– Так, конечно. – Голос ее зазвенел, почти превратившись в писк.

– Но икру ему подали не вы?

– Нет, конечно.

– Тогда кому вы поставили тарелку?

– Никому.

Я посмотрел на Вулфа. Он прищурился, глядя на нее:

– Что же вы с ней сделали, мисс Фабер?

– Я ничего с ней не сделала. У меня не было тарелки.

– Вздор! Вас двенадцать человек, за столом было двенадцать гостей, и все ели блины. Почему же вы говорите, что у вас не было тарелки?

– Потому что не было. Я вышла в дамскую комнату поправить прическу, а когда вернулась, она брала со стола последнюю, а когда я спросила, где же моя, он сказал, что не знает, и я пошла в столовую посмотреть, у кого нет тарелки, но тарелки были у всех.

– Кто брал со стола последнюю?

Ферн Фабер показала на Люси Морган:

– Она.

– Кого вы спросили, где ваша?

Она показала на Золтана:

– Его.

Вулф развернулся:

– Золтан?

– Да, сэр. То есть да, она спросила, где тарелка. Когда унесли последнюю, я не видел, так как не смотрел на стол. То есть я не знаю, где она была до того, знаю только, что да, она спросила про тарелку. Я спросил у Фрица, не пойти ли мне посмотреть, у всех ли всё есть, а он ответил: нет, там Феликс, он обо всем позаботится.

Вулф снова повернулся к Ферн Фабер:

– Где та комната, где вы поправляли прическу?

Она показала в сторону буфетной:

– Там.

– Дверь за углом, – пояснил Феликс.

– Как долго вы там пробыли?

– Господи, я не знаю! Или вы думаете, я засекала время? Мы беседовали с Арчи Гудвином, потом пришел мистер Шрайвер и сказал, что гости садятся за стол, и они ушли, а я – вскоре после них.

Вулф бросил взгляд на меня:

– Так вот где ты был. Я мог бы и сам догадаться: там, где девушки. Допустим, мисс Фабер пошла поправлять прическу вскоре после вашего ухода… минуты, скажем, через три… Сколько времени у нее на это ушло, если она вернулась в кухню, когда уносили последнюю тарелку?

Я подумал немного:

– Минут пятнадцать-двадцать.

Тут он на нее рявкнул:

– Что случилось с вашими волосами?

– Я не сказала, что с ними что-то случилось! – огрызнулась она. – Вам, мистер, доложить все подробности?

– Нет.

Вулф окинул их довольно недружелюбным взглядом, набрал в грудь побольше воздуха – бушеля этак два, – выдохнул, повернулся спиной к девушкам, увидел бокал вина, который Фриц поставил на стол, подошел, поднял, понюхал и так и стоял там, не сводя с него глаз. Девушки зашушукались. Вулф, опомнившись, поставил бокал на место и вернулся к ним.

– Влипли вы в историю, – сказал он. – Впрочем, я тоже. Вы слышали, как я извинился перед мистером Бреннером за то, что он по моей вине согласился сегодня готовить. Когда наверху я увидел умирающего мистера Пайла и сделал те выводы, которые вам уже изложил, то решил, что должен разоблачить преступника. Обязан. По пути сюда, в кухню, я думал, что выяснить, кто подал мистеру Пайлу отравленную еду, несложно, но ошибся. Теперь ясно, что мы имеем дело с человеком, не только находчивым и изобретательным, но и ловким и дерзким. В то время как я, как мне казалось, неумолимо приближал события к тому, что мы обнаружим преступницу в момент, когда ей пришлось бы либо противоречить чьим-то утверждениям, либо отрицать, что вообще кому-то подавала тарелку, она мысленно надо мной насмехалась, и не без оснований, поскольку ее уловка сработала. Она проскользнула у меня между пальцами, и…

– Но она не делала этого! – воскликнула одна из девушек, чьего имени я не знал. – Она же сказала, что осталась без тарелки!

– Нет, – покачал головой Вулф. – Я имею в виду не мисс Фабер. Она теперь единственная, кто не подпадает под подозрение. Судя по ее словам, она отсутствовала здесь в течение всего того времени, когда уносили тарелки, и не рискнула бы утверждать это, если бы на самом деле находилась здесь, взяла тарелку и отнесла ее мистеру Пайлу. Кто-нибудь наверняка заметил бы это.

Он снова покачал головой.

– Не она. Но кто-то из вас. Вы – я обращаюсь к той, кого мне предстоит раскрыть, – вы должны очень верить в своего божка-хранителя, который помогает даже вашему коварству. Вы очень рисковали. Вы взяли тарелку – наверное, не первой, но среди первых, – а по пути в столовую положили в сметану мышьяк. Это было несложно. Это можно сделать и на ходу, если мышьяк был в бумажном пакетике. От бумажки избавились позже… возможно, в комнате, которую мисс Фабер называет дамской. Вы подали тарелку мистеру Пайлу, быстро вернулись в кухню, взяли другую, отнесли в столовую и подали другому гостю. Я сейчас не пытаюсь гадать, я утверждаю: именно так и должно было быть. Маневр на редкость ловкий, но ничто не бывает безупречным. – Он повернулся к Золтану. – Вы сказали, что наблюдали за тем, как девушки разбирали тарелки, и что брали их по одной. Кто-нибудь подходил за тарелкой дважды?

Вид у Золтана был такой же несчастный, как и у Фрица.

– Я пытаюсь вспомнить, мистер Вулф. Пытаюсь, хотя боюсь, вряд ли смогу. Я не смотрел на лица, а одеты все одинаково. Наверное, я не очень хорошо наблюдал.

– Фриц?

– Нет, сэр. Я стоял у плиты.

– Тогда попробуем так. Золтан, кто подошел среди первых – три или четыре первых?

Золтан медленно покачал головой:

– Боюсь, это бесполезно, мистер Вулф. Я могу попытаться вспомнить, но не могу быть уверен. – Он посмотрел вправо, влево, снова на девушек. – Говорю же, я не смотрел на лица. – Он воздел руки кверху, подняв ладони. – Поймите, мистер Вулф, я не думал про мышьяк. Я просто следил за тем, чтобы они правильно держали тарелки. Думал ли я о том, что в одной из них яд? Нет, не думал.

– Я взяла первую тарелку, – сказала девушка, еще одна, чьего имени я не знал. – Я взяла ее и поставила на стол перед гостем, которого и должна была обслуживать. Он сидел крайний слева, на противоположной стороне от входа, и все время оставался там. Я тоже не выходила из столовой.

– Прошу, ваше имя.

– Марджори Куинн.

– Спасибо. Теперь вторая. Кто взял вторую тарелку?

Вероятно, никто. Вулф ждал секунд десять, поджав губы, стараясь охватить взглядом их всех.

– Советую, – сказал он, – напрячь память, чтобы не пришлось вытягивать из вас воспоминания, восстанавливая порядок, в каком вы брали тарелки. Надеюсь, до этого не дойдет. – Он посмотрел вбок. – Феликс, вас не спрашиваю намеренно, чтобы дать время подумать. Вы находились в столовой. Я надеялся, что, услышав, кто подал блины мистеру Пайлу, вы это подтвердите, но теперь, когда выяснилось, что нечего подтверждать, придется подтвердить не слова, а сам факт. Вынужден попросить вас указать на нее.

В каком-то смысле Вулф был боссом Феликса. Когда умер самый давний и самый близкий друг Вулфа, Марко Вукчич, владелец «Рустермана», по завещанию ресторан отошел всем членам попечительского совета, но Вулф был попечителем, а Феликс – метрдотелем. При такой позиции в лучшем ресторане Нью-Йорка Феликс, разумеется, умел и подчиняться, и командовать, но сейчас не нужно было ни то ни другое. Если же выражение его лица отражало то, что он чувствовал, Феликс в этот момент был несчастен.

– Не могу, – сказал он.

– Пф! Ваша профессия – замечать любую мелочь, так или нет?

– Так, мистер Вулф. Я знал, вы меня спросите, но ответить на ваш вопрос не могу. Могу объяснить. Девушка, которая только что говорила, Марджори Куинн, вошла в столовую, как она и сказала, первой. Не сказала она, что, когда ставила тарелку, один блин соскользнул на скатерть. Я бросился к ней, потому что она собиралась взять его пальцами, оттолкнул ее руку, положил блин назад вилкой и повернулся к ней. Одним словом, в тот момент я не следил за ними. Когда для обслуживания обеда нанимают женщин, это само по себе не очень хорошо, но ведь наняли еще и без опыта. Когда я вернулся к своим обязанностям, рыжеволосая девушка, Чоут, как раз подходила с тарелкой к мистеру Пайлу, к которому была приставлена, но тарелка перед ним уже стояла. Я шагнул было к ней, но она повернулась к вам и подала тарелку вам. Порядок нарушился полностью, и я ничего не мог сделать. Смуглокожая мисс Яконо, которая должна была обслуживать вас, направилась к мистеру Крейсу, а та, что…

– Прошу вас, – голос Вулфа прозвучал резко, – я все это уже слышал от них, как и вы. Я всегда считал вас достойным доверия, но не исключено, что в вашем положении метрдотеля «Рустермана» вы могли бы пойти на хитрость, чтобы не оказаться втянутым в историю с отравлением. Так вы решили схитрить, Феликс?

– Боже милостивый, мистер Вулф, я и так в нее втянут!

– Отлично. Я видел, как эта девушка уронила блин и потянулась к нему рукой, а также видел, как вы положили его на тарелку. Да, вы уже втянуты, хотя иначе, чем я. – Он повернулся ко мне. – Арчи, обычно ты у меня первый помощник, но сейчас ты моя последняя надежда. Ты сидел рядом с мистером Пайлом. Кто поставил перед ним эту тарелку?

Я, конечно, знал, что он задаст этот вопрос, но даже не старался припомнить, потому что это было бесполезно.

– Нет, – просто, но твердо ответил я, и он сердито посмотрел на меня, тогда я добавил: – Это все. Просто: нет. Но, как и Феликс, могу объяснить. Во-первых, мне пришлось бы повернуться, чтобы увидеть ее лицо, а это было бы неприлично. Во-вторых, я отвлекся на Феликса, на то, как он спасал блин. В-третьих, начался спор о цветах в пятнах и крапинках, и я, как и вы, слушал, что говорят. Я даже не заметил ее руки.

Вулф стоял и дышал. Закрыл глаза, снова открыл и снова вдохнул поглубже.

– Невероятно, – пробормотал он. – Этой паршивке невероятно повезло.

– Я иду домой, – заявила Ферн Фабер. – Я устала.

– Я тоже, – сказала еще одна девушка и сделала было шаг, но Вулф остановил ее взглядом.

– Советую вам остаться. Мисс Фабер в самом деле выходит из числа подозреваемых, а также мисс Куинн, поскольку в тот момент, когда мистеру Пайлу подали отраву, ею занимался Феликс, но даже им я советовал бы остаться. Мистер Пайл при смерти. Врачи, конечно же, скоро вызовут полицию, так что будет лучше, если, когда приедет полиция, вы все будете здесь. Я надеялся раскрыть убийцу до их приезда. Черт побери! У нас еще есть шанс. Арчи, иди за мной. Фриц, Феликс, Золтан, оставайтесь здесь с девушками. Если одна… или не одна, а сколько-то из них… захотят уйти, не задерживайте их, но запишите имя и время ухода. Если кто-нибудь проголодается, накормите. Я буду…

– Я иду домой, – настаивала Ферн Фабер.

– Отлично. Идите. Полиция вытащит вас из постели, не успеете уснуть. Фриц, я буду в столовой. Идем, Арчи.

Он двинулся прочь, и я за ним – в буфетную и через распашную дверь в столовую. На ходу я посмотрел на свои наручные часы: десять минут двенадцатого. Я почти ожидал, что в столовой пусто, но ошибся. Там были все, кроме Шрайвера и Хьюитта, которые, вероятно, оставались наверху. В воздухе витали густые клубы сигарного дыма. За исключением Адриана Дарта, они сидели за столом, отодвинувшись от него под разными углами, с бокалами бренди и с сигарами. Дарт стоял у стены под картиной, изображавшей летящую стаю диких гусей, и что-то рассказывал. При виде нас он замолчал, и все повернулись к нам.

– А вот и вы, – сказал Эмиль Крейс. – Я ходил на кухню, но не стал вас прерывать. Шрайвер просил меня извиниться перед Фрицем Бреннером. У нас есть правило: после обеда приглашать повара присоединиться к нам выпить шампанского, что, конечно, по-варварски, зато весело, но, разумеется, при сложившихся обстоятельствах… – Он не закончил фразы, а после добавил: – Должен ли я объяснить ему? Или вы сами?

– Я сам.

Вулф подошел к столу и сел с краю. Он был на ногах уже второй час – почти столько же, сколько каждый день проводил в оранжерее, но одно дело дома, другое – здесь.

Он оглядел присутствующих:

– Жив ли еще мистер Пайл?

– Надеемся, – ответил один из аристологов. – В самом деле искренне на это надеемся.

– Мне пора быть дома в постели, – сказал другой. – У меня завтра тяжелый день. Но не похоже… – Он затянулся сигарой.

Эмиль Крейс протянул руку к бутылке бренди:

– Был жив, когда я туда поднимался, но с тех пор тишина. – Он посмотрел на свои наручные часы. – Почти целый час. Видимо, пора мне снова подняться. Чертовски неприятно!

Он налил себе бренди.

– Ужасно! – произнес один из них. – Просто ужасно! Насколько я понимаю, вы интересовались тем, кто из девушек принес ему икру. Крейс говорит, вы спрашивали у него об этом.

Вулф кивнул:

– А также у мистера Шрайвера и у мистера Хьюитта. У мистера Гудвина, и мистера Бреннера, и у обоих помощников, которых я пригласил, чтобы помочь повару. И у девушек. С ними я беседовал больше часа, но так ничего и не добился. Я понял, каким образом было совершено преступление, но не выявил личность преступника.

– Не слишком ли вы торопитесь? – спросил адвокат Ликрафт. – Возможно, нет никакого преступника. Возможно, есть острое тяжелое расстройство желудка…

– Вздор! Прошу прощения, мистер Ликрафт, не до учтивостей. Симптомы типичны для отравления мышьяком, и вы все слышали, как мистер Пайл пожаловался на песок, но дело не только в этом. Как я уже сказал, я понял, как действовал преступник… преступница. Никто из девушек не признался в том, что принес мистеру Пайлу тарелку с блинами. Та, кто была прикреплена к нему, войдя в столовую, увидела, что тарелка перед ним уже стоит, и обслужила меня. Нет, тут есть преступница. Она положила в сметану мышьяк en passant^[5], поставила тарелку перед мистером Пайлом, вернулась на кухню за другой и дальше вела себя как все. Это установленный факт.

– Но в таком случае, – возразил адвокат, – одна из них осталась без тарелки. Как такое могло случиться?

– Я в своем деле не новичок, мистер Ликрафт. Я изложу вам все подробности позже, если захотите, но сейчас должен продолжить. Это не гипотеза, что яд мистеру Пайлу был в блинах с икрой, это факт. Благодаря удивительному совпадению ее ловкости и везения она до сих пор остается не разоблаченной, и потому я обращаюсь к вам. Ко всем. Я прошу вас закрыть глаза и постараться вспомнить эту сцену. Мы все сидим за столом, обсуждаем орхидеи… пятна, крапинки. Входит женщина, ставит вот сюда, – он указал на место, – тарелку, один блин соскальзывает на скатерть, Феликс бросается к столу, возвращает блин на тарелку. Если закрыть глаза, вспомнить легче. В это же время входит следующая женщина, подходит к мистеру Пайлу, ставит тарелку перед ним. Я спрашиваю: кто из них?

Эмиль Крейс покачал головой:

– Я сказал вам еще наверху: не знаю. Я не видел лица. А если и видел, то мельком и не запомнил.

Актер Адриан Дарт стоял возле стены с закрытыми глазами, со вздернутым подбородком, скрестив руки на груди, – прекрасная поза, чтобы сосредоточиться. Все остальные, и даже Ликрафт, тоже закрыли глаза, но, конечно, никто из них не шел в сравнение с Дартом. Через некоторое, довольно долгое время они один за одним открывали глаза и качали головой.

– Нет, – произнес Дарт своим глубоким мелодичным баритоном. – Я наверняка ее видел, так как сидел напротив, но нет. Не знаю.

– Я не видел, – сказал другой. – Я просто ее не видел.

– Я смутно припоминаю, – сказал еще один, – но слишком смутно, черт побери! Нет.

Все говорили одно и то же. Никто ничего не помнил.

Вулф положил ладони на стол.

– В таком случае придется мне взяться за это дело, – мрачно сказал он. – Я ваш гость, джентльмены, и не хочу никого обидеть, но именно по моей вине Фриц Бреннер оказался втянут в это прискорбное происшествие. Если мистер Пайл не выживет… а он наверняка…

Дверь открылась – и вошел Бенджамин Шрайвер, за ним – Льюис Хьюитт, а следом большая, знакомая фигура – сержант Пэрли Стеббинс из отдела по расследованию убийств Западного Манхэттена.

– Винсент умер, – подойдя к столу, сообщил Шрайвер. – Полчаса назад. Доктор Джеймсон вызвал полицию. Он считает… Он практически уверен в том…

– Погодите! – рыкнул у него за плечом Пэрли. – Лучше я, если не возражаете.

– Господи! – простонал Адриан Дарт, и его передернуло.

Это было последнее слово, которое я в этом деле слышал от аристолога.