– Деточка моя! Милая! Как же я рада! – свекровь залетела в квартиру, сгребла растерянную Катю в охапку и звонко расцеловала в щёки. – Мне когда Ося сказал, я так и разрыдалась от счастья. Это он тебе купил, – Мира протянула невестке букет, – заехал попрощаться и просил букетик передать.

«А ко мне даже не заехал», – обиженно подумала Катенька.

Но Мира будто не замечала расстроенного личика невестки. Она щебетала о счастье материнства, о том, на кого будет похож ребёночек, и о своей ответственной роли единственной на всю семью бабушки. Катя кормила свекровь ужином, предназначавшимся для мужа, и испытывала тоску.

Ночью Кате плохо спалось. Она то и дело вздрагивала от стуков в окно, ей мерещился шорох птичьих крыльев. А утром позвонил Осип. Как обычно, ласковый. Он извинялся за вынужденную командировку и спрашивал о её самочувствии. А цветы? Ей понравились его цветы? О, он так долго их выбирал! Купил самые красивые. И обмякшая от нежности, льющейся в трубку, Катенька простила глупую обиду.

– Сегодня ночью я слышала стук в окно.

– Какой стук? Мы живем на восьмом этаже. Тебе приснилось всё, котёночек.

– Нет-нет. Это был стук. Словно… Словно птица клювом стучит в окно! Да, и шум крыльев я тоже слышала.

– Нашла чего испугаться. Ну птица какая-нибудь села на карниз. Голубь, скорее всего.

– Ося, я вспомнила. Мама моя говорила, что птица, бьющаяся в стекло, – к беде.

Муж помолчал, вздохнул.

– Катенька, не стоит верить в глупые приметы. Ты же современный человек, с высшим образованием. Ну какие приметы? Чушь это всё. Не бери в голову.

Молодая женщина молчала.

– Ну хочешь, я попрошу маму, она останется ночевать с тобой?

– Нет, Ося. Спать с мамой в нашей однушке – это неудобно. Ты, пожалуй, прав. Глупости это всё.

День закружил домашней рутиной. А ночью молодую женщину разбудил непрерывный, навязчивый звук.

«Да что же это такое!» Катенька с раздражением вскочила с кровати. Она быстро подошла к окну и отдёрнула занавеску. Большая сорока, размером с откормленного кота, не меньше, сидела на карнизе и стучала в окно. Увидев человека, птица не испугалась. Она нагло посмотрела Кате в глаза, раскрыла глянцево-чёрный клюв и закричала. Истерично, визгливо. По-людски. Катя в ужасе попятилась, уткнулась спиной в стену и тихо сползла по ней. Утром её нашла свекровь. Соседи слышали женский крик, позвонили Иосифу, а тот вызвал маму.

– Обычный обморок, такое с беременными бывает, – приговаривала Мира, укладывая бледную Катеньку в кровать. – Сейчас я тебя чаем напою, сладким-сладким. И тебе полегчает.

– Там… в окне… была птица. Сорока. Большая такая. Я встала… и…

– Встала резко, голова закружилась, и ты сознание потеряла.

– Нет, нет! Она кричала! Так страшно кричала, я испугалась очень.

– Деточка, ну какая птица? Это ты кричала. Соседи всё слышали. Приснилось тебе или привиделось. Ося, конечно, совершенно не прав. Оставлять беременную женщину одну нельзя. Ты становишься такой впечатлительной, мнительной и рассеянной. Самочувствие и настроение портятся. Да я сама такой была!

Катя беспомощно посмотрела на свекровь.

– Значит, так, детонька, – Мира решительно осмотрела комнату. – Собирай вещи, всё, что тебе необходимо на первое время, и поехали ко мне. Будешь жить в детской комнате Осипа.

И, погладив Катю по голове, добавила:

– Хотя бы первое время. Пока Осип не вернётся из командировки.

«Пока Ося не вернётся, пока Ося не вернётся», – повторяла Катя про себя, собирая вещи и укладывая их в дорожную сумку.

Супруг задерживался. Сначала на одну неделю, потом на другую. Приехал на три дня, суматошный и взволнованный. Отдохнул и снова собрался в длительную командировку.

Катенька тихо негодовала. Ося был явно рад переезду супруги к матери и не спешил возвращать жену. Непостижимо! Внутри неё растёт, развивается новая жизнь, другой человечек, микрокосмос. А муж не принимает в этом таинстве никакого участия. Словно теперь это не его проблемы. Вся Катя – не его проблемы.

В день командировки Осип традиционно заехал попрощаться. Свекровь усадила сына завтракать. Вспомнив, что хлеб закончился ещё вчера, отправила невестку в соседний магазин. Катенька уже вышла из подъезда, когда сообразила, что кошелёк оставила дома. Шёл четвёртый месяц беременности, и Катенька всё чаще замечала за собой лёгкую рассеянность. Она нашла это забавным и в весёлом расположении духа вернулась в подъезд. Она собиралась нажать на звонок, когда соседняя дверь тихо приоткрылась и всё та же сухонькая старушонка просунула свою седовласую голову на черепашьей шее.

– Не послушалась меня, да? – прошамкала соседка. – Спуталась…

Катя растерянно смотрела на старушку, не зная, что ей ответить. Старый, одинокий человек… Только посочувствовать. А старуха, окинув Катю цепким взглядом, вдруг поджала губы, мелко затряслась.

– Что же ты натворила, глупая. Вот уже и приплод… Кормёжка ведьме! – и всхлипывая, оттягивая уголки тонких губ к морщинистому подбородку, произнесла нараспев: – Прям как моя Иришка!

«Сумасшедшая!» – подумала Катя и схватилась за дверную ручку своей квартиры, сильно потянула её вниз. Дверь оказалась незапертой. Катенька поспешила внутрь, подальше от чокнутой соседки. Дома её появление осталось незамеченным. Мира и Осип что-то эмоционально обсуждали на кухне.

– Ося, ты же понимаешь, как это важно для меня! – свекровь истерично подвизгивала. – Неужели тебе сложно? Для меня, для родной матери?!

– Хватит, мам, перестань, сколько можно?

– О, милый, ты же всё понимаешь, – голос свекрови стал мягким, нежным.

Катеньке не хотелось быть невольной соучастницей семейной ссоры. Она собиралась выйти, когда услышала всхлипывания Миры.

– Это дитя, родной мой, необходимо мне. Шестой месяц – критичный срок. После этого срока я… уже… – Мира то ли всхлипнула, то ли взвизгнула. А Катя замерла в коридоре.

– Мне не жить без твоего ребёнка. Неужели ты хочешь моей смерти?

До Кати доносились приглушённые всхлипывания и утешительное бормотание Осипа. Девушка ещё послушала с минуту и тихо вышла из квартиры.

«Словно чавканье вантуза в забитой раковине», – подумала Катя и устыдилась. Ничего смешного в этой некрасивой сцене не было. Но почему же ей не жаль эту плачущую женщину?

Вечером этого же дня Мира Аполлоновна хлопотала на кухне. По её заверениям, она готовила особенный ужин. Напевала что-то себе под нос, размешивая еду в кастрюльке. Катенька рассеянно водила пальцем по узору скатерти и не понимала причину своей хандры.

– Мира, что вы такое напеваете? Мотив знакомый, а слов не разобрать, – от нечего делать спросила Катя.

– Да так, детская потешка. Старая-престарая, мне её ещё моя бабушка пела. Про сороку-белобоку.

– Которая кашку варила?

– Именно, деточка. Только моя бабушка не про кашку пела. Совсем не про кашку.

И Мира засмеялась. Гортанно, по нарастающей, не открывая рта, растягивая губы в изогнутую улыбку. Катя неприятно поёжилась.

– Вот, – свекровь поставила на стол перед девушкой тарелку с бурой студенистой смесью. – Ешь.

– А что это? – поморщилась Катя.

– Коливо. Блюдо такое. Очень полезное для тебя и для ребёночка. Лучше всякой аптечной химии!

Мира задумалась на секунду и добавила:

– Особенно для развития мозга.

– Раз полезно…

Катя зажмурилась и быстро проглотила пару ложек угощения. Блюдо имело неприятное металлическое послевкусие, но в целом было съедобным.

Этим же вечером Катенька застала свекровь за расчесыванием волос. Мира полностью отдавалась этому процессу. Она блаженно прикрывала глаза, немного закидывала голову назад и что-то тихо нашёптывала. Шёпот нарастал, становился всё громче, и вот уже Катенька могла разобрать слова:

Сорока-белобока

Коливо варила,

Под порог поскакивала,

Гостей посматривала:

Не вышли ли гости? Не несут ли гостинцы?

Вылезли гости,

Привезли нам кости.

«Ну и потешка! – подумала Катя. – Похлеще серенького волчка. А если она этот бред будет нашему ребёнку петь? Нужно будет поговорить об этом с Осипом». Катенька не стала мешать свекрови и не прощаясь ушла спать в свою комнату. Всю ночь ей снились кошмары: огромные сороки раскрывали хищные, остро заточенные клювы, щёлкали длинными, похожими на кольчатых червей, языками. Под мощными крыльями скрывались чёрные когтистые лапы. Одна из сорок схватила гнилостно-зелёную человеческую руку с посиневшими ногтями, погрузила её в котёл и принялась помешивать варево. Приторно-сладкие миазмы пахнули на Катеньку. Остальные сороки нетерпеливо скакали у котла.

 
Сорока-белобока
Коливо варила,
Под порог поскакивала,
Гостей посматривала:
Не вышли ли гости? Не несут ли гостинцы?
Вылезли гости,
Привезли нам кости.
Этому кишки,
Этому потрошки,
А этому недостало.
Поди, там есть колодец,
Напейся водицы.
Тут пень,
Тут колода,
Тут мох,
Тут болото,
Тут студёная водица
Захлебнуться, не проснуться.
 

«Проснуться! Срочно проснуться!» – скомандовала себе Катя и открыла глаза. На кровати сидела свекровь и гладила её по руке.

– Ну чего ты? Чего? Приснилось что дурное? – участливо спросила Мира.

– Что вы тут делаете?

– Ты кричала во сне, я зашла, попыталась тебя аккуратно разбудить, да, видимо, всё равно напугала. Водички будешь?

Катя кивнула и выпила предложенную воду.

– А теперь спи, спи, детонька. А я рядом посижу.

Катенька думала, что после увиденного заснуть не сможет, но новый сон сморил её быстро. Поначалу она ничего не видела, только тьму, но вот заблестел маленький голубой огонёк, и Катенька устремилась к нему. Огонёк рос, приближался. Можно было увидеть кукольную головку, сжатые ручки и ножки. Игрушка шевелилась, открывала крохотный ротик, зевала. Малыш! Это же живой младенчик! Катя посмотрела на свой живот. Из него вилась голубая ниточка, связывающая её и младенчика. Катенька протянула руки к малышу, но в ту же секунду вздрогнула от сильной боли. Ниточка, прекрасная голубая ниточка беспомощной плетью повисла вдоль живота.

Сон, сон. Это всё опять дурной сон. Боль не уходила. Катя перевернулась на другой бок и почувствовала холодную липкую лужицу под поясницей.

***

В больничной палате было тесно. Четыре койки с одной стороны и четыре с другой занимали женщины разных возрастов. Беременные на сохранении, одна после аборта и двое после операции: бабулька семидесяти лет и Катя. Врач, строгая, подтянутая, вошла в палату и направилась к Катеньке.

– Как самочувствие? – женщина аккуратно присела на край кровати и принялась изучать документы. Девушка молчала. – Слава Богу, операция прошла удачно.

– А ребёнок?

Женщина закрыла карту и сочувствующе посмотрела на девушку.

– Вы не были беременны.

– Неправда, – прошептала Катя.

– Это был пузырный занос. Сложное заболевание, при котором…

– Неправда! – Катя взвизгнула. Вся палата внимательно смотрела на скандалистку. – Ребенок был, мне врачи говорили. И УЗИ, я делала УЗИ.

– К сожалению, мы живем в такое время, где не каждый специалист является таковым. Мне очень жаль.

Женщина встала и направилась к выходу.

– Доктор, я ещё смогу иметь детей? – спросила Катенька.

– Нет никаких гарантий. С таким большим заносом мне не приходилось сталкиваться в своей практике. Но при адекватном лечении есть шансы сохранить репродуктивный потенциал с возможностью последующей нормальной беременности. Будем надеяться на лучшее.

Ося не навестил Катю ни разу за всё время её пребывания в больнице. Свекровь единожды позвонила. Сказала, что она так и знала, она видела, кого берёт её сынок, и вся вина лежит полностью на Кате. И вообще, нужно было сначала проверить её, затребовать анализы, а потом звать замуж. Достаточно было взглянуть на эту малахольную, чтобы понять: из неё ничего путного не выйдет. Монолог продолжился рассуждением о неполноценности семьи без детей и завершился издевательским вопросом: понятен ли Кате её намек или ей требуется пояснить более конкретно? Катя даже не плакала. И совсем не удивилась, по выписке из больницы обнаружив свои вещи в свекровиной квартире. Упакованные в пакеты у стенки. Подхватив пакеты, Катенька вышла из ненавистной сороковой квартиры. Она в нерешительности постояла на лестничной клетке и надавила на дверной звонок сумасшедшей соседке. Но дверь не открывали. В школу Катя так и не вернулась. А ещё через полгода шумный плацкартный вагон увозил её далеко-далеко, к северным холодным водам.

***

– Вера Борисовна, можно? – курносая медсестра просунула голову в приоткрытую дверь.

– Да, Надюша. Что там у тебя? – женщина сняла очки, зажмурилась и потёрла переносицу.

– Пришёл повторный гистологический анализ Балабановой.

– А, это той девушки с пузырным заносом. Ну давай сюда.

Медсестра нерешительно протянула бумагу.

– Вера Борисовна, результат тот же. Это не трансформированный хорион. Это… кусок свинины…

Вера Борисовна внимательно просматривала результаты. А медсестра растерянно продолжала свой монолог:

– Свинина в матке – кому скажи, не поверят. Хотя… Помню, бабушка мне рассказывала, что есть ведьмы такие, они детей в утробе материнской воруют. И меняют на кусок свинины или уголь. Если уголь – то мать умирает, а со свининой ничего… Выживает.

Врачиха в недоумении подняла глаза на медсестру.

– Надя, что вы чушь какую-то мелете. У вас работы нет?

Смутившись, медсестра поспешила удалиться из кабинета.

– Да уж, специалистов с каждым годом становится всё меньше и меньше.

И, с раздражением положив на рабочий стол гистологическое заключение, Вера Борисовна принялась писать вменяемый отчёт.