бешено колотилось в груди. Едва Жозефина покинула будуар, герцогиня по стеночке дошла до секретера, на котором стояли свечи и лежало огниво. Взяв последнее, она, так же едва ступая, дошла до камина. Руки дрожали. Лишь с четвёртой попытки удалось высечь пламя и запалить записку. Бросив огненный клочок бумаги меж холодных камней, Констанция выпрямилась и вдохнула полной грудью. Лёгкие отозвались болью…

«Если это правда… Если я нашла её, если он жив…» – бессвязно кружились в голове француженки мысли, в то время как дышать становилось всё труднее. Девушка добралась до окна и распахнула его настежь. Свежий ветер дунул в лицо, голова перестала кружиться, но боль не уменьшалась: сердце ныло, а кровь ударила в виски. Констанция коснулась руками груди и попыталась ослабить корсаж. Мысли завертелись с новой силой.

Сколько времени провела она так, у распахнутого окна, д’Альбре не знала, но очнулась от дум, когда за спиной раздались знакомые шаги. «Я поспешил на Ваш зов, маркиза, – начал говорить герцог, но едва девушка обернулась, он бросился к ней, протянув руки: – Да что с Вами?! Вы так бледны, Господи! Врача!»

Де Нанон рухнула в руки первого пэра без чувств.

Принцесса и фаворит катались верхом. День выдался тёплый, даже слишком, и быстрый аллюр на разгорячённых лошадях, с одной стороны, давал возможность играть в догонялки с ветром, а с другой стороны, разогревал тело.

– Всё – надо купаться! – категорически заявила девушка и поспешно спустилась с Бурана.

– Что? – округлил глаза Джером. – Купаться? Сейчас?

– Да! И мне плевать, что скажут люди!

С этими словами принцесса развязала пояс длинного шлейфа амазонки и скинула колет. Джером спешился, продолжая пялиться на названую сестру удивлёнными глазами. Корсета на ней не было. Оставшись в белой батистовой блузке и синих трико, принцесса вошла в волны Темзы.

– Ну, давай! Чего ты боишься?!

Джером махнул рукой, снял плащ, колет, дублет и сапоги. Войдя в воду, он почувствовал необыкновенно приятную негу, которая разлилась по всему телу. Принцесса плескалась, как ребёнок, звонко смеялась и брызгала в названого брата водой. «Оправдываешь своё прозвище, Русалочка!» – подумалось Остину Вендеру.

Через полминуты к берегу подоспел эскорт. Ребята из третьей смены под предводительством Сема Тоберта улыбались до ушей, наблюдая весьма умильную картину купания наследницы.

– Чего встали? Давайте к нам! – призывно смеясь, позвала друзей Ирена.

Рыцари не заставили себя просить дважды. Только Сем Тоберт приказал половине остаться на берегу, чтобы следить за обстановкой, а потом поменяться.

Филипп Говард, наблюдавший за прогулкой Ирены с круглой башни, опешил и опустил подзорную трубу. «Не может быть, это уже ни в какие рамки…» – пробормотал мужчина и снова поднёс оптику к глазам. Приблизив изображение, он навёл его на наследницу, которую не особенно скрывали тёмные волны Темзы. Тонкая рубашка, промокшая насквозь, подчёркивала её точёную фигурку в те мгновения, когда наследница показывалась над водой.

Новая мысль мелькнула в голове виконта. Он опустил трубу, захлопнув её, прищурился, облизнулся и поспешно спустился в канцелярию.

Едва врач покинул покои француженки, Ландешот плотно запер двери, оставив за ними даже верного Жака, который первым прискакал на помощь своей госпоже. Герцог склонился над изголовьем её кровати.

– Вы простите мне эту дерзость, мадемуазель? – глядя в глаза де Нанон, спросил мужчина на родном языке дамы. – Обычно я не врываюсь в девичьи спальни, но Ваша жизнь слишком дорога для меня, чтобы я оставил Вас хоть на минуту сейчас.

– Пустяки, герцог, я скоро приду в себя, – усаживаясь выше на подушках, ответила француженка и подтянула покрывало на грудь. – Просто сердце не выдержало жары.

– У Вас? Привыкшей к более тёплому климату? – недоверчиво скосился начальник охраны. – Что произошло на самом деле?

Де Нанон поджала губы и покачала головой. Мужчина понял, что говорить она не будет.