О подростках ходит много мифов, часто взаимоисключающих. По моей просьбе учителя старших классов дописали фразу: «Подростки – это…».
Я просила написать первое, что приходит в голову. Вот что получилось:
– Подростки – это… дети;
– подрастающие дети и недоросшие взрослые;
– стадо бизонов, красивых и сильных, поднимающих пыль столбом;
– наше будущее;
– прекрасный народ, живой, любознательный, заявляющий о себе;
– мои друзья;
– «трудные» дети;
– недоумки;
– дети со сложной психикой;
– очень ранимые люди;
– трудный и интересный возраст, несчастные люди, недоростки (отсюда и комплексы);
– симпатичные существа, очень закомплексованные;
– неуправляемые дети;
– как правило, дети с кучей проблем;
– ранимые деревца;
– загадка общества;
– подростки – это мы 20—30 лет назад…
Это и есть то самое общественное мнение, или мифы, которые зачастую не соответствуют реальности. А какова же реальность?
Принято считать, что это возраст аномалий, патологий, однако на самом деле это нормальный период развития человека. Невозможно из состояния ребенка перейти в состояние взрослого без переходного периода.
Подросток уже перестал быть ребенком, а взрослые формы поведения им еще не приобретены, отсюда и сложности, с которыми большинство подростков со временем справляется самостоятельно.
Многие отмечают, что все подростки похожи друг на друга. Они действительно похожи, но только одним: своей непохожестью. Про какие-то возрасты можно говорить определенно, но старший подросток – это сама неопределенность, неоднородность, неодновременность, неравномерность, крайность.
Физическое, умственное, социальное развитие происходит не синхронно, одна линия может опережать другую. Мальчики сильно отличаются от девочек. Известно, что они отстают в физическом, физиологическом, психическом развитии на 2—3 года. Разрыв между девочкой, опережающей сверстниц в развитии, и мальчиком, отстающим от своих ровесников, может достигать 6 лет. И при этом они могут учиться в одном классе!
Цитирую девочек:
– Неприятное чувство вызвало у меня предложение моего ровесника «гулять» с ним. Это кажется мне глупым, так как я давно уже смотрю на парней на 2—3 года старше…
А среди высказываний мальчиков упоминания о противоположном поле встречаются совсем редко, для них это еще впереди.
И внутри однополой подгруппы тоже большие различия между детьми: кто-то взрослеет раньше – кто-то позже. Отличаются четырнадцатилетние от семнадцатилетних. Первые – еще дети:
– Скрыла оценку от мамы и переживала…
У семнадцатилетних уже «взрослые» печали:
– Извините, всего не могу рассказать…
В 9 классе преобладают проблемы с родителями и сверстниками, а в 11 – трудности юношеского возраста, связанные с любовью, будущим, самопознанием.
Отличаются и параллельные классы, один и тот же урок проходит в них совсем по-разному. Ребята с более развитым понятийным мышлением тяготеют к самопознанию, рефлексии. Те же, кто до этого еще не дозрел, любят поговорить о таинственном и волшебном, о гипнозе, парапсихологии. Старшие более критичны, лаконичны. Те, что помладше, пишут более искренне.
Я работала с мальчиками из ГПТУ, с девочками из Воскресной гуманитарной школы гувернанток. Разница огромна. Но все же, несмотря на разницу, подростки остаются подростками. Их можно называть барышнями, обращаться к ним по-французски, но это те же девчонки, которые немедленно переходят с французского на молодежное арго, едва остаются одни.
Когда текст книги был уже набран и я включила программу проверки орфографии, компьютер начал застревать на словах, которых нет в словаре. Коллеги стали поддразнивать меня: «Ну и слова ты употребляешь в своей книжке, а еще филолог!» Слова, действительно, не самые нейтральные. Иногда подростки шокируют своей грубостью, но зато им не откажешь в точности и экспрессивности. Обычно за внешней грубостью манеры стоит желание найти свой способ самовыражения. Вот почему мне не хочется менять эти подростковые словечки на общеупотребительные, пусть остается так, как есть.
Многие из начинающих психологов столкнулись с такой реакцией. Мы приходили в класс, говорили: «Ребята, у всех вас есть какие-то проблемы, трудности в жизни, в учебе, во взаимоотношениях с людьми. Психолог – это как раз тот человек, который помогает разрешать проблемы. Что вас беспокоит?» И в ответ слышали: «У нас все нормально»… И тогда мы чувствовали себя лишними, ненужными в школе. Либо успокаивали себя тем, что спрос на психологию еще не сформирован. Иногда обвиняли детей: им ничего не нужно, это бездуховное поколение! Иногда бичевали себя: нам не доверяют, мы плохие психологи…
Это я сейчас уже знаю, что проблем у подростков больше, чем у кого бы то ни было, но они предпочитают не распространяться об этом. Однажды десятиклассница помогла мне понять, в чем дело, когда сказала:
– Мне нравится, что в католической церкви, когда человек исповедуется, его не видно, он за маленьким окошечком.
Да, они хотят оставаться инкогнито, когда говорят, что у них все нормально.
Это все я знаю сейчас. Когда же только начинала вести уроки психологии, все виделось гораздо проще. И я повторила ошибку начинающих – по наивности спросила напрямик их самих: «Почему вы выбрали психологию? Что вы ждете от курса?»
Вот ответы:
– Не хватало двух часов до нормы, и мне подсказали записаться на психологию.
– Пошла из любопытства. Жду много интересного и нового.
– Этот предмет для меня новый, и мне интересно, с чем его едят. Хотелось бы самой научиться проводить тесты.
– Не имею представления о психологии, вернее, о вопросах, которые в ней обсуждаются, поэтому буду ловить каждое слово.
– Я гуманитарий, а психология – гуманитарный предмет, как мне кажется.
– Мне все интересно.
– (Густо зачеркнуто).
– Устранение конфликтов.
– Мне все равно.
– Все такое, о чем я не могу сказать.
– Тесты на все темы.
– Меня не интересуют никакие вопросы.
– Вопросы о…
Ну что ж, не густо. Ясно пока одно: ни я, ни они не знаем пока, чем мы будем заниматься на уроках. А о чем они недоговаривают, молчат?
Что это за многоточия? Я пошла путем проб и ошибок. Что-то получалось, какие-то занятия находили отклик. Что-то проваливалось. Наверное, на Западе со смеху померли бы, узнав, как у нас школьный психолог изобретает колесо. Но другого выхода я не видела, да и времени не было: уроки никто не отменял. И тут неожиданно «сработал» прием, который несказанно облегчил мою задачу.
Я предложила (анонимно, как всегда) ответить на вопрос «Что было приятного и неприятного в вашей жизни за последнее время?» И получила целый банк подростковых проблем.
Почему этот прием дал результаты? Я вижу несколько объяснений. Ну, во-первых, как уже было сказано, они не отвечают на вопросы, поставленные прямо, типа: «Какая у тебя проблема? Что тебя беспокоит?» В ответ Вы услышите скорее всего: «У меня все в порядке». На этот же раз вопрос был задан косвенно и не задевал самооценки человека.
Еще одна причина – анонимность и добровольность. Каждый волен отвечать либо не отвечать на вопрос.
И еще один момент. Я читала как-то, что психолог Нилс Лифсен из Хельсинки нашел самый простой способ избавить своих пациентов от тревоги и грусти. Он предложил всем страдающим писать ему письма с подробным описанием своих жалоб.1 И больные получили самое главное – возможность высказаться.
Этот же феномен имел место и в нашем случае. Примечательно, что почти никто не отказался выполнять задание (обычно несколько человек не сдают листки), а некоторые приняли предложение даже с восторгом: «Ну наконец-то я могу выговориться от души!»
У меня в руках оказалась увесистая стопка листов с ответами, которые я перетасовала, чтоб уж наверняка сохранить анонимность, и только после этого начала читать. Мне кажется, если их издать даже просто так, без комментариев, то получится одна из самых правдивых и читаемых книг о жизни подростков. Я постаралась сохранить стилистику, изменив только даты, имена, некоторые узнаваемые детали.
Я распределила эти записи по темам, получилось несколько областей, несколько проблем, которые оставили самый глубокий эмоциональный след в душе 14-17-летних. Подавляющее большинство из них девочки (в старших классах мальчиков мало).
На первом месте, конечно, любовь, о ней пишут все. Второе место по количеству занимают проблемы, связанные с открытием своего Я, с самооценкой, иначе говоря, со становлением личности. Здесь очень частотным является слово «первый»: первый раз, первое знакомство, первый поцелуй, первая выпивка и т. д. Далее идут учеба, школа, причем отрицательных откликов больше, чем положительных. Будущее, профессия. Сверстники, друзья. Родители, братья, сестры. Поровну упоминаний о домашних животных и об обновках. Хобби, разное.
Эти области позволили разбить весь курс на темы, причем, последовательность не так важна, потому что все они так или иначе связаны.
Можно начать с любой темы, а через нее потом выйти на все остальные.
Нельзя сказать, что все эти подростковые проблемы – новость для психологов. Они не раз описаны хотя бы в книге И. Кона «Психология ранней юности», но описаны довольно абстрактно. В этой книге речь пойдет о системе занятий, на которых дети могут научиться разрешать свои проблемы.
Преподаватели, работающие в старших классах, часто испытывают трудности, связанные с возрастными особенностями своих подопечных. Вот как они дописали фразу: «Самое трудное в работе с подростками – это…»:
– умение их понимать;
– встать на одну ступень с ними;
– быть на уровне;
– неумение (нежелание) подключаться к их волне;
– взаимопонимание
– вспомнить о себе;
– понять их;
– найти общий язык;
– разгадать их проблемы;
– признать их как личность;
– добиться взаимоуважения;
– огромное терпение;
– уметь не обижаться на их выходки;
– завоевать доверие;
– не обидеть их;
– не раздражаться;
– найти верный тон в общении;
– сохранять равновесие;
– пробудить заинтересованность в учебе;
– все успеть.
Безусловно, с этими же трудностями сталкиваемся и мы, психологи, работающие с подростками. Вот почему важно соблюдать некоторые правила, которые помогают работать в школе.
«Не навреди!»
Это аксиома, и психолог всегда обязан соблюдать заповедь Гиппократа. В школе это выражается в следующем.
Принятие человека
На одном занятии коллега задал мне вопрос: «Вы работаете с подростками. А знаете Вы статистику подростковой преступности, знаете, что есть случаи наркомании, ранние аборты, групповой секс? Знаете, кому Вы помогаете?»
Конечно, знаю. Но что это меняет, если приходит подросток и рассказывает о своем горе? Будь он наркоман или преступник, прежде всего он личность, и я выслушаю его внимательно и заинтересованно, не предъявляя никаких условий.
О проекте
О подписке