Второй миф заключается в том, что драки занимают продолжительное время. В голливудских фильмах (не говоря уже о гонконгских картинах про кунг-фу и подобных приключенческих боевиках, снимаемых по всему миру) как рукопашные схватки, так и перестрелки длятся довольно долго. Их участники демонстрируют выносливость: они принимают на себя множество ударов, а затем дают сдачи, ломают столы, сносят полки с бутылками, отскакивают от стен, падают с балконов, с лестниц и наклонных поверхностей, на полном ходу запрыгивают в машины и другие средства передвижения и выскакивают из них. В эпизодах со стрельбой герои таких фильмов зачастую агрессивно преследуют соперника, совершают перебежки от одного укрытия к другому, иногда залихватски обходят противника – но ни в коем случае не отступают; злодеи, со своей стороны, возвращаются на сцену вновь и вновь – когда коварно и настороженно, а когда и с отъявленной дерзостью и ожесточением. В одном из эпизодов фильма «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега» (1981) главный герой обменивается ударами с мускулистым негодяем в течение четырех минут, затем без промедления вскакивает на лошадь и в следующей сцене боевого экшена, продолжающейся восемь с половиной минут, преследует ускоряющийся грузовик и запрыгивает в него. На протяжении этих эпизодов Индиана Джонс убивает или «вырубает» пятнадцать противников, а заодно и еще семерых посторонних лиц, не участвующих в драках. Разумеется, художественное и реальное время – это разные вещи, но в большинстве кинофильмов и драматических постановок реальное время сжимается, чтобы скрыть скучные и рутинные моменты обыденной жизни, тогда как время боевых сцен увеличивается многократно. Данной иллюзии еще больше способствуют бои, инсценируемые ради развлечения. Боксерские поединки, как правило, организуются в виде последовательности трехминутных раундов, при этом максимальная продолжительность боя составляет от 30 до 45 минут (хотя в XIX веке боксерские матчи порой шли гораздо дольше). Однако для таких соревнований устанавливается намеренный контроль при помощи социальных и материальных «подпорок» и ограничителей, в результате чего в ходе большинства матчей более или менее непрерывный поединок длится на протяжении многих минут. Но даже в этом случае рефери обычно приходится понуждать боксеров прекратить тянуть время или блокировать друг друга в клинче – для того чтобы поединок продолжался, требуется постоянное социальное давление. Подобные поединки являются совершенно искусственной конструкцией, которая оказывается увлекательным зрелищем именно потому, что оно крайне оторвано от привычной реальности. Что же касается серьезных стычек один на один или малыми группами, то в действительности они по большей части происходят исключительно быстро. Если вынести за скобки их предварительную и заключительную стадии, когда стороны оскорбляют друг друга, шумят и жестикулируют, и обратиться непосредственно к насильственным действиям, то они зачастую оказываются примечательно краткими. Например, реальная перестрелка у корраля O-Кей в Тумстоуне (штат Аризона) в 1881 году заняла менее тридцати секунд (см. перепечатки публикаций в газете Tombstone Epitaph, октябрь 1881 года), тогда как в киноверсии 1957 года она занимает целых семь минут¹³. Преступления с применением огнестрельного оружия почти никогда не предстают в виде перестрелки вооруженных противников, открывающих огонь друг в друга. Подавляющее большинство убийств и нападений с применением смертоносного оружия происходит в виде непродолжительной атаки одного или нескольких вооруженных лиц на безоружного человека. Начиная со второй половины ХX века огнестрельное оружие часто используется в разборках уличных банд, в борьбе за территорию между наркоторговцами или в ходе репутационных конфронтаций наподобие тех, что происходят в местах с высокими рисками насилия, таких как расовые гетто в центрах американских городов. Однако соответствующие ситуации обычно представляют собой не перестрелки, а очень короткие эпизоды, в которых огонь открывает, как правило, только одна из сторон.

Кулачные драки тоже чаще всего непродолжительны. Во многих потасовках в барах и уличных драках наносится всего один удар – согласно распространенной легенде, в таких поединках обычно побеждает тот, кто наносит первый удар. Почему должно происходить именно так? Рассмотрим альтернативные варианты. Поединок двух относительно равных противников гипотетически может продолжаться некоторое время. Однако потасовка, в которой обе стороны равны, скорее всего, не принесет удовлетворения, когда, как это обычно и бывает, ни один из ее участников не причиняет другому большого вреда либо не происходит ничего такого, что можно было бы считать решающим ударом, обеспечивающим одной из сторон превосходство. В таких ситуациях соперники довольствуются демонстрацией готовности к драке, а затем фактически пресекают инцидент, фактически сводя поединок к жестикуляции и обзывательствам. Кроме того, часто случается, что один из участников драки наносит травму самому себе (например, ломает руку при нанесении удара)¹⁴. Подобные повреждения обычно рассматриваются как справедливое основание для прекращения драки. Таким образом, ключевой вопрос заключается в том, в какой момент поединок может считаться оконченным. Когда в подобных стычках участвуют обычные люди, они отнюдь не стремятся к продолжительным, затяжным и завершающимся нокдауном соперника схваткам наподобие голливудских фильмов или боксерских поединков – их устроит и драка, представляющая собой короткий драматичный эпизод, когда реальное время схватки сведено к минимуму. В этот момент такие соперники готовы нанести друг другу ранение или сами понести травму, а затем использовать это в качестве предлога прекратить драку – по меньшей мере на какое-то время. Поединок подобного рода может выступать одним из эпизодов в серии насильственных конфронтаций: например, короткая драка в баре способна привести к тому, что один из ее участников выйдет, раздобудет «пушку» и вернется, чтобы застрелить того, кто вышел победителем в первой схватке. Но здесь перед нами, как правило, два коротких эпизода микроконфронтации. Ярость и ощущение вовлеченности в конфликт в таких случаях не обладают тем же масштабом, что и предельные возможности его участников действительно совершить насилие.

Драки с использованием ножей и другого колюще-режущего оружия также, как правило, непродолжительны. В основном они представляют собой ситуации, когда участники выхватывают ножи, демонстрируя их друг другу, но в итоге сводят конфронтацию к противостоянию без боя, а если в таких драках наносятся серьезные травмы, то это происходит в результате одного быстрого удара, после чего поединок считается законченным. Таким образом, еще один базовый сюжет развлекательных легенд, относящийся к более раннему историческому периоду, – продолжительный поединок на мечах с той его хореографией, которую можно наблюдать в кино и театре, – скорее всего, по большей части представляет собой миф. В Европе раннего Нового времени при описании ситуаций, когда одному человеку действительно случалось убить другого или нанести ему серьезные увечья (в итоге такие инциденты, вероятно, не оставались без внимания властей), обычно упоминаются засады или групповые нападения на одного человека [Spierenburg 1994]. Все это можно рассматривать в качестве аналога драки в баре, исход которой решает один удар, застающий противника врасплох.

Между тем существует и две важные группы исключений из общих формулировок. Ценность таких исключений состоит в том, что они позволяют уточнять гипотезу. Если поединки один на один или с участием малых групп продолжаются больше нескольких мгновений, то это, как правило, происходит в силу двух причин: а) поединок предельно обставлен определенными условиями, в связи с чем он не является действительно «серьезным», либо же явно присутствует понимание мер предосторожности, ограничивающих схватку; b) второй тип исключений описывается формулировкой «бить лежачего» (в качестве жертвы здесь вполне могут выступать не только мужчины, но и женщины или дети), когда, по сути, происходит не настоящий бой, а расправа или кара.

Типичные исключения типа (а) обладают структурой боксерского поединка, а точнее, спарринг-тренировки перед таким поединком. Европейские аристократы XVII–XVIII веков проводили много времени, обучаясь фехтованию, а студенты немецких университетов XIX века состояли в дуэльных братствах – устраиваемые ими боевые соревнования заканчивались не столько чьей-то победой, сколько шрамами на лице, выступавшими признаком чести. Подобные контролируемые разновидности поединков могли длиться до пятнадцати минут [Твен 2012: 240–242], при этом в них не только, как правило, ограничивался масштаб травматизма, но и приглушался конфронтационный настрой. Иными словами, мы имеем дело не с ожесточенным столкновением, а с разновидностью проявления солидарности вообще.

Насколько узким является это исключение, становится очевидно, если сравнить тренировки дуэльных навыков с самими дуэлями (подробнее к этой теме мы обратимся в главе 6). Дуэли на пистолетах по большей части представляли собой в буквальном смысле поединки с одним выстрелом, то есть предполагалось, что каждый участник выстрелит всего один раз. Момент опасности был реальным, но кратким: если оба дуэлянта оставались в живых, вопросы чести можно было считать урегулированными. Дуэли имели ту же самую структуру, что и современные драки: собственно насилию – как правило, очень короткому, занимающему всего несколько секунд, – предшествовал момент нагнетания напряженности, когда стороны совершали ритуальный обмен оскорблениями, а завершение дуэли происходило по взаимному согласию – такой исход конфликта либо определялся явной традицией, либо подразумевался.

Та же самая модель обнаруживается в Японии в эпоху Токугава (XVII–XVIII века). От идеального самурая ожидалось, что он станет защищать свою честь в смертельной схватке и может проявить особую вспыльчивость при оскорблении в общественном месте (см. [Ikegami 1995], личное общение). Самураи действительно из кожи вон лезли, чтобы с чрезвычайной легкостью наносить оскорбления, поскольку даже случайное постукивание ножнами меча на ходу воспринималось как вызов. Один из побочных эффектов этого – хотя, возможно, это был как раз главный эффект, выступавший мотивом для данной практики, – заключался в том, что самураи расхаживали, стиснув ножны своих мечей с обеих сторон – носить два меча было признаком и привилегией их статуса. Из-за этого самураи были постоянно сконцентрированы на том, чтобы поддерживать собственную социальную идентичность бойцов, хотя подобные меры в большинстве случаев как раз предотвращали вспышки гнева. Но если поединок между ними все же начинался, то это происходило прямо на месте конфликта – без характерного для европейских дуэлей специального аппарата, предполагавшего вызов, присутствие секундантов и предварительное назначение встречи. Поэтому вместо того, чтобы предаваться реальным поединкам, самураи, как правило, пребывали в неизменном состоянии ожидания угрозы и жеста в их сторону. Согласно профессиональным поверьям наставников боя на мечах, смертельные поединки должны были продолжаться очень короткое время и предполагать внезапный решающий удар; на практике большинство участников поединков, вероятно, не доводили дело до подобного конца, хотя идеология, вероятно, обосновывала краткость реальных поединков. Самураи проводили неизмеримо больше времени в специальных школах, тренируя боевые навыки в контролируемых условиях, исключавших как травмы, так и проявления гнева. В таких школах действительно присутствовала тенденция к формальной отработке движений, направленных на воображаемого противника, наподобие техник ката, к которым в значительной степени сводятся занятия боевыми искусствами в школах карате.

Самый известный случай, когда самурай отомстил за оскорбление, произошел в 1702 году и вошел в историю под названием «47 ронинов». Все началось с того, что один самурай нанес оскорбление, связанное с вопросами этикета, другому очень высокопоставленному самураю во дворце сегуна, после чего тот выхватил меч и ранил обидчика, но был быстро обезоружен присутствовавшими там людьми. Это не была дуэль, поскольку обидчик не достал оружия, а результат столкновения был не слишком убедительным, поскольку этот человек не был убит. По всей видимости, инцидент был очень коротким и ограничился несколькими порезами. Нападавший был обвинен в том, что достал меч во дворце, после чего от него требовалось совершить сэппуку. Однако в дальнейшем 47 ронинов (вассалы самурая) отомстили за смерть своего господина, хотя это опять-таки произошло не в виде дуэли – они совершили военное нападение на дом обидчика, убив нескольких охранников и самого их хозяина-самурая, который не смог защитить себя. При этом во время нападения ни один из 47 ронинов не был убит, что свидетельствует об их подавляющем преимуществе – типичная картина при групповом нападении большими силами на более слабого противника. Но даже последствия этого инцидента не соответствовали героическому кодексу. Суд постановил, что месть за поруганную честь в данном случае не может быть оправданием, однако 47 ронинам было разрешено совершить сэппуку, что считалось почетным способом умереть. В идеальном варианте это действие предполагает, что самурай в позе сидя коротким ножом вскрывает себе живот, чтобы из него вывалились кишки, после чего его агонию прерывает другой, стоящий за спиной самурая человек, который отрубает ему голову. В действительности же 47 ронинов совершили «сэппуку веером»: вместо ножа у них в руках был веер, которым они символически «разрезали» себе животы, после чего были обезглавлены [Ikegami 1995]. Фактически это была смертная казнь через отрубание головы, смягченная формальностями ритуального убийства – именно так случившееся было преподнесено публике и принято ею. Японские самурайские фильмы, продолжающие более ранний жанр рассказов о самураях, точно так же основаны на мифах, как и голливудские вестерны¹⁵.

Еще одна разновидность паттерна продолжительных поединков с защитными механизмами для их участников обнаруживается при анализе детских драк. Потасовки между детьми представляют собой самую распространенную форму насилия в семье, которая встречается гораздо чаще, чем насилие между супругами или жестокое обращение с детьми (см. главу 4). Однако дети в таких драках редко получают травмы – отчасти потому, что способность детей, в особенности маленьких, причинять вред друг другу в подобных инцидентах очень ограниченна. Что еще более важно, дети сами выбирают подходящие моменты для таких стычек – как правило, когда рядом находятся родители или воспитатели, чтобы в том случае, если драка примет серьезный оборот, можно было позвать на помощь и прекратить ее. Вот пример из собственных этнографических заметок автора:

Сомервиль, Массачусетс. Декабрь 1994 года. Семья из рабочего квартала садится в машину воскресным утром. Отец сидит за рулем, прогревая машину; два мальчика (примерно восьми и десяти лет) играют позади машины (в проходе между домами, где она припаркована) с маленькой девочкой (примерно три или четыре года); мать (женщина около тридцати лет) выходит из дома последней. Девочка занимает заднее сиденье с левой стороны четырехдверной машины; младший мальчик ударяет ее дверью, она начинает плакать, после чего старший мальчик бьет брата со словами «Смотри, что ты наделал!». Именно в этот момент из дома выходит мать, но отец игнорирует ее появление. Мать в спешке пытается заставить мальчиков сесть в машину. Они вырываются, перемещаются за машину и начинают бегать кругами и кидаться друг на друга. Старший мальчик садится на багажник, в руках у него какой-то прохладительный напиток, который проливается на землю из‑за младшего брата. Старший сильно его бьет, младший начинает плакать. В ситуацию вмешивается мать: она грозит старшему мальчику, но тот убегает от нее. Тогда она поворачивается и сажает младшего мальчика в машину на заднее сиденье с левой стороны. Тут подходит старший мальчик и пытается вытащить брата из машины: «Это мое место!» Отец поворачивается с переднего сиденья и нерешительно пытается оттащить одного из мальчиков. Мать, которая поначалу торопилась, но вела себя довольно тихо, переходит на крик и вытаскивает старшего мальчика из машины. Теперь тот обращается к отцу, утверждая, что забыл какую-то вещь в доме, и отправляется туда. Затем мать требует, чтобы младший мальчик пересел на другую сторону машины; он сопротивляется, мать в итоге вытаскивает его и заставляет пересесть, отрицая, что во всем виноват его старший брат. Старший мальчик возвращается, после чего в той же последовательности, но не так долго происходит борьба за заднее сиденье; в конце концов все усаживаются в машину (старший мальчик – слева сзади) и уезжают.