Глава 5
Фурий Германик Август – император Рима

Полулежа на кровати из эбенового дерева молодой мужчина с бледным опухшим лицом и торчащими в разные стороны рыжеватыми волосами жадно пил из хрустальной чаши пузырящейся капустный сок. Вкус был не очень приятным, но свежая зелень сельдерея и кориандра придавали некоторую пикантность пресной жидкости.

Императора мучило утреннее похмелье, а капуста известное целительное средство от этого недуга. Местные лекари недаром считают капусту и свеклу панацеей от всех болезней, о чем Лукреций Кар писал даже в своем философском трактате.

Только надо ли слушать напыщенных болтунов – вон, Лепид уже вторую неделю обещает избавить Фурия от жжения в области груди, однако его настои и примочки помогают лишь на краткое время. Может, прав был знаменитый Эскулап, когда для благоприятного тока крови советовал умеренность в еде и длительные прогулки на свежем воздухе.

"О Венера, как же болит моя бедная голова… Уфф! Вчерашняя попойка дает о себе знать.

И все-таки жирный кабанчик, начиненный устрицами, был очень хорош, а медноволосая Памфилла умеет ублажать мужчину, даже не заставив его вспотеть – все сделает сама, умница. Стоит ли насовсем забрать ее из дешевого лупанара или наведываться в «Лоно Венеры» пару раз в месяц… Впрочем, довольно разврата, пора подумать о бесценном здоровье."

Охая, Фурий схватился за грудь и тяжело поднялся с желтых пуховых подушек. Услужливый раб тотчас склонился в подобострастном поклоне:

– Господин желает посетить терпидарий?

Пару минут Фурий напряженно выбирал между омовением и утренним докладом своего наушника Рупилия – прилежного спутника еще во всех юношеских пирушках. Пожалуй, начать нужно с новостей, они могут вывалять в грязи не хуже помойки Субуры. А помыться лучше сразу после болтовни пожилого прихвостня.

– Позови сюда этого пройдоху! И пусть звучат арфы, у меня в ушах какой-то противный звон. Где Лепид? Пусть тоже явится и даст скорей средство от головной боли.

На мгновение приоткрылась тяжелая бронзовая дверь с золотыми вставками, в проеме показалась массивная фигура стража. Пропуская вперед щуплого человека в потрепанной оранжевой тоге, преторианец встретился взглядом с императором и даже был удостоен слабой улыбки и кивка венценосной головы.

Фурий давно отличал рослого гвардейца. Борат еще простым легионером хорошо проявил себя в битве с тевтонами, а после смерти полководца Германика – отца Фурия, стал личным охранником молодого Цезаря.

Вот и сейчас Борат зорко следит за тем, чтобы в покои любимого императора не проник враг, но утренний гость вряд ли осмелится пронести с собой яд или нож, он слишком труслив и любит подачки "патрона". А если Рупилий и был замечен среди тех патрициев, кто все еще тайно вздыхает о республике, то Фурий не против. С помощью старого знакомого был раскрыт уже не один заговор против монаршей власти. И как удачно, что заговорщики оказывались богатейшими людьми! Фурию сейчас нужно много-много золота.

В порт Остии ежедневно приходят корабли с Востока. Трюмы переполнены пряностями и благовониями – ладаном и драгоценной смирной. Фрукты из Колхиды спешат попасть на стол императора, аравийские рубины и топазы жаждут украсить перстни на длинных нервных пальцах Фурия, сирийский пурпур пригодится для его парадного плаща, а ливанские кедры и слоновая кость пойдут на новое ложе в пиршественном зале. Да… пусть оно будет инкрустировано смарагдами и опирается на львиные лапы.

Известно, что Эпикур учит умеренности и воздержанию, и ему вторит этот старый зануда Сенека. Но познать истинное смирение духа можно лишь после того, как отведаешь самых изысканных блюд и усвоишь суть запретных удовольствий.

Легко критиковать роскошь нищему актеру – он просто не знает, над чем потешается, дурень. А вот, попробуй-ка, воздержись от соблазнов в еде и телесных забавах, если ты уже давно знаком с их порочным очарованием. Истинный стоик лишь тот, кто, зная вкус амброзии пятидесятилетней выдержки из Фалерно, сам добровольно перешел на дешевое ватиканское вино.

"Посмотрел бы я на такого болвана!"

Фурий самодовольно улыбнулся. Резь в желудке сменилась легким чувством голода, и как обычно после трехдневного кутежа на императора снизошло желание заняться важными государственными делами, а прочее время посвятить высокому искусству.

Потому он благосклонным жестом подозвал к себе Рупилия и принялся заинтересованно расспрашивать о реставрации старого театра, что болтают на этот счет в Сенате и не замечены ли новые мздоимцы.

– Я назову его в честь моей несчастной сестры Марциллы, – рассуждал Фурий. – Она любила высокую поэзию и драматические пьесы. Я буду вечно чтить ее память. А мой народ должен понять разницу между мной и скрягой Тиберием. Уж я-то не буду, как он, прятаться на Капри, наблюдая, как чахнет от скуки великий город лишь потому, что собственный пенис одряхлел и уже не годится на Геркулесовы подвиги. Я заставлю чернь вопить от восторга при виде кровавых побоищ на арене цирка. Сброд любит глазеть на чужую смерть.

Рупилий льстиво улыбнулся, но его хитрые глазки заметили болезненный румянец на впалых щеках императора. "Вчерашняя попойка удалась на славу и теперь повелителя мучит запоздалое раскаяние. Знакомо-знакомо… Хорошо бы расшевелить надменного юнца, возомнившего себя сыном Юпитера."

– Мне неловко сообщать, господин… Вчера все стены портика Ульпия опять были исписаны оскорблениями. Люди недовольны дороговизной хлеба, господин.

Побагровев, Фурий отвесил звонкую оплеуху рабу, который укладывал его непослушные жесткие волосы.

– Толпа сама не знает, чего хочет. Стадо баранов! Это сенаторы мутят воду, хотят очернить меня в глазах бедняков и заручиться поддержкой плебса в случае новой заварушки.

Рупилий терпеливо перенес поток брани и тихо добавил:

– На площадях также участились театральные представления. Бродячие мимы показывают сценки сомнительного содержания. На первый взгляд пустая комедия, а копнешь глубже… Сатира и фарс, направленная против… против…

Доносчик съежился, словно бабочка, пригвожденная к столу острым взглядом Фурия.

– Продолжай!

– Некий Фарбий сочинил пьесу о трех днях их жизни обжоры.

– И что с того? – грозно вопросил император, протягивая руку к столу за вяленым инжиром.

– Э-э… ходят разные слухи… – боязливо заюлил Рупилий. – Сюжет толкуют превратно, хотя на мой взгляд он слишком прост. Случайно разбогатевший обжора-лавочник сорит деньгами и поливает себя нардовым маслом с утра до вечера. Якобы от скуки… А домочадцы его едят бобы и мечтают у кусочке свинины. Он вроде как домашний тиран и ворюга. Рассуждает о пользе голодания, а сам… сам он жрет за троих пока прочие перебиваются черствыми лепешками и тухлой рыбой.

– Ах, ты вонючий козел! На кого ты сейчас намекаешь?!

Разгневанный Фурий вскочил на ноги с явным намерением опустить хрустальную чашу на лысину своего доносчика. Рупилий со стоном обхватил царственные колени, умоляя не лишать жизни преданного слугу и соглядатая.

На его счастье в императорскую спальню степенно вошел Лепид. Изменчива была судьба этого грека. Уже в зрелом возрасте, завершив обучение у прославленного в Афинах лекаря, Лепид решил начать собственную карьеру в столице империи.

Но вместо желанного уважения и почета был вынужден несколько лет скитаться по улицам Рима, предлагая простолюдинам целебные мази и порошки. Однажды Лепида даже побили завистливые конкуренты, но Фортуна порой дарит ласковый взор страдальцам.

Средство от кожной сыпи на основе календулы и петрушки помогло излечить гнойники на спине одного видного сенатора при дворе еще прежнего императора. С тех пор дела грека пошли в гору, а точнее, сам он поднялся на Палатинский холм и со временем стал вхож к молодому, но уже страдающему от разных хворей Фурию Германику Августу.

Сейчас же при виде перекошенного от ярости лица своего главного пациента, Лепид не на шутку струхнул. Как бы владыку не хватил удар, ишь как глаза налились кровью, а на губах чуть ли не пена выступила. Необходимо проявить чудеса дипломатии и самому не пострадать.

– Умерь свой гнев, господин! Я изготовил квасцы с луковым соком, они просветлят твою голову, как и средство на основе вареного чеснока…

Фурий тут же выпустил из скрюченных пальцев складки одежды перепуганного Рупилия и уставился на лекаря, приоткрыв рот.

– Ты хочешь надо мной посмеяться, Лепид? Хочешь, чтобы от меня воняло луком и чесноком, как от простого солдата? Предлагаешь своему императору лекарство последнего легионера?

Врачеватель с достоинством поклонился, сохраняя невозмутимый вид, однако внимательный взгляд на его подрагивающие колени выдал бы большое волнение грека.

– Я лишь ищу быстрое и эффективное средство для твоего благополучия, Цезарь. Но порой самое сладкое вино наливают в замшелые меха, а в нефритовых вазах прокисает уксус. Рад сообщить, что на сей раз мне удалось найти гармонию между эффектом и формой. Внимательно изучив папирусы египтян и свитки шумеров, я нашел достойный рецепт, немного дополнил его и готов предложить…

– Давай быстрее, не видишь, я изнемогаю от боли!

Лепид торжественно вынул из складок одежды стеклянный флакон с бесцветной жидкостью внутри. Только под пыткой лекарь мог бы сознаться, что истинные ингредиенты и пропорции снадобья он позаимствовал у мелкого торговца-шарлатана с улицы Сыроделов. Но результат нескольких проверок на рабах вполне доказывал, что чудодейственное средство и в самом деле приглушает зубную боль. А зубы, как известно, находятся внутри головы.

– Что за отраву ты опять приготовил? – заинтересованно спросил Фурий, шумно потянув носом воздух.

– Цикорий с розовым маслом и уксусом, мой господин – смиренно пробормотал грек, благоразумно умолчав о ряде других, менее благородных компонентах настоя.

Возможно, тощему Рупилию так и удалось бы улизнуть из резиденции Цезаря без единого синяка, но будто сам Гермес дернул за язык пожилого сплетника.

– А еще я слышал, что при расстройстве желудка хорошо помогает желчь рыжей собаки, растертая с печенью осла…

Рупилий даже не успел договорить, потому что осмелился поднять взор на высокий лоб и приглаженную миндальным маслом шевелюру благодетеля. Фурий мрачно усмехнулся и резко выпрямил ногу, награждая осведомителя крепким пинком.

– Убирайся! Пусть Афес выдаст денарий за труды. Через пару дней жду тебя снова.

Прогнав доносчика, император быстро откупорил флакон с лекарством и осторожно вдохнул острый будоражащий запах уксусной эссенции с отдаленными цветочными нотками. Настроение улучшалось, прояснившаяся голова требовала новых впечатлений, а тело возжелало прогулки.

– Вели приготовить повозку! Я приму ванну и отправлюсь на главную рыночную площадь, хочу сам посмотреть, чем живет мой город в это не слишком доброе утро.