– Не стоит смеяться над мейджорами, друг мой, – бросил он небрежно. – Имей я хоть два процента с проекта Лапине, сейчас жил-поживал бы в Латимер-сити. Знаете самый лучший способ в военное время держать искусство на коротком поводке? Скупить его на корню. Корпорации прекрасно об этом знают. У них есть технические возможности, чтобы торговать искусством по-крупному, и влияние, чтобы задушить конкурентов цензурой. Так что, – он постучал пальцем по экрану, на котором маленькой фиолетовой торпедой светился наш пакет файлов, словно торпеда, ждущая запуска, – что бы у вас там ни было, оно должно быть прямо-таки охеренно чумовым, чтобы проплыть против такого сильного течения.

– Вы всех клиентов так обнадеживаете? – спросил я.

Он мрачно улыбнулся:

– Я реалист. Вы платите, я ваше добро проталкиваю. Для того чтобы доставить его по назначению в целости и сохранности, к вашим услугам лучший софт для обхода ограничения доступа, который только есть на Лэндфолле. Как и заявлено на вывеске: «Мы сделаем вас заметным». Но не ждите, чтобы я вас при этом еще и обхаживал, это в набор услуг не входит. Там, куда вы хотите впрыснуть эту свою штуку, происходит слишком много всякого-разного, чтобы испытывать оптимизм по поводу ваших шансов.

В раскрытые окна третьего этажа вливался уличный шум. Воздух снаружи стал прохладней с приближением вечера, но в кабинете промоутера по-прежнему стояла духота. Таня Вардани нетерпеливо поерзала.

– Это нишевая вещь, – проскрежетала она. – Может, уже начнем?

– Да, конечно, – промоутер еще раз бегло взглянул на экран, где виднелись четкие зеленые цифры суммы, которую нам предстояло заплатить. – Ну что ж, пристегните ремни. Вашим кредитам предстоит стремительный полет.

Он нажал на кнопку. Экран тронула легкая рябь, и лиловая торпеда исчезла. Рассыпавшись спиралевидными завитками, она растаяла за стеной корпоративной системы защиты данных, где ее след затерялся даже для хваленого софта промоутера. Зеленые цифры счетчика бешено закрутились, превратившись в одни сплошные размытые восьмерки.

– Ну я же говорил, – промоутер осуждающе покачал головой. – Системы ограничения доступа аналогичного уровня стоили бы им годовых прибылей за одну только установку. Но экономия дорого обходится, друзья мои.

– Оно и видно, – заметил я, глядя, как тают, будто неэкранированный сердечник из антиматерии, наши кредиты, и подавил неожиданно возникшее желание вырвать промоутеру горло голыми руками. Не то чтобы дело было в деньгах – их хватало. Возможно, за шаттл «Ву-Моррисон» шести миллионов санов было мало, но в Лэндфолле на них мы могли жить по-королевски.

Дело было не в деньгах.

Дело было в дизайнерских псевдовоенных безделушках и ленивых рассуждениях о том, что делать с искусством военного времени, во всей этой напускной пресыщенности в стиле «плавали-знаем», тогда как мужчины и женщины по другую сторону экватора рвали друг друга на части ради незначительных изменений в системе, обеспечивавшей сытую жизнь Лэндфолла.

– Готово, – руки промоутера отбили на консоли короткую барабанную дробь. – Насколько я могу судить, отбыло по назначению. Пора отбывать и вам, девочки и мальчики.

– Насколько ты можешь судить? – повторил Шнайдер. – Это что еще за херня?

Ответом ему была еще одна мрачная улыбка:

– Так. Вы контракт-то прочитайте. Выполняем ваш заказ наилучшим возможным образом. Ну так вот это и есть наилучший возможный образ на Санкции IV. Вы покупали последнее слово техники, а не гарантии.

Он вытащил из машины наш выпотрошенный кредитный чип и перебросил через стол Тане Вардани, которая невозмутимо положила чип в карман.

– Ну и сколько нам ждать? – спросила она, зевая.

– А я что, ясновидящий? – промоутер вздохнул. – Ответ может быть через пару дней, может, через месяц. Может, никогда. Все зависит от вашей демки, а ее я не видел. Я всего-навсего почтальон. Идите домой, ждите почты.

Наше отбытие сопровождалось тем же напускным отсутствием интереса, что прием и обслуживание. Оказавшись снаружи и окунувшись в вечерние сумерки, мы свернули налево, перешли на другую сторону улицы и поднялись на террасу кафе. Кричащая головывеска промоутерской конторы оказалась прямо перед нами, метров на двадцать ниже. На носу был комендантский час, и кафе уже практически опустело. Мы сбросили сумки под стол и заказали кофе ристретто.

– Сколько ждать? – снова спросила Вардани.

– Минут тридцать, – я пожал плечами. – Зависит от их ИИ. Самое большее сорок пять.

Они прибыли прежде, чем я успел допить кофе.

Это был непримечательный фургон коричневого цвета, неуклюжий и маломощный с виду, но опытному взгляду было очевидно, что он бронированный. Фургон обогнул угол, проскользил метров сто по улице и медленно подполз к зданию, где находился офис промоутера.

– Ну вот и пожаловали, – пробормотал я, чувствуя, как растеклась по венам нейрохимия «Хумало». – Ждите здесь оба.

Я неторопливо поднялся и пересек улицу, засунув руки в карманы и склонив голову набок, изображая зеваку. Плотно прижавшись к обочине, фургон остановился у двери промоутерского офиса. Боковая дверь открылась. Оттуда выбрались пять одетых в комбинезоны фигур, чьи движения отличала профессиональная скупость. Фигуры скрылись внутри здания, дверь фургона снова закрылась.

Лавируя в потоке прохожих, спешивших за последними покупками, я слегка ускорил шаг, и мои пальцы сомкнулись вокруг лежавшего в кармане предмета.

Лобовое стекло фургона выглядело прочным и почти непрозрачным. С помощью нейрохим-зрения я смог различить сквозь него две сидящие фигуры и смутные очертания еще одной, приподнимающейся с места, чтобы выглянуть наружу. Глядя на фасад магазина, я преодолел последние метры, отделявшие меня от фургона, и оказался прямо перед ним.

Пора.

Моя левая рука выскользнула из кармана. Плотно прижав к ветровому стеклу плоский диск термитной гранаты, я немедленно переместился вперед и вбок.

Бах!

Пуская в ход термитную гранату, отступать нужно очень быстро. Новые модели разработаны так, что все осколки и девяносто пять процентов огня направлены к поверхности контакта, но пяти процентов с другой стороны хватит, чтобы превратить в кровавую кашу любого, кто стоит на пути.

Фургон содрогнулся. Взрыв внутри бронированного корпуса прозвучал негромко и глухо. Я нырнул в здание промоутера и взбежал по ступенькам.

На площадке первого этажа вытащил из кобуры нейроинтерфейсники; пластины из биосплава, вшитые под кожу моих ладоней, уже напряглись в предвкушении действия.

На третьем этаже они выставили часового, но не ожидали нападения сзади. Я выстрелил ему в затылок, взлетел по ступеням последнего лестничного марша – брызги крови и ошметки белого вещества изукрасили стену – и оказался на площадке следующего этажа еще до того, как тело парня коснулось пола, и ворвался в дверь офиса за углом.

Эхо первого выстрела, обжигающее, словно первый глоток виски…

Обрывки изображения.

Промоутер, пытающийся подняться со стула, на котором его удерживают двое. Одна рука высвобождается и указывает на меня:

– Вот о…

Ближний к двери громила разворачивается…

Уложить его. Очередь в три патрона, с левой руки.

Кровь веером разлетается в воздухе – гипербыстрое за счет нейрохимии движение, чтобы увернуться от брызг.

Командира взвода узнать легко. Выше, внушительнее, еще что-то неуловимое. Вопль: «Какого ху…»

Выстрелить в корпус. В грудь и руку с оружием. Разнести эту руку в клочья.

«Калашников» в правой плюет огнем и свинцом.

Оставшиеся двое бросают прижатого к креслу, вырывающегося промоутера, тянутся за оружием…

Теперь с обеих рук – в голову, корпус, куда попало.

«Калашниковы» издают отрывистый лай, как два жаждущих крови пса.

Тела дергаются, валятся на пол…

Кончено.

На крошечный офис обрушилась тишина. Промоутер съежился под трупом одного из нападавших. Где-то в консоли что-то искрило и потрескивало – там, где прошла по касательной или насквозь одна из моих пуль. С лестницы донеслись голоса.

Я опустился на колени рядом с телом главаря и положил на пол оружие. Я вытащил из-за ножен, висевших на пояснице и прикрытых курткой, вибронож. Включив его, с силой уперся в позвоночник мертвеца свободной рукой и принялся за работу.

– Ох, мать твою, – горло промоутера сдавил спазм, после чего его вырвало прямо на консоль. – Твою же мать.

Я поднял на него взгляд:

– Заткнись, это не так-то просто.

Тот снова вжался в кресло.

После пары неудачных попыток вибронож вгрызся в кость и начал перерезать позвоночный столб на несколько позвонков ниже места его соединения с основанием черепа. Я прижал череп к полу коленом, снова уперся мертвецу в спину и начал новый надрез. Нож снова соскользнул с кости.

– Черт.

Голосов на лестничной площадке становилось все больше, и их обладатели, похоже, подходили все ближе. Я прервал свое занятие, левой рукой подобрал один из «калашниковых» и несколько раз выстрелил сквозь дверной проем в стену напротив. Голоса сменились топотом сбегающих по ступенькам ног.

Я снова взялся за нож. Мне удалось загнать острие в кость и сделать разрез. С помощью лезвия я поддел отсеченный участок позвоночника, отделив его от окружающих мышечных тканей. Грубая работа, но времени было мало. Засунул отрезанную кость в карман, отер руки о чистый участок на одежде покойника и зачехлил нож. После чего поднял интерфейсники и осторожно направился к двери.

Тишина.

На пороге я оглянулся на промоутера. Тот смотрел на меня так, словно у меня внезапно прорезались клыки морского демона.

– Иди домой, – сказал я. – Они снова заявятся. Насколько я могу судить.

По дороге вниз мне не встретилось ни души, хотя я непрерывно ощущал на себе чужие взгляды из-за запертых дверей. Снаружи я осмотрелся, убрал «калашниковы» и двинулся прочь, скользнув мимо раскаленного дымящегося остова взорванного фургона. Тротуар опустел метров на пятьдесят в обе стороны, а на зданиях справа и слева от места происшествия были опущены аварийные жалюзи. Через дорогу уже собиралась толпа, но никто, похоже, не знал, что предпринять. Несколько прохожих, обративших на меня внимание, поспешно отводили взгляды, когда я проходил мимо.

Безупречно.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

По дороге в отель мы не обменялись практически ни словом.

Бо́льшую часть пути мы проделали пешком, стараясь выбирать крытые галереи и торговые центры, чтобы ускользнуть от систем спутникового слежения, к которым могла иметь доступ «Мандрейк корпорейшн». Сгибаясь под весом сумок, под конец мы совсем запыхались. Через двадцать минут мы остановились под широким козырьком здания холодильного склада. Помахав транспортным пейджером, я в конце концов поймал-таки такси. Мы нырнули в салон прямо из-под козырька и молча откинулись на сиденьях.

– Должна предупредить вас, – занудно сообщила машина, – что через семнадцать минут начинается комендантский час.

– Ну, в таком случае придется доставить нас домой побыстрее, – сказал я, давая ей адрес.

– Расчетное время пути – девять минут. Пожалуйста, произведите оплату.

По моему кивку Шнайдер достал неиспользованный кредитный чип и вставил его в терминал. Такси чирикнуло в ответ, и мы плавно поднялись в почти уже опустевшее ночное небо и заскользили в западном направлении. Я откинул голову и, повернувшись к окну, стал смотреть на проплывавшие под нами городские огни, мысленно прокручивая в голове события последнего часа, проверяя, достаточно ли хорошо мы замели следы.

Когда я повернулся обратно, то наткнулся на прямой взгляд Тани Вардани. Она не отвела глаз.

Я снова уставился на огни и не отрывался от них, пока мы не начали снижаться им навстречу.

Отель мы подобрали идеальный. Самый дешевый из своих собратьев, выстроившихся в ряд под коммерческой грузовой трассой. Клиентурой его были практически сплошь проститутки и электронарки. Парень за стойкой администратора был облачен в дешевую «Синтету», силикоплоть которой протерлась на суставах пальцев, а на правой руке виднелась свежая заплатка. Стойку покрывали глубоко въевшиеся пятна грязи, а по ее внешнему краю через каждые десять сантиментров стояли генераторы силового поля. В полумраке вестибюля, словно бледные тени, скользили женщины и парни с пустыми лицами.

Логотипированные глаза портье скользнули по нам, будто влажная тряпка.

– Десять санов в час, пятьдесят – залог авансом. За душ и доступ к экрану еще пятьдесят.

– Мы на всю ночь, – сказал Шнайдер. – Если ты не заметил, уже комендантский час начался.

На лице портье не отразилось ровным счетом ничего, но, возможно, проблема была в оболочке. «Синтета» славилась своей экономией на нервно-мышечных интерфейсах для мелкой лицевой мускулатуры.