– Недоумок, – договорил рыцарь за него. И, переведя взгляд на Линара, шикнул на него, как на котенка: – Ну-ка брысь отсюда. Подожди где-нибудь на корме.

Эсвирта словно ветром сдуло. Крикс его не осуждал. Таков был Ирем.

– Купчую, – потребовал мужчина коротко. Крикс на мгновение замешкался, но потом все-таки подал ему пергамент. Рыцарь быстро пробежал его глазами. Поморщился.

– Ну, и о чем ты думал, когда это делал, интересно знать?..

– Он свободнорожденный, мессер Ирем, – попытался объяснить «дан-Энрикс». – И вдобавок родом из Империи. Нельзя же было бросить его здесь.

– Бред больного, – покривился рыцарь. – На торгах Росанны – сотни свободнорожденных. Их ты тоже будешь выкупать?.. Работорговля существует столько же, сколько и сами Острова. Если надумал с ней покончить, то найди, по крайней мере, более логичный способ.

Энониец в замешательстве взглянул на рыцаря. Конечно, если рассмотреть вопрос с подобной стороны, то Ирем был не так уж и неправ. Однако…

– Старый Кодекс говорит, что рыцарь должен делать то, что может, а не размышлять о том, что выше его сил, – нашелся Крикс. – По крайней мере, один человек будет свободен. Разве это плохо?..

Его сюзерен нехорошо прищурился.

– Свободен?.. Может быть, тебе напомнить, что мы здесь не на морской прогулке? Мы плывем в Каларию, а там идет война. Посмотрим, что ты станешь говорить о ценности свободы, когда из мальчишки будут по живому вырезать такийскую стрелу. Или когда треть лагеря сляжет с кровавым поносом от плохой воды, и твой задохлик в числе первых.

Крикс отвел взгляд. Возразить было нечего. Если в Каларии с Линаром в самом деле случится что-то плохое – это будет целиком и полностью его вина. Лучше всего было бы как-то переправить бывшего эсвирта в Мирный или, на худой конец, в столицу, но в эту весну большая часть торговцев отказалась от идеи пересекать воды Неспящего залива, где гонялись друг за другом корабли Аттала Аггертейла, Ар-Шиннора и дан-Энрикса.

– И… Что мне теперь делать? – спросил Крикс.

– Теперь уже ничего, – пожал плечами Ирем. – Иди, займись своей… покупкой. Покажи ему, где спать, найди чего-нибудь поесть – а то он уже на ногах не держится – и посмотри, что у него есть из вещей. Недостающее – купи.

Мельком взглянув на меч, который Рикс по-прежнему держал подмышкой, коадъютор сделал правильные выводы и процедил:

– Деньги возьмешь в моей каюте, на столе, в деревянной шкатулке.

«Что, и это все?..» – подумал Крикс, отойдя от мессера Ирема и наконец-то разрешив себе перевести дыхание. Да нет, наверняка не все. Просто сэр Ирем не унизился бы до того, чтобы проявлять свое раздражение при всей команде. Что за предводитель войска, который не может уследить за собственным оруженосцем, позволяя ему нарушать свои приказы и транжирить деньги сюзерена?..

«Ну, это он мне еще припомнит», – вздохнул энониец про себя. Хотя, если задуматься, то Ирем был и сам хорош: позволь он Криксу поступить по собственному усмотрению, «дан-Энрикс» сейчас мог бы извиниться и вернуть сеньору все, что он потратил на покупку Лара. Но по милости мессера Ирема все сбережения «дан-Энрикса» так и остались в Адельстане, в сотне стае от Росанны. Коадъютор запретил оруженосцу брать кошель с деньгами на корабль, заявив, что об одежде и других расходах Криксу, находящемуся у него на службе, беспокоиться не нужно, шляться по борделям слишком рано, а все остальные свои прихоти «дан-Энрикс» может отложить до окончания войны.

Крикс подошел к Линару и кивнул на небольшой, завязанный тесемками мешок, который тот принес с собой.

– Что там, внутри – одежда?.. Дай, я посмотрю. Сэр Ирем хочет, чтобы мы купили все недостающее.

Глядя, как Лар неловко, торопливо дергает завязки, Крикс поморщился:

– Да не спеши ты так…

Увидев содержимое мешка, южанин выразительно присвистнул. Внутри обнаружилась рубашка, выглядевшая еще более потрепанной, чем та, которая была на Ларе, шерстяная безрукавка, пара вязаных носков и что-то вроде старого, засаленного полотенца.

Крикс почувствовал, что снова начинает злиться, но потом сказал себе, что это глупо. Чем растравлять себя пустыми мыслями о том, в каком положении находятся невольники на Филисе, лучше заняться более насущными делами.

– Ннда!.. Похоже, твой хозяин был паршивый жмот, – только и сказал Крикс. – Пошли, посмотришь, где мы будем спать, заодно бросим там же твои вещи. А потом пойдем и купим тебе что-то более приличное.

К вечеру ноги у дан-Энрикса гудели от ходьбы по городу, голова шла кругом от переговоров с бесконечными торговцами, и все, чего ему хотелось – это растянуться на своей постели в крошечной каюте на корме. Разумнее всего, конечно, было бы тихонько проскользнуть к себе, не привлекая к себе лишнего внимания, но Крикс зашел в каюту Ирема, чтобы отдать остаток денег – и, конечно же, услышал: «Дейку поручили вымыть палубу. Иди, смени его. Ему с утра сидеть на веслах». Крикс тяжело вздохнул и пошел выполнять приказ. Крикс вспомнил, что несколько раз видел мессера Ирема в обществе Хлорда, и спросил себя, не от него ли лорд услышал популярную среди лаконских мастеров сентенцию, что тот, кто не умеет работать головой, должен работать хотя бы руками?

Узнав, что сказал рыцарь, Лар порывался помочь, но выжимавший тряпку Крикс загородил ведро плечом: «Не надо… Ирем нам обоим головы поотрывает. Тебе – чтобы не вмешивался в следующий раз, а мне – за то, что я тебе позволил вкалывать вместо себя».

Лар горестно вздохнул и опустился на ближайшую скамью. Его желтая, окрашенная резедой рубашка выделялась на закатном небе ярким праздничным пятном. Эту вещь они купили самой первой – Крикс заметил жадный взгляд, который Лар бросал на мягкую желтую ткань, пока вытаскивал из вороха одежды самую что ни на есть простецкую камизу из некрашеного льна, и, дернув Лара за рукав, сказал: «Лучше примерь вот эту!». К счастью, рубашка оказалась почти впору – разве что чуть-чуть великовата в вороте.

– Может, поищем что-то подешевле?.. – робко предложил Линар, теребя кисточки на плетеном поясе. Но Крикс отметил, каким бережным, почти ласкающим движением Линар расправил складки на рубашке, и решительно сказал:

– Берем. А насчет денег не волнуйся: мессер Ирем ненавидит, когда кто-нибудь из его окружения одет в обноски. Я, вообще-то, тоже не особенно люблю такие вещи, которые будет страшно пачкать или рвать. Но Ирем всегда говорит, что не позволит портить ему репутацию.

Линару явно еще никогда не приходилось покупать себе какие-нибудь вещи, и «дан-Энрикс» не мог справиться с желанием доставить ему удовольствие.

– …Давно ты стал оруженосцем лорда Ирема? – спросил Линар, пока «дан-Энрикс» яростно тер тряпкой палубные доски.

– Давно, – ответил Крикс. И, чуть подумав, уточнил: – Примерно пару лет назад.

Произнеся это вслух, Крикс удивился – неужели в самом деле всего пару лет? Порой ему казалось, что с тех пор, как Ирем взял его к себе, прошла целая жизнь. Время, когда он не сопровождал мессера Ирема в его поездках и не появлялся вместе с сюзереном при дворе, теперь казалось страшно далеким, словно не имеющим к нему прямого отношения.

– И как это тебе?..

– Что «как»? – не понял Крикс. Передвигаться вдоль скамей на корточках сил уже не было, и Крикс, махнув на все рукой, встал прямо на колени, тут же промочив штаны.

– Ну, тебе это нравится?

Крикс хмыкнул. Половина его друзей в Лаконе не скрывали своей зависти к «дан-Энриксу» – особенно когда стало понятно, что Ирем берет оруженосца на войну. Большая часть лаконцев продали бы фэйрам душу за возможность оказаться в его положении – и «дан-Энрикс» знал, что на их месте чувствовал бы то же самое. Город прямо-таки лихорадило войной. Все менестрели, выступавшие по кабакам, переключились с исполнения фривольных песен вроде «Монолога мельника, не вовремя пришедшего домой», на вещи наподобие «Холмов Равейна» и «Прощальной» знаменитого Алэйна Отта. Старшие ученики бросали Академию, чтобы скорее присоединиться к своим братьям и отцам в Каларии или отправиться на Острова. Младшие с удовольствием последовали бы их примеру, но все не достигшие совершеннолетия лаконцы могли покинуть Академию только с разрешения своих родных.

По этому поводу кипели нешуточные страсти. Юлиан Лэр написал длинное письмо отцу и изводился в ожидании ответа. Князь Афейн Рейхан получил известие, что его отец не видит никакой необходимости досрочно забирать его из Академии, и выразился по этому поводу настолько энергично, что оказавшийся поблизости наставник, не сумев сходу придумать соразмерное взыскание, отвесил ему звучный подзатыльник. Маркий Этайн, отец которого возглавил дипломатическую миссию на Островах, по своему обыкновению, ничего не говорил, но по тому, с каким остервенением Марк изучал аварский все свободные часы, он все-таки на что-то надеялся. А те лаконцы, у которых ворлок в свое время обнаружил слабый Дар, в эти недели обивали пороги Совета ста – так продолжалось до тех пор, пока магистры не пожаловались мастерам, что не могут выполнять свои обязанности из-за Одаренных недоучек, возмечтавших о карьере боевого мага… так что Крикс имел все основания считать себя счастливчиком.

– Ну, разумеется, мне нравится, – сказал он вслух. – Не будь я оруженосцем Ирема, я сейчас торчал бы в Лаконе, отвечал наставникам какую-то муру и фехтовал на тренировочных мечах, пока другие будут воевать в Каларии.

Судя по напряженному лицу Линара, ответ Крикса прозвучал для него так же странно, как для самого «дан-Энрикса» – его вопрос.

– А если тебя ранят, или, например, убьют?.. – осведомился он.

Крикс с раздражением пожал плечами.

– Ну, знаешь!.. Лучше пусть меня действительно убьют, чем я начну заранее переживать из-за таких вещей. Если позволишь себе постоянно думать об опасностях, которые могут тебе грозить, то оглянуться не успеешь, как превратишься в труса, – Крикс почувствовал, что это прозвучало слишком резко – так, как будто он упрекал Линара в недостатке храбрости, и сдавленно вздохнул. – Лучше не отвлекай меня, иначе мы застрянем здесь до завтрашнего вечера.

Когда они спустились в свою темную и тесную каюту на корме, Крикс так устал, что был способен только пошвырять о стену сапоги и рухнуть на постель, уже не помышляя о таких излишествах, как чистая рубашка или умывание. Он был уверен, что заснет мертвым сном, едва опустит голову на плоскую, как блин, подушку, но в действительности сон не шел. Должно быть, разговор с Линаром разбередил слишком много мыслей и воспоминаний. Криксу ярко вспомнился тот день, когда война, только что бывшая предметом будоражащих, тревожных слухов, превратилась в непреложный факт. Всего за пару дней до этого Крикс видел во дворце послов дан-Хавенрейма, которые вежливо раскланивались с лордами имперского совета, подметая длинными, узорными плащами мозаичный пол, и думал, что, возможно, разговоры о войне преувеличены, и дело, как обычно, кончится чередой мелких стычек в приграничье.

Все решилось в один день – точнее, в один вечер, когда во дворце Валларикса давали пир в честь посольства Атталидов, прибывшего с Островов.

Элиссив, не любившая размеренный дворцовый церемониал, каким-то чудом ухитрилась ускользнуть из-за стола, не попавшись на глаза чопорной леди Лэнгдем и другим «наседкам». Отвертевшись таким образом от неизбежного участия в застольных разговорах, Лисси отыскала Рикса на закрытой галерее, с которой он наблюдал за знатными гостями, жуя подхваченный с какого-то подноса пирожок.

Всякий раз при столкновении с наследницей престола Крикс не мог отделаться от ощущения, что они попрощались всего пять минут назад. Возможно, дело было в том, что Лисси не любила тратить время на бесполезные приветствия, а сразу приступала к делу, то есть принималась говорить о тысяче одновременно занимающих ее вещей. Если про некоторых людей можно сказать, что у них ветер в голове, то в мыслях дочери Валларикса, должно быть, бушевал непрекращающийся ураган. Подчас она меняла тему прежде, чем «дан-Энрикс» успевал ей что-нибудь ответить.

Тот, кто встречал Элиссив только во дворце, едва ли мог составить правильное представление о дочери Валларикса. Но Крикса не вводили в заблуждение ни шелковые платья, ни уложенные в сложную прическу волосы: он точно знал, что в глубине души Лисси осталась такой же, как в тот день, когда она случайно сбила его с ног на галерее Академии, одетая в костюм, который больше подошел бы для конюшенного мальчика. Характером, манерой речи и готовностью ко всевозможным авантюрам дочь правителя всегда напоминала ему городского сорванца. «Дан-Энриксу» нередко приходила в голову кощунственная мысль, что так, как к дочери правителя, он мог бы относиться к собственной сестре, с которой они выросли под одной крышей и успели страшно надоесть друг другу еще в детстве. Проявлялось это в том, что энониец начинал отчаянно скучать, если не виделся с Элиссив больше месяца, но иногда ему хватало десяти минут, чтобы устать от ее общества.

Они как раз беседовали о поездке в Мельс, где Крикс недавно был с мессером Иремом, когда Элиссив неожиданно круто сменила тему и, уставившись куда-то в зал поверх его плеча, воскликнула:

– Бедная Лей!.. Опять он к ней пристал!

– К кому пристал?.. – переспросил «дан-Энрикс» туповато. В разговорах с Лисси ему всякий раз казалось, что он говорит и думает слишком уж медленно.

– Видишь девушку в лазурном платье? Это Лейда Гвенн Гефэйр, моя лучшая подруга. А тот хлыщ с ней рядом – старший сын мессера Филомера, Эймерик. Он ей уже несколько месяцев проходу не дает. А Лейду, между прочим, обручили с его братом! Будь сэр Альверин сейчас в столице, Хегга с два кто-нибудь здесь посмел бы к ней приставать.

Голос наследницы звенел от возмущения. Крикс подумал, что сказали бы придворные, услышав, что их будущая королева изъясняется, словно подвыпивший мастеровой. Это же надо: «Хегга с два»!..

Элиссив ткнула его локтем в бок.

– Смотри, смотри – хватает ее за руку… Вот ведь урод! Надеюсь, Альверин его убьет, когда узнает.

Лейде и в самом деле приходилось нелегко. Даже такому неопытному зрителю, как Крикс, было отлично видно, что назойливые приставания сидевшего с ней рядом Эймерика девушке совсем не по душе. Окажись на ее месте сама Лисси – и на голове у сэра Эймерика уже красовалась бы ближайшая серебряная соусница со всем содержимым. Но леди Гефэйр ничего подобного не делала – только смотрела в сторону, слегка отвернув голову от своего соседа, и старалась незаметно отодвинуться подальше от него, пока Финн-Флаэн мял и тискал ее пальцы. Наблюдая эту сцену, энониец незаметно стиснул кулаки.

– Не понимаю, почему никто не удосужится поставить Флаэна на место? – продолжала злиться Лисси. – Что они там все – ослепли, что ли?..

– Ладно, сейчас что-нибудь придумаем, – пообещал «дан-Энрикс». И прежде, чем Лисси успела поинтересоваться, уж не собирается ли он вызвать Финн-Флаэна на поединок, Рикс оставил свою собеседницу одну, а сам, лавируя между идущими с кухни слугами, направился к столу на возвышении. За спиной у большинства гостей тоскливо перетаптывались с ноги на ногу оруженосцы и пажи, следившие за тем, чтобы кубки их лордов были полны, а полотняные салфетки заменялись чистыми после очередной перемены блюд. Праздничный ужин продолжался уже больше часа, так что оживление мальчишек, часть которых оказалась в императорском дворце впервые в жизни, понемногу начали сменять усталость и апатия. Взглянув на них, Крикс отдал должное великодушию мессера Ирема, не требующего, чтобы «дан-Энрикс» точно так же клевал носом от тоски за спинкой его кресла.

Заметив слугу, несущего запотевший серебряный кувшин с вином, которое, по-видимому, опускали на веревке в ледяной колодец, чтобы хорошенько охладить питье, «дан-Энрикс» преградил ему дорогу и, пробормотав «Позвольте…», завладел кувшином прежде, чем слуга успел опомниться. Целеустремленно преодолев последние десять шагов, отделяющих его от кресла Эймерика, Крикс остановился за его плечом, и со словами «Кажется, ваш кубок опустел, мессер Финн-Флаэн. Разрешите, я налью вам этого вина…», перевернул кувшин, но не над кубком, а над нежно-кремовым колетом молодого лорда.

Эймерик Финн-Флаэн конвульсивно дернулся от ледяной струи.

– Ты что, сдурел?!.. – взвыл он, добавив парочку определений, совершенно не употребимых за обеденным столом.

– Ах, до чего же я неловок! – с трудом сдерживая смех, выдавил Крикс. – Простите, лорд… я сейчас все исправлю.

Он схватил салфетку, притворяясь, что действительно намерен промокнуть ею безнадежно испорченный праздничный костюм Финн-Флаэна, но Эймерик отбросил его руку с силой, которой южанин от него никак не ожидал.

– Да кто ты вообще такой? – зверея, спросил Эймерик, сверля оруженосца коадъютора глазами. С этого расстояния Крикс различил, что взгляд аристократа был бессмысленным и мутным – видимо, он слишком много выпил, чем и объяснялись его навязчивые приставания к соседке. – И какие фэйры тебя понесли мне помогать?

Впервые с той минуты, когда он задумал свою шутку, Крикс почувствовал, что попал в затруднительное положение. Ответить на последний вопрос Флаэна было не так-то просто, а сын лорда Филомера продолжал смотреть на него с пьяным бешенством в глазах. «Дан-Энриксу» стало слегка не по себе. Дело могло принять довольно скверный оборот, но, к счастью, тут в их разговор вмешались.

Мессер Ирем, которого отделяло от Финн-Флаэна несколько кресел, наконец-то соизволил обратить внимание на происходящее и устремил на сына лорда Филомера изучающий взгляд светло-серых глаз.

– Сэр Эймерик, – сказал он негромко, но с такими интонациями, что все разговоры на их конце стола мгновенно стихли. – Мне показалось, что вы только что ударили моего оруженосца. Если у вас есть к мальчику какие-то вопросы, можете задать их лично мне. Уверен, мы столкуемся.

Будь Эймерик Финн-Флаэн трезв, он бы, наверное, раз пять подумал, прежде чем лезть на рожон. Теперь же он уставился на рыцаря и с пьяным вызовом спросил: