Дело об идентичности

Двое стражников неторопливо шествовали по улице короля Джона II, вдоль набережной Шербура, в сотне ярдов к югу от моря. Портовый район пользовался настолько плохой репутацией, что блюстители королевского мира всегда патрулировали парами, причем не снимая одной ладони с дубинки на поясе, а другой – с рукояти короткого меча. Обычный обыватель мечом орудовать не умеет. Но матросы – обыватели не обычные, а дубинка – не аргумент против абордажной сабли.

Холодный ветер с Северного моря теребил края плащей обоих стражей порядка, а исходивший от сеток газовых фонарей желтоватый свет бросал на них тени, причудливым образом перетекавшие друг в друга по мере продвижения хранителей тишины и покоя.

Людей на улицах было немного. Большинство сидели в бистро, где угольные очаги грели клиента снаружи, а бутылки с огненными жидкостями наполняли его теплом изнутри. Толпы высыпали наружу совсем недавно, девять дней назад, в праздник Обрезания Господня, но теперь миновал уже двенадцатый день Святок, и год 1964 Господа нашего перевалил на вторую неделю. Деньги уже давно перетекли из карманов на прилавки и стойки, и отнюдь не каждый мог позволить себе заложить за воротник.

Высокий стражник остановился и показал вперед.

– Эй, Роберт, старина Жан не зажег свет.

– Хм-м-м. Третий раз с Рождества. Не хочется выписывать старику штраф.

– Угу. Давай хоть зайдем и как следует попугаем его.

– Ага, – согласился тот, что пониже. – Но пообещаем, что если попадется еще один раз, точно выпишем, и свое обещание выполним. Так, Джек?

Над дверью в питейное заведение висело некое подобие вырезанного из доски дельфина, выкрашенного осыпающейся синей краской. Это был бар «Синий дельфин».

Стражник Роберт толкнул дверь и вошел внутрь, отыскивая внимательным взглядом какой-нибудь беспорядок. Причин для недовольства не обнаружилось. Слева четверо мужчин сидели за длинным деревянным столом, старина Жан о чем-то толковал с пятым у стойки бара. Все они было взглянули на вошедших стражников, но четверо тут же вернулись к прервавшемуся разговору, а пятый обратил все свое внимание на спиртное. Бармен же со льстивой улыбкой направился к стражникам.

– Вечер добрый, офицеры, – расплылся он в щербатой улыбке. – Решили глотнуть чего-нибудь, чтобы согреться?

Но Роберт уже достал карандаш и отрывной блокнот с повестками.

– Жан, мы уже дважды предупреждали тебя, – проговорил он холодным тоном. – Закон требует, чтобы над каждой лавкой висел газовый фонарь и чтобы горел всю ночь – от заката и до восхода. Ты знаешь это.

– Наверное, ветер задул… – попытался оправдаться бармен.

– Ветер, говоришь? А давай-ка выйдем и посмотрим, как это ветер у тебя газовый вентиль прикручивает.

– Забыл я, видать. Память подвела.

– Вот поговоришь о своей памяти с милордом маркизом во время следующего заседания суда, так она и улучшится, а?

– Нет, нет! Умоляю, офицер! Штраф разорит меня!

Роберт поводил в воздухе карандашом, словно собираясь записывать.

– Я сообщу, что это произошло в первый раз, и тебе простят половину положенной суммы.

Старый Жан беспомощно закрыл глаза.

– Прошу вас, офицер. Это не повторится. Просто я привык, что всю трудную работу делает Поль. А теперь мне некому помочь.

– Поль Сарто уже две недели как ушел, – заметил Роберт. – А ты уже в третий раз валишь все на него.

– Офицер, – искренним тоном заявил старик. – Я больше не забуду. Обещаю.

Роберт закрыл свой блокнот.

– Хорошо. Поверю на слово. Но знай, что на следующий раз никакого снисхождения не будет. Тут же выпишу повестку в суд. Понятно?

– Понятно, офицер! Да, конечно, понятно. Премного благодарен! И на сей раз более не забуду!

– Да уж постарайся. А для начала ступай и зажги фонарь.

Старик поспешил наверх по лестнице и вернулся спустя несколько минут.

– Готово, офицер.

– Великолепно. Надеюсь, теперь ты всегда будешь зажигать его в положенное время. На закате. Доброй ночи, Жан.

– Быть может, по маленькой?..

– Нет, Жан. В другой раз. Пойдем, Джек.

Стражники ушли, не прикоснувшись к предложенной выпивке. Не пристало джентльмену принимать угощение от человека, которому он только что пригрозил законом. Так гласил устав Королевской стражи, полагавший, что доверенный стражнику меч обязывает его всегда и во всем оставаться джентльменом.

– Интересно, почему Поль ушел от него? – спросил Джек, когда они вышли на улицу. – Платили ему неплохо, a по простоте своей он не годился на другую работу.

Роберт пожал плечами.

– Сам знаешь этих портовых крыс. Они приходят и уходят, когда им заблагорассудится. Не стоит за него беспокоиться. Сильный телом, но слабый умишком мужик всегда отыщет себе бистро, в котором о нем позаботятся. Не пропадет.

Они замолчали, подходя к углу, на котором набережная Сен-Мари поворачивает на юг.

Посмотрев в ту сторону, Роберт произнес:

– Посмотри-ка на этого счастливого красавчика.

– На мой взгляд, слишком уж он счастливый, – проговорил Джек.

По набережной Сен-Мари брел мужчина. Он обнимал стены домов, спотыкался и припадал к ним, упирался ладонями в кирпичные стены, чтобы не упасть, едва переставляя ноги. Шляпы на его голове не было, a когда ветер распахнул его плащ, оба стража порядка весьма удивились: он был голый.

– Мертвецки пьян. Он же сейчас замерзнет, – заметил Джек. – Надо забрать его.

Однако такой возможности им не представилось. Когда стражники подошли к нему, едва стоявший на ногах человек пошатнулся в последний раз. Неловко опустившись на колени, он посмотрел на обоих незрячими глазами, обращенными скорее в темное небо, а потом повалился набок, со все еще открытыми, неморгающими глазами.

Роберт нагнулся к нему.

– Зови на помощь! По-моему, он умер!

Джек достал из кармана свисток, и пронзительная трель нарушила зябкую тишину.

– Помянули черта, что называется, – негромко проговорил Роберт. – Это Поль! И от него не несет перегаром. Кажется… Боже мой!

Он попытался поднять голову упавшего и обнаружил, что вся его ладонь измазана в крови.

– Еще не засохла, – удивился он. – Череп разбит.

Вдалеке уже слышался стук копыт: конный сержант стражи галопом мчался на поданный свистком сигнал тревоги.

***

Лорд Дарси, человек высокий, худощавый и симпатичный, подошел к двери, украшенной гербом Нормандии, и открыл ее.

– Ваше высочество, вы посылали за мной? – На англофренче он говорил с заметным английским акцентом.

В комнате находились трое мужчин. Младший из них, высокий блондин Ричард, герцог Нормандский, брат его императорского величества Джона IV, повернулся на звук открывшейся двери.

– Ах, это вы, лорд Дарси. Входите.

Он указал рукой на упитанного человека, облаченного в подобающий епископу пурпур.

– Милорд епископ, позвольте представить вам моего главного следователя, лорда Дарси. Лорд Дарси, это его светлость епископ Гернси и Сарка.

– Рад знакомству, лорд Дарси, – промолвил епископ, протягивая правую руку.

Лорд Дарси склонился, взял руку и поцеловал кольцо.

– Милорд епископ.

После чего повернулся и поклонился третьему из присутствующих, худощавому и седеющему маркизу Руанскому.

– Милорд маркиз.

Затем со всем вниманием обернулся к герцогу королевской крови.

Герцог Нормандский слегка нахмурился.

– Возникли некие неприятности с милордом маркизом Шербура. Как вам известно, милорд епископ приходится маркизу старшим братом.

Лорд Дарси знал историю этого семейства. У предыдущего маркиза Шербура было трое сыновей. После смерти его титул и правление унаследовал старший. Второй сын принес священные монашеские обеты, а третий поступил офицером на королевский флот. Когда старший сын скончался, не имея наследников, епископ не мог унаследовать титул, и посему маркизaт перешел младшему из сыновей, Хью, нынешнему маркизу.

– Быть может, вам будет проще самому объяснить ситуацию, милорд епископ, – предложил герцог. – Я предпочел бы, чтобы лорд Дарси получил эту информацию из первых рук.

– Конечно, ваше высочество, – озабоченно проговорил епископ, нервно вертевший правой рукой свой наперсный крест.

Герцог указал на кресла:

– Прошу вас, милорды.

Все четверо уселись, и епископ приступил к рассказу.

– Мой брат маркиз, – проговорил он с глубоким вздохом, – бесследно исчез.

Лорд Дарси приподнял бровь. Обычно в случае исчезновения одного из губернаторов его величества по всей Империи должен был подняться шум и гам – от одного ее края до другого: от мыса Дункансби в Шотландии до южной оконечности Гаскони – от границы с Германией на востоке до Новой Англии и Новой Франции за Атлантическим океаном. И если милорд епископ Гернси и Сарка не хотел поднимать шума по этому поводу, сему должна была иметься – не могла не иметься! – веская причина.

– Вы когда-нибудь встречали моего брата, лорд Дарси? – спросил епископ.

– Мимоходом, милорд. Только один раз, примерно год назад. Я почти не знаком с ним.

– Понятно.

Еще немного покрутив нагрудный крест, епископ перешел к своему рассказу. Три дня назад, десятого января, свояченица епископа Элейна, маркиза де Шербур, послала на шлюпке своего слугу в порт Святого Петра, Гернси, где находится кафедральная церковь диоцеза Гернси и Сарка. Запечатанное письмо извещало милорда епископа о том, что его брат отсутствует дома с вечера восьмого января. Вопреки своему обычаю, милорд маркиз не предупредил миледи маркизу о своем намерении покинуть замок. Более того, он намекал на то, что намеревается отдохнуть, когда закончит работу с некими государственными документами. И после того как он закрылся в своем кабинете, его никто не видел. Миледи де Шербур хватилась мужа только в следующий понедельник, когда обнаружила, что в его постели никто не спал.

– Это произошло утром во вторник, милорд? – спросил лорд Дарси.

– Совершенно верно, милорд, – согласился епископ.

– Могу ли я спросить, почему вы не известили нас раньше? – аккуратно поинтересовался лорд Дарси.

– Ну, милорд… понимаете ли… – нерешительно начал епископ. – Хм, миледи Элейна полагает, что… э… что его светлость, то есть брат мой, не совсем… э… может быть, не совсем пребывает в своем уме.

«Вот, – подумал лорд Дарси. – Вот и выложил! Милорд маркиз Шербурский сошел с ума! По крайней мере, так предполагает его леди».

– И в чем это проявляется? – невозмутимо продолжил расспросы лорд Дарси.

Епископ заговорил кратко и торопливо.

– Первый приступ произошел с милордом маркизом в канун дня святого Стефана, двадцать шестого декабря тысяча девятьсот шестьдесят третьего года. Лицо его вдруг приобрело выражение клинического идиота: оно расслабилось, и свет разума как бы погас в его глазах. Он бормотал какую-то бессмыслицу и, похоже, не понимал, где находится, и даже в какой-то степени боялся того, что его окружает.

– В буйство он не впадал? – спросил лорд Дарси.

– Нет. Скорее наоборот. Он держался кротко и позволил отвести себя в постель. Леди Элейна немедленно вызвала врачевателя, подозревая, что мой брат, возможно, перенес апоплексический удар. Как вам известно, маркизaт поддерживает капитул бенедиктинцев внутри стен Шербурского замка, и отец Патрик осмотрел моего брата спустя считаные минуты.

Однако к этому времени приступ уже прошел. Отец Патрик не обнаружил ничего плохого, a мой брат сказал, что ощущал лишь легкое головокружение и ничего более. Однако с тех пор с ним случилось еще три приступа – вечерами второго, пятого и седьмого числа этого месяца. A теперь он исчез.

– То есть вы, милорд епископ, полагаете, что с его светлостью произошел еще один приступ и он может оказаться неведомо где, причем в состоянии… кхм… non compos mentis, не так ли?

– Именно этого я и опасаюсь, – твердым тоном заявил епископ.

Лорд Дарси задумался на мгновение, а затем молча посмотрел на его королевское высочество герцога.

– Я хочу, чтобы вы провели тщательное расследование, лорд Дарси, – проговорил Ричард. – Действуйте по возможности осторожно. Скандал нам совершенно ни к чему. Если у милорда де Шербура случилось помутнение рассудка, мы, конечно, прибегнем к самым лучшим целителям. Но для начала его нужно найти.

Он посмотрел на стенные часы.

– Поезд до Шербура отходит через сорок одну минуту. Вы будете сопровождать милорда епископа.

– Мне как раз хватит времени на сборы, ваше высочество. – Лорд Дарси немедленно поднялся со своего кресла. – К вашим услугам, милорд. – Поклонившись епископу, он вышел за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой.

Однако он вовсе не направился в свои апартаменты, а остановился за дверью, поскольку заметил на себе многозначительный взгляд герцога Ричарда.

И услышал следующий разговор:

– Милорд маркиз, – проговорил герцог, – не позаботитесь ли о том, чтобы милорд епископ подкрепил свои силы? Если ваша светлость простит, меня ждет срочная работа. Необходимо немедленно направить моему брату королю рапорт о случившемся.

– Конечно, ваше высочество, конечно.

– Я прикажу подать карету вам и лорду Дарси. Я еще раз приму вас, милорд, до отъезда, а пока прошу простить меня.

Выйдя из комнаты, он взглянул на ожидавшего за дверью лорда Дарси и движением руки пригласил его в соседний зал. Лорд Дарси последовал за ним. Плотно закрыв дверь, герцог негромко проговорил:

– Дело может оказаться намного сложнее, чем кажется на первый взгляд, Дарси. Де Шербур сотрудничал с одним из личных агентов его величества, пытавшимся раскрыть агентурную сеть польских agents provocateurs, промышляющих в Шербуре шпионажем. Если у него действительно произошел психический срыв и он попал в их руки, мы в крайне затруднительном положении.

Лорд Дарси понимал всю серьезность ситуации. Всю последнюю половину столетия короли Польши тешили свои амбиции. Аннексировав всю русскую территорию, до которой они смогли дотянуться, – до Минска на севере и Киева на юге, – поляки обратили свои стремления на запад, к границам Империи. Уже несколько веков германские государства служили буфером между могущественным королевством Польским и еще более могущественной Империей. Теоретически германские страны, как часть старой Священной Римской империи, являлись подданными императора – однако ни один англо-французский король никогда не пытался вернуть их под свою руку. На самом деле германские государства были обязаны своей независимостью тлеющему конфликту между Империей и Польшей. Если бы войска короля Казимира IX, например, попытались бы оккупировать Баварию, та немедленно, захлебываясь слезами, обратилась бы за помощью к Империи. С другой стороны, если бы король Джон IV попытался взыскать с Баварии всего один соверен в качестве налога и послал за ним свои войска, Бавария тут же с таким же воплем бросилась бы в объятия Польши. И пока равновесие сил сохранялось, германцы могли спать спокойно.

На самом деле король Джон не имел желания силой загонять германцев в Империю. Имперская политика давно уже избегала прямой агрессии. Армия Империи без особых трудов могла бы захватить Ломбардию или север Испании. Однако располагая всем Новым Светом в качестве доминиона, Империя не имела потребности в новых европейских территориях. Агрессия против мирных соседей во дни данного века была немыслима.

Пока Польша устремляла свои интересы на восток, Империя следовала политике невмешательства, доколе сама двигалась все дальше, в Новый Свет. Однако это движение на восток короля Казимира затормозилось и остановилось. У поляков возникли трудности в уже завоеванных русских областях. Чтобы удерживать воедино свою квазиимперию, он был вынужден постоянно напоминать своим подданным об опасности в лице внешних врагов, однако продвигаться дальше по территории России не рисковал. Русские княжества за последнее поколение сумели образовать какую-никакую, но все же коалицию, и польскому королю Сигизмунду III пришлось отступить. Русские, если им удастся объединиться, могут стать опасными врагами.

Итак, на западе оставались германские государства, а на юге – Румелия. Связываться с последней Казимир не желал, однако имел собственные планы на германские государства.

Благосостояние Империи, основу ее плавно растущей экономики обеспечивал Новый Свет. Импорт хлопка, табака и сахара – не говоря уже о золоте, найденном на южном континенте, – представлял собой становой хребет имперской экономики. Подданные короля были сыты, хорошо одевались, жили в добротных домах и радовались жизни. Однако сколько-нибудь длительная блокада морских перевозок сулила неприятности.

Польский военный флот и в подметки не годился имперскому. Ни один польский корабль не сумел бы пробиться в Северное море мимо королевского флота или флотов скандинавских союзников Империи. Северное море безраздельно принадлежало Империи и скандинавам и патрулировалось ими совместно… в него не допускался ни один чужой военный корабль. Торговые суда, в том числе польские, плавали по нему свободно – после досмотра и при отсутствии оружия на борту. Закупоренный в Балтике польский военный флот был беспомощен, да и количество и качество кораблей не позволяло ему пробиться наружу. Однажды, в 1939 году, поляки пошли на прорыв и были сожжены на воде. Больше король Казимир не пытал счастья.

Он сумел купить горстку испанских и сицилийских судов, переоборудовал их в приватиров, однако они являлись разве что досадной помехой, но не угрозой. При поимке их рассматривали как пиратов – корабли либо захватывали, либо топили, а экипажи вешали, и имперское правительство даже не утруждало себя объявлением протестов королю Польши.

Однако у короля Казимира были припрятаны в рукаве и другие козыри. Происходившие события крайне беспокоили лордов Адмиралтейства и Торгового флота. Суда уходили из имперских портов – Гавра, Шербура, Ливерпуля, Лондона и других – и пропадали бесследно, от них не оставалось ни слуха ни духа. Они не добирались до портов Новой Англии. И количество таких кораблей заметно превышало то число, которое можно было бы списать на непогоду и пиратство.

Уже это было достаточно плохо, но ситуацию ухудшали слухи, распространявшиеся вдоль берегов Империи. В основном они преувеличивали опасности плавания через Атлантику. Начала распространяться молва о том, что центральная часть океана опасна для плавания – куда опаснее, чем воды у берегов Европы. Насквозь просоленного моряка не пугала непогода; дайте британскому или французскому мореходу надежный корабль, опытного и достойного доверия капитана, и он ринется в пасть любого шторма. Однако злые духи и черная магия – дело совсем другое.

При всем своем желании ученые-исследователи просто не могли обучить простого обывателя всем сложностям и ограничениям современной научной магии. Суеверия, уходящие корнями в глубины тысячелетий, до сих пор владели умами девяноста девяти процентов населения даже в такой развитой и современной цивилизации, как имперская. Как объяснить простонародью, что творить чары способна лишь малая доля людей? Как объяснить, что любого уровня заклинания и заклятья, напечатанные в официальных гримуарах, сколько их ни читай, ничем не помогут тому, у кого нет Таланта? И как объяснить, что даже при наличии Таланта нужно учиться долгие годы для того, чтобы пользоваться им эффективным, предсказуемым и властным образом? Людям твердили это из года в год, но в глубине своих сердец они исповедовали прежние суеверия.