Иногда я спокоен, бесстрастен и молчалив, Терри с Нэт не могут вытянуть из меня и слова. Как, наверное, это страшно для них – смотреть на меня, безмолвного и не желающего двигаться. Не хочу даже представлять, как выглядят мои глаза, поэтому преимущественно держу их закрытыми, чтобы не вызывать у ребят отвращение. Но всё равно инстинктивно открываю, когда хожу по палате, размахивая руками как идиот.

Голова оказалась крепкой, я быстро поправлялся. Вскоре сняли повязку. Джесс, Уиллард и Рэнди с Джози навещали меня, но я запретил звонить моим родителям. Я сам сделаю это, когда они вернуться в Кливленд.

Итак, мы поехали домой.

По дороге до такси я распсиховался пятнадцать раз. Да, я считал. Кеды зашнуровал чёрте как, нацепил очки от солнца. Подхваченный с двух сторон, я вышел на улицу. По асфальту оказалось сложнее идти, чем по гладкому больничному полу.

– Думаю, пора заводить собаку, не вам же водить меня, – сказал я, садясь в такси.

Но это я храбрился нарочно. Левый глаз кололо, правый жгло, голова ныла от нагрузки, ориентироваться было тяжело. Звуки улицы наплывали, хотелось заткнуть уши. Слух начал перестраиваться на компенсацию зрения. Нет, никогда не смирюсь, всегда буду раздражаться и психовать. Всегда. Какое страшное слово.

Я закусил губу со всей силы. Нет, не думать, заставить себя не думать. Хоть на время. Время. Беспощадное и угнетающее, ненавижу его. Оно теперь мой наиглавнейший враг. А ещё меня глодал стыд. Перед Нэт и Терри, перед водителем и людьми на улице, которые, несомненно, думали, что друзья ведут вусмерть пьяного товарища. Больной псих, одним словом. Прекрасно, я – посмешище!

Смейтесь, я привык находиться в центре внимания. И на сцене, и в жизни. Интересно, что написали таблоиды, когда прознали, что вокалист «Do you feel pain?» теперь видит не лучше подземного крота? Нэт и Терри тщательно скрывали это от меня. Но когда мы выходили из больницы, мне показалось, что меня кто-то окликнул. Наверное, и у клиники пасли, фанатам и папарацци только повод дай.

Боюсь даже думать, что станет с группой. Терри объявил небольшой перерыв в творчестве, отменил тур. Но если я решу продолжать музыкальную карьеру, смогу ли выйти на сцену и петь? Естественно, придётся вести себя уже не так развязно как прежде, буду спотыкаться обо всё на свете. Но разве вокалист металкор группы может оставаться спокоен и тупо стоять на месте?

Ладно, пусть хотя бы этот день кончится, и я окажусь дома. А перед сном помолюсь, чтобы не проснуться. Ха-ха, как противоречиво, только что хотел снова выступать, и тут же не хочу ничего. От меня можно всего ожидать – я же долбанулся головой об асфальт и ослеп.

То есть стал ещё большим придурком.

Кажется, приехали. Всю дорогу я молчал, утопая в мыслях. Ребята тоже не проронили ни слова из солидарности. Но пора прекращать натянутое молчание. Как только мы вышли из такси, я спросил:

– Расскажите, какая погода на улице? Сколько людей? Побудьте моими глазами.

Наверное, они переглянулись, потому что последовала пауза.

– На улице пасмурно, – Нэйтали заговорила бодро, но я почти осязал, как напрягся её голос, – небо затянуто облаками, вечером будет дождь. Людей мало, вдалеке две девушки, в другой стороне никого, все на работе или учебе.

– Да, заняты делом. Не то, что я.

– Оззи, ты слишком критичен к себе, – вставил Терри.

Я поджал губы. Они же не виноваты. В конце концов, сам попросил. Некрасиво придираться к словам.

Лифт привёз нас на шестой этаж. Порывшись в карманах куртки, я вытащил ключи и отдал их Терри.

– Надеюсь, миссис Клирвин прибирала и в квартире не совсем срач, – я осторожно ступил за порог.

– Вот стул, садись, снимай обувь, – друг уже помогал мне.

– Давай помогу с курткой, – Нэйтали тоже запорхала рядом.

Это раздражало и огорчало. Я злился. Настроение менялось с чудовищной быстротой. То хотел поблагодарить ребят за заботу, то наорать и выгнать за дверь. Но понимал, что я чёртово беспомощное существо и один не справлюсь. Поэтому просто поджал губы – наверное, этот жест скоро станет грёбаной привычкой – и позволил себя раздеть и разуть.

– Здесь чисто, – Нэйтали прошла в зал, – думаю, домработница недавно убирала.

Я поднялся, держась за косяк двери.

– Посмотрим, помню ли я, где что находится, – я прошёл в комнату и пошарил справа, – диван на месте, это радует. Здесь должно стоять кресло. Угадал! – я чувствовал, что играю в дурацкую игру, и мне нужно найти все предметы в комнате. – Там должна валяться гитара, это шкаф, отлично, подоконник…

Пока всё шло хорошо – я находил вещи на тех местах, на которых оставил. Даже обрадовался, что смогу ориентироваться в квартире, когда вдруг обнаружил пропажу.

– Где он? – я остановился в центре комнаты. – Он всегда стоял здесь, посередине! – я перебирал в воздухе руками, пытаясь обнаружить предмет, и начал заводиться. – Где этот хренов синтезатор? – выкрикнул я.

– Оззи, он здесь, – Нэт подбежала, схватила меня за руку и увлекла чуть в сторону.

Вскоре я коснулся знакомого предмета. Раздался звук, но я не узнал того, что сыграл. Ре третьей октавы или ре-диез? Я разозлился и ударил кулаком по клавишам, пытаясь выместить разочарование на несчастном инструменте.

– Какого чёрта! У него появились ноги, и он перешёл в другое место? – выкрикнул я, готовясь отвесить ещё одну оплеуху синтезатору, но Нэйтали оттащила меня:

– Наверное, миссис Клирвин сдвинула его, когда убиралась, Оззи, успокойся.

Они усадили меня. Я вспомнил свои ощущения – да, это мой диван и я уже раз сто садился на него. Но вот ноты… я не узнал их, и это огорчало.

Я сорвал с лица солнечные очки и швырнул их на пол. Пластмасса ударилась и, кажется, треснула, а я обхватил руками голову, запустил пальцы в волосы и потянул отросшие пряди с намерением выдрать их с корнем. Это усталость, стресс, это пройдёт. Я переволновался, поэтому не смог различить звуки.

– Может, зря ты отказался от сиделки, Оз? – спросил Терри.

Он встал передо мной, а Нэт села рядом.

– Мне хватит миссис Клирвин, – ответил я, – только бы она больше не передвигала мои вещи. Я позвоню ей и попрошу приходить каждое утро.

– Обещаешь? – обеспокоенно спросила Нэт, касаясь моего колена.

– Куда я денусь, – невесело улыбнулся я.

Они нашли мне старую модель телефона с кнопками, и Нэйтали забила на быстрый доступ номера Терри, миссис Клирвин, свой и близких родственников. Она поставила на всех разные мелодии, чтобы я сразу знал, кто звонит.

– Джесса, Уилларда и Рэнди я объединила в одну группу. Они будут звонить мелодией «Broken soul». Кто ещё тебе нужен? – я слышал, как Нэт листала адресную книгу.

– Вряд ли я буду кому-нибудь звонить, – фыркнул я и откинулся на спинку дивана. – Все мои друзья: вы и группа, – бросил я, и тут в голове пронеслась мысль. Плохая, безрассудная и отвязная. Ничего хорошего она не предвещала, но стоило иметь возможность под рукой. – Погоди. Там должна быть Малена, выведи её тоже на быстрый доступ.

Жаль, я не видел удивлённых физиономий Терри и Нэйтали. Особенно Нэйтали. Ведь в тот вечер я сказал, что её подруга меня не заинтересовала, и вдруг такой поворот. Отлично, чем меньше подозрений с её стороны, тем лучше.

– Хочу пообщаться, – проговорил я, растягивая слова. – Может, не позвоню, но вдруг.

– Да, конечно! – Нэт очнулась и как будто даже обрадовалась. – Забила на восьмёрку.

Мы пообедали. Как ни странно, ложку мимо рта я не проносил, но было ужасно неловко. Чувствовал себя спятившим дедком, который ест, капая на стол и одежду. Фу, до чего омерзительное зрелище. А два его внука наблюдают, лелея мечту, чтобы он поскорее отмучился, помер и оставил им квартиру в наследство.

После обеда Нэт помыла посуду, а я улёгся на диване, вытянувшись во весь рост и, как обычно, занял его полностью.

– Так, Оззи уже потихоньку приходит в себя. Ты в курсе, что нам с Терри нет места?

– Конечно, – я улыбнулся, несмотря на то, что в душе всё было мрачнее некуда. – У меня есть два кресла, садитесь туда. Но вообще, я хочу отдохнуть.

– Нам уйти? – голос Терри.

Я сразу согласился – хотел остаться в одиночестве.

– Точно не надо побыть ещё? – Нэйтали почему-то колебалась.

– Всё нормально, – заверил я её. – Позвоню вам вечером.

– Ладно, если не позвонишь, то я сама. Закроешь дверь?

– Если собираетесь часто заглядывать, сделайте себе дубликат ключей. Выходить один я не буду, – хмыкнул я и отвернулся к стене. – А родители приедут только через две недели.

Ребята согласились, попрощались и ушли. Я слышал, как закрылась дверь, как повернулся в замке ключ, но ещё некоторое время лежал без движения. Потом сел.

Я остался один, как и хотел.

Наедине с терзающими мыслями, которые тут же, не дожидаясь приглашения, повылезали изо всех щелей. Словно какой дьяволёнок запрыгнул мне на плечо и зашептал, как лучше всего разрешить ситуацию. О, сколько идей он припас!

Сначала я честно гнал его, но, увы, назойливый голос звучал всё громче, он уверял, что дальше будет только хуже, что улучшений я не дождусь. Он призывал не усугублять тяжёлое положение и облегчить участь, конкретнее – самоустраниться.

Чтобы заткнуть подсознание, я пошёл на кухню, присел перед нижним шкафом у плиты, зашарил в его недрах. И вскоре нащупал предмет. По форме я узнал заначенную давно бутылку. Судя по тяжести – полная. Отлично!

Я откупорил её и с удовольствием хлебанул неразбавленного виски прямо из бутылки. Я намеренно сделал это, чтобы алкоголь обжёг горло и рот, чтобы опьянеть как можно быстрее и перестать слышать голоса в голове. Я стану параноиком и сойду с ума, если не остановлю это! Ещё один большой глоток. Полегчало.

Я вернулся в комнату, сел на диван и присосался к бутылке, как страдающий жаждой в пустыне. Я набросился на алкоголь, как на панацею. Сейчас я видел спасение только в забытьи. Сидя здесь, я чувствовал себя замурованным в четырёх стенах. Но с каждым новым глотком они раздвигались, а подсознание говорило тише, а потом и вовсе перешло на шёпот. Надеюсь, скоро оно заткнётся окончательно, уснёт или подохнет.

Однако, если мысли о самоубийстве уйдут из головы, о чём или о ком мне думать? О Нэт? У меня никогда не было ни единого шанса, а теперь можно окончательно похоронить надежды, положить в чёрный лакированный гроб, закопать в рыхлую землю, а сверху привалить тяжёлым камнем, чтобы погребённые мечты вдруг не выбрались.

Если надежды ещё можно похоронить, то чувства – увы! – засели глубоко, и я не знал, хватит ли алкоголя в мире, чтобы изгнать их. Со следующим глотком я понял, что не хочу, чтобы Нэйтали приходила! Пусть забудет обо мне, пусть проваливает!

Нет, нет, это я идиот, червяк и сволочь, я недостоин её. О, кажется, совсем поехала голова. Судя по тому, как облегчалась бутылка, я выпил уже больше половины. Отлично, скоро забудусь алкогольным сном, и мир не потревожит меня до утра.

Следующей категорией в размышлениях стала музыка. Наверное, вместо того, чтобы сидеть и качаться, как ива на ветру, нужно играть или петь. Но я боялся. Обратно пропорциональная зависимость: чем больше я пил, тем страшнее мне становилось.