– Что ж… – Прескотт опять прочистил горло и посмотрел на Вулфа. – Мистер Хоторн оставил небольшие суммы слугам и сотрудникам своей фирмы, всего сто шестьдесят четыре тысячи долларов. По сто тысяч долларов каждому из двоих детей его сестры, миссис Джон Чарльз Данн, и аналогичную сумму научному фонду колледжа Варни. Пятьсот тысяч своей жене; детей у него не было. Также он завещал яблоко своей сестре Джун, грушу – сестре Мэй и персик – сестре Эйприл. – Юрист явно испытывал неловкость. – Заверяю вас, что мистер Хоторн, который был не только моим клиентом, но и другом, никогда не слыл чудаком. В завещании имеется приписка о том, что его сестры ни в чем не нуждаются и что он дарит им эти фрукты в знак уважения к ним.

– Вот как! К этому сводится все наследство усопшего? Примерно миллион долларов?

– Нет. – Прескотт не знал, куда глаза девать. – После выплаты налогов остается еще около семи миллионов. Возможно, чуть меньше. Все это оставлено женщине по имени Наоми Карн.

– La femme^[1], – заметила Эйприл.

Это не было ни насмешкой, ни издевкой, а просто констатацией факта.

Вулф вздохнул, а Прескотт продолжил:

– Завещание было составлено мной в соответствии с указаниями мистера Хоторна взамен того, что было написано тремя годами ранее, и датировано оно седьмым марта тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Хранилось оно в сейфе в моей фирме. Я останавливаюсь на этих деталях, потому что прошлым вечером миссис Данн и мисс Мэй Хоторн высказывались в том смысле, что мне следовало уведомить их об условиях завещания, как только оно было подписано. Как вам известно, мистер Вулф, это было бы…

– Ерунда! – оборвала его Мэй. – Вы прекрасно понимаете, что мы были расстроены. Мы рты пооткрывали от изумления.

– И до сих пор не можем прийти в себя. – Джун впилась глазами в лицо Вулфа. – Прошу вас, поймите: мои сестры и я сама полностью удовлетворены теми фруктами, которые оставил нам брат. Дело не в них. Но вы только подумайте, какая будет сенсация, какой скандал! Просто невероятно! Мы до сих пор поверить не можем. Мой брат завещал почти все свое состояние этой… этой…

– Женщине, – подсказала Эйприл.

– Ладно, женщине.

– Это было его состояние, – заметил Вулф. – И он им так распорядился.

– В каком смысле? – спросила Мэй.

– В том смысле, что если вам не нравятся скандалы, то чем меньше вы будете говорить и суетиться по этому поводу, тем скорее обо всем этом забудут.

– Премного вам благодарны, – едко сказала Джун, – но нам нужно что-нибудь более существенное. Одна только публикация завещания в прессе чего будет стоить, учитывая миллионные суммы, положение моего мужа и моих сестер… Бог мой! Разве вы не понимаете, что мы – знаменитые сестры Хоторн, нравится нам это или нет!

– Конечно нравится, – подтвердила Эйприл. – Мы в восторге от этого!

– Говори за себя, Эйп. – Джун не сводила глаз с Вулфа. – Вы сами представляете, как все это подадут газеты. Тем не менее я считаю ваш совет правильным. Я согласна, что лучше всего будет ничего не делать и ничего не говорить, пусть все идет своим чередом, нас это не должно касаться. Но ничто не пойдет своим чередом! Потому что случится кое-что ужасное… Дейзи собирается опротестовать завещание!

Вулф нахмурился еще больше:

– Дейзи?

– Ох, простите. Как уже заметила моя сестра, наши нервы просто измочалены. Смерть брата стала для нас потрясением. Потом все эти церемонии, вчерашние похороны… А теперь еще и это. Дейзи – жена нашего брата. Вернее, его вдова. Она имеет репутацию трагической фигуры.

– Дама с вуалью, – кивнул Вулф.

– Значит, вы знакомы с этой легендой.

– Это не легенда, – объявила Мэй, – а нечто гораздо большее. Это факт.

– Я слышал то же, что и все, – сказал Вулф. – Лет шесть назад, если не ошибаюсь, Ноэль Хоторн занимался стрельбой из лука, и однажды случайно выпущенная им стрела рассекла лицо его жены от лба до подбородка. Она была красавицей. С тех пор без вуали ее не видели.

Эйприл зябко поежилась:

– Это было ужасно! Я навещала ее в больнице, и до сих пор мне снятся кошмары. Прекраснее женщины я не встречала, за исключением одной девушки, которая торговала сигаретами в варшавском кафе.

– Дейзи не знает, что такое эмоции, – подхватила Мэй. – Как и я, только у нее нет альтернативы. Ей вообще не следовало выходить замуж, ни за нашего брата, ни за кого-то еще.

– Вы обе ошибаетесь, – покачала головой Джун. – Дейзи слишком холодна, чтобы считаться по-настоящему красивой. И семена эмоций в ней имелись, им нужно было только прорасти. И теперь, Бог свидетель, они дают плоды. Вчера мы все слышали в ее голосе мстительность, а это эмоция, верно? – Взгляд Джун снова остановился на лице Вулфа. – Дейзи непреклонна. Она постарается, чтобы всех нас смешали с грязью. Полумиллиона долларов ей хватило бы с лихвой, но она рвется в бой. Вы понимаете, во что это превратится? Это будет катастрофа. Поэтому ваш совет – не обращать внимания на скандал и дать ему перегореть – нам не подходит. Дейзи ненавидит Хоторнов. Только подумайте: моего мужа вызовут в суд как свидетеля. И нас всех тоже.

Снова заговорила Мэй, и в ее глазах и голосе теперь уже не было ничего милого.

– Мы не допустим этого.

– Мы хотим… – сказала Эйприл, добавив огня в свой переливчатый голос, – мы хотим, чтобы вы не допустили этого, мистер Вулф.

– Мой муж очень высоко ценит вас, – повторила Джун, словно это определяло все, включая погоду.

– Благодарю вас. – Взгляд Вулфа обежал их всех по очереди, в том числе обоих мужчин. – Что я могу при таких обстоятельствах сделать – стереть миссис Хоторн с лица земли?

– Нет! – категорично отрезала Джун. – С ней вам ничего не сделать. А вот с той женщиной, Наоми Карн, – да. Уговорите ее отказаться от большей части наследства, по крайней мере от половины. Если это вам удастся, остальное мы сделаем сами. По неизвестным нам причинам Дейзи жаждет денег, хотя бог знает на что они ей могут понадобиться. Задача может показаться вам трудной, но вряд ли совсем невыполнимой. Можете сказать мисс Карн, что если она не отдаст хотя бы половину завещанной суммы, то вынудит нас подать на нее в суд, и тогда она может потерять гораздо больше чем половину.

– Любой может сказать ей это, мадам. – Вулф обернулся к адвокату. – А что с точки зрения закона? Есть ли у миссис Хоторн шанс возбудить дело?

– Ну… – Прескотт поджал губы. – Дело она сможет возбудить. Начнем с того, что обычное право…

– Нет, пожалуйста, не надо подробностей. Ответьте одним словом: сможет ли миссис Хоторн добиться признания завещания незаконным?

– Не знаю. Думаю, что сможет. Учитывая то, какие формулировки использованы в документе, закон будет оценивать обстоятельства, а не только текст. – Прескотт опять замялся. – Вы ведь понимаете, сколь щекотливо мое положение. Есть риск, что мое поведение будет расценено как неэтичное с профессиональной точки зрения. Я сам составлял завещание для мистера Хоторна, причем он настаивал на том, чтобы текст был по возможности безупречен и его нельзя было оспорить в суде. Трудно ожидать от меня рекомендаций по поводу того, каким образом можно поставить произведенный мной документ под сомнение. Скорее, мой долг – защищать его. С другой стороны, не как адвокат, а как друг всех членов семьи Хоторн – и, могу сказать, друг также и мистера Данна, занимающего высокий государственный пост, – я понимаю, что открытое судебное разбирательство по поводу завещания нанесет неизмеримый ущерб семье. Крайне желательно избежать этого и ввиду позиции миссис Хоторн, которую она, к сожалению, заняла… – Прескотт умолк, снова поджал губы, а потом продолжил: – Скажу вам откровенно и конфиденциально, хотя и нарушу тем самым профессиональную этику, что это завещание, на мой взгляд, возмутительно. Я так и заявил Ноэлю Хоторну, когда мы работали над документом, но он настаивал, и мне оставалось только следовать его указаниям. Даже не касаясь того, насколько несправедливо завещание по отношению к миссис Хоторн, напомню, что мистер Хоторн обещал своей сестре оставить один миллион долларов научному фонду колледжа Варни, а фактически выделил лишь десять процентов от этой суммы. Это хуже, чем несправедливость, – это непорядочность, о чем я также говорил мистеру Хоторну. Безрезультатно. Я придерживался и до сих пор придерживаюсь мнения, что он утратил присущее ему здравомыслие под влиянием мисс Карн.

– А я все равно в это не верю! – Это опять заговорила Мэй, так и не вернувшаяся в образ милой женщины. – Уверена, если бы Ноэль решил не делать того, что обещал, то обязательно сказал бы мне об этом.

– Моя дорогая мисс Хоторн, – Прескотт обернулся к ней с видом крайнего раздражения, – вчера я был готов не обращать внимания на ваши замечания, поскольку понимал, что вы испытываете огромное и неожиданное разочарование. – Его голос прерывался от возмущения. – Но вы и сегодня, в присутствии посторонних, осмеливаетесь намекать на то, что условия завещания Ноэля не соответствуют его точным инструкциям… Бог мой, он же умел читать! Он не стал бы подписывать…

– Ерунда! – резко оборвала его Мэй. – Просто у меня не укладывается в голове то, что случилось. И я скорее подвергну сомнению законы термодинамики, чем вашу честность. Может быть, эта женщина вас обоих загипнотизировала. – Она вдруг ослепительно улыбнулась Прескотту и горестно выругалась: – Черт побери! Все это невыносимо мучительно. Я бы предпочла оставить все как есть, не говоря ни слова, если бы не отвратительное упрямство Дейзи, которое вынуждает нас действовать. Я настаиваю на том, что договоренность с мисс Карн должна включать пункт об увеличении суммы, выделяемой из наследства научному фонду, до миллиона долларов, так как именно о такой сумме брат говорил мне, когда мы обсуждали это.

– Н-да… – пробормотал Вулф.

Прескотт, по-прежнему с плотно сжатыми губами, кивнул ему, словно говоря: «Вот именно – н-да».

Джун прикрикнула на сестру:

– Мэй, ты только все усложняешь! Так мы вообще ничего не добьемся. И ведь ты блефуешь, я тебя знаю. Ты не захочешь затевать свару. Если мистер Вулф сумеет уговорить эту женщину, хорошо. Я буду только рада, если твой фонд получит миллион. Но главное – Дейзи, и ты сама это понимаешь. Мы все согласились…

Она умолкла, потому что дверь в кабинет приоткрылась. Вошел Фриц и, приблизившись к Вулфу, протянул ему поднос с визитной карточкой. Вулф взял визитку, глянул на нее и аккуратно подсунул под пресс-папье. Затем обратил взгляд на миссис Данн и сказал:

– Тут написано: «Миссис Ноэль Хоторн».

Все посмотрели на него.

– О господи! – вырвалось у Эйприл.

Мэй сказала тихо, будто самой себе:

– Надо было связать ее.

Джун поднялась со своего места и требовательно спросила:

– Где она? Я поговорю с ней.

– Прошу вас. – Вулф опустил широкую ладонь на стол. – Она пришла с визитом ко мне. Я сам с ней поговорю…

– Но это же смешно! – Джун продолжала стоять. – Она дала нам время до понедельника и обещала до тех пор ничего не предпринимать. Я оставила с ней сына и дочь, чтобы наверняка…

– Вы оставили ее с ними где?

– В доме моего брата. В ее доме. Мы все провели там ночь… Нет, дом-то теперь тоже не ее, и это одна из причин, почему она так ведет себя. Дом вместе с остальным имуществом отойдет той женщине, а не ей… Но она обещала ничего не делать…

– Пожалуйста, сядьте, миссис Данн. Мне все равно нужно с ней встретиться перед тем, как взяться за ваше поручение. Пригласи миссис Хоторн, Фриц.

– С ней две леди и джентльмен, сэр.

– Пригласи всех.