Власть, дворцовая политика, царские браки – темы не новые, в отличие от смотра невест. Он был, конечно, известен. Смотр невест служил отличным материалом для создания в XIX веке исторических живописных полотен, пьес, музыкальных композиций, биографий и художественных сочинений на исторические темы15. Упоминали его и историки. Этот обычай достаточно хорошо отражен в официальных документах и описан у таких историков, как Василий Никитич Татищев, Николай Михайлович Карамзин, Сергей Михайлович Соловьев (и у других дореволюционных историков), а также у советских ученых: Степана Борисовича Веселовского, Александра Александровича Зимина и Руслана Григорьевича Скрынникова16. И все же феномен смотра невест «подвис» в историографической «ничейной земле», рассматриваемый или как изживший себя обычай, чья нелепость только ярче подчеркивает странность и экзотичность политической культуры допетровской Руси, или как ясное доказательство авторитарной природы русского самодержавия. В иных случаях этому явлению совсем не уделяют внимания на страницах исторических работ.
Исключение составляет работа Ивана Егоровича Забелина, первого ученого, изучавшего домашний быт и родственные связи царей и цариц. Забелин первый разглядел в смотре невест нечто большее, чем курьез в русской истории, он считал этот обычай важным и показательным явлением политической культуры. Согласно Забелину, царь выбирал себе невесту, как и следует настоящему самодержцу: без учета ее происхождения, здоровья или родословной. Царь делал свой выбор, принимая во внимание лишь ее внешность, которая могла превратить молодую женщину самого скромного происхождения в царицу17. Забелин доказывал, что отбор невест из всего народа служил только повышению престижа монарха. Царское достоинство и родословная ничуть не страдали от подобных неравных браков. Напротив, Забелин понимал смотры невест как креативный способ, которым русские цари и великие князья пользовались для формирования и усиления централизованного государства.
«Государь, вступая в брак с невестою, избранною всенародно, из всей служилой среды, не мог тем унизить своего царственного достоинства; напротив, он возвышал свою личность, придавая ей общенародное значение, ибо кто же, кроме государя, имел право всенародно избирать себе невесту?»18 И более того: государь выбирал супругу самолично. Несмотря на все влияние семьи и фаворитов, вовлеченных в царскую свадьбу и смотр невест, – а Забелин подробно описывает, как разные личности оказывали свое влияние при дворе, – именно царь решал в конце концов участь претендентки. Для Забелина Московия была блестящей автократией.
Среди последователей Забелина есть ученые, внесшие большой вклад в наши представления о царицах и аристократках России раннего Нового времени. Исследования Натальи Пушкаревой, Нэнси Шилдс Коллманн, Ив Левин, Дэниэла Кайзера, Кристин Воробек и особенно Изольды Тирет, помимо прочего, опирались на те прочные основы, что заложил почти ста годами ранее Забелин19. Все вместе они изучали роль женщины в религиозной культуре и обрядах, изоляцию аристократок, наследство и землевладение, концепт женской чести, а также насколько существенную и активную роль женщина играла в политике. Сам Забелин отмечал фундаментальную роль боярских жен (боярынь) в смотрах невест. Боярыни, как показал Забелин, были непосредственно вовлечены в процесс создания списка невест-претенденток и, как он убедительно предположил, организовывали многочисленные медицинские освидетельствования с целью удостовериться в их крепком здоровье и девственности. Эта книга также помещает жизнь аристократок в центр «проблематики». Она оживляет сухие биографические записи, относящиеся к нескольким аристократкам и участницам смотра невест, и предлагает основанный на исторических источниках взгляд на то, как политическая культура влияла на жизни молодых женщин, оказавшихся в непосредственной близости к царю.
Многие источники, на которых базируется такой взгляд на историю, доступны уже какое-то время, но есть и обнаруженные совсем недавно. Труды Забелина содержат много первоисточников, впервые опубликованных в его книгах20. Не так давно Владислав Дмитриевич Назаров опубликовал полезный и подробный сборник важных документов в современной редакции, которые связаны с темой царских бракосочетаний и поиском невест в XVI веке21. На основе этих новых изданных источников Назаров предложил современную версию озвученной Забелиным интерпретации механизма смотра невест в XVI веке. Сходным образом Маргарита Евгеньевна Бычкова сделала ценный вклад в науку публикацией свадебных текстов Ивана Грозного, а изучение ею письменных источников о свадьбах XVII века подготовило почву для последующих исследований22. Есть и другие современные кодикологические исследования и публикации оригинальных документов о бракосочетаниях23, тем не менее остается большое число документов, которые нужно опубликовать. Вероятно, честно будет признать, что наибольший прогресс в изучении смотра невест достигнут источниковедами.
Эта книга базируется на предыдущих исследованиях самодержавной власти и дворцовой политики. Согласно полезному наброску Коллманн об историографии дворцовой политики Московии, существует два подхода к теме: «рациональный» и «патримониальный»24. «Рациональная» школа особое внимание уделяет «абстрактным образованиям, которые были объективно определены, защищены законом и представлены в государственных органах». К этим «образованиям» относятся «„Боярская дума“, государство и сословные образования, такие как высшая аристократия и мелкопоместное дворянство». Приверженцы данной школы также считают, что при сильной автократии эти «образования» находились в состоянии нескончаемой борьбы за власть – «если одни приобретали, другие теряли», как утверждает Коллманн. Таким образом, формирование Московии шло по известной западной траектории – даже если местные политические институты, по сравнению с западными, были примитивны и неэффективны. Эта «рациональная» модель была принята такими разными школами, как либеральная «статистическая», «юридическая», а также советскими марксистскими учеными. «Патримониальная» школа, напротив, уделяет большое внимание «премодерным политическим связям», которые были заданы традициями, корыстными интересами, лояльностью, когда группы и фракции при дворе «образовывались на основе принципов родства, дружбы и зависимости»25. Один оттенок интерпретации в рамках этой модели отличается тем, что внимание акцентируется на власти самодержца, а «реальные взаимодействия других политических групп» отрицаются – взгляд не слишком отличный от «рациональной» школы, по крайней мере в том, что касается самодержавной власти26. При другом оттенке интерпретации доказывается радикально иное положение: этот консенсус, а не состояние конфликта, характеризует политическую культуру. Правитель, следуя традиционной формуле «царь указал, и бояре приговорили», действует внутри традиционной, даже олигархической, политической системы. И наконец, женитьбы между боярскими родами не только скрепляли всю систему, но и были самой ее целью.
Анализ смотра невест в этой книге, оговорим сразу, прежде всего подкрепляет последнюю точку зрения. Таким образом, данная книга входит в один ряд с исследованиями Эдварда Кинана, Нэнси Шилдс Коллманн, Валери Кивельсон, Дэниела Роулэнда, Дональда Островски, Джорджа Вейкхардта и других авторов, иногда называемых структурной или антропологической школой, но сейчас больше известных под отцеубийственным названием, полученным от Маршалла По27, – «гарвардская школа»28. Тем не менее названная так школа29 анализирует, как, согласно формулировке Кивельсон, «монарх правит, советуясь с боярами и приближенными, и тем самым вынужден принимать решения, ориентируясь на традиции, обычаи, благочестие и даже закон и наслаждаясь при этом высоким уровнем легитимности в глазах своих подданных»30. Эта школа больше всего обязана своими взглядами новаторской работе Веселовского и теоретическим уточнениям, сделанным Эдвардом Кинаном и развитым далее «кембриджскими клонами Кинана» (отсюда и название «гарвардская школа»)31. Возможно, это направление стало наиболее продуктивным из многих моделей власти в Московии за последние несколько десятилетий, оказав влияние даже на работы, не принадлежащие к антропологической школе или не фокусирующиеся на теме политических браков32.
Гарвардская школа многое сказала о политических браках и монархической власти, но меньше – о женитьбах правителей, а о смотрах невест – практически ничего. Однако если правда, что женитьба – это «нарушение равновесия» и «социальные волнения», как писал известный антрополог и фольклорист Арнольд ван Геннеп33, то женитьба, вызывающая наибольшие волнения, – это женитьба правителя. Его брак, а иногда и браки его родственников и родственниц были стержнем всей политической системы с ее становления в 1450‐х годах, а политическая система, включая смотры невест, была создана с целью минимизировать это «нарушение равновесия» среди боярских родов при дворе. Поэтому удивительно, что гарвардская школа подошла к вопросу о монархической власти с другой позиции: изучая политические браки представителей боярских родов, но не царей. В настоящем исследовании проблема переосмысляется с более интуитивной точки зрения: мы сосредоточимся на одном браке, который скреплял все прочие, – на браке царя. Такое переосмысление проблемы подводит нас непосредственно к смотру невест.
Смотры невест и их роль в политической культуре Московии могут быть воссозданы на основе четырех групп источников, многие из которых не опубликованы и хранятся в архивах: описания царских свадеб, официальная документация о смотрах невест, иностранные записки и нарративные источники. Наиболее важный источник по смотрам невест и брачной политике – официальные свадебные документы, составлявшиеся дьяками в великокняжеской канцелярии, а затем в Посольском приказе. Примерно с 1495 года дьяки в канцелярии начинают детально описывать все династические свадьбы. Наиболее важные документы, созданные канцелярией, – свадебные разряды (т. е. росписи), которые содержали перечни имен придворных и других служащих, принимавших почетное участие в царской свадьбе, а также свадебные чины (т. е. церемониалы), описывающие сам ритуал: шествия, пиры, свадебные бани, обмен дарами, тексты речей, иные события, происходившие в течение трех и более дней празднеств. Эти два источника были связаны – имена, обозначенные в разрядах, были включены в описания ритуалов, приводимые в церемониалах (чинах), – но использовались в разных целях. В то время как чины служили официальным описанием свадьбы и одновременно инструкцией по ее проведению, разряды служили увековечению участия конкретных бояр и других придворных. Разряды были также теми документами, которые писцы, действуя как свадебные организаторы в Московии, держали в руках, расставляя придворных по их позициям во время разных церемоний и проверяя наличие каждого участника на своем месте. В добавление к этим официальным документам писцы производили целый ряд сопутствующей документации, столь необходимой для нашего исследования: перечни даров, которыми обменивались на свадьбе, описи приданого, различные записки и указания по проведению церемонии. Сохранились свадебные чины и разряды для 24 церемоний с 1500 по 1682 год34. Большинство этих источников – оригинальные рукописи, некоторые из них сохранились также в виде черновиков с несколькими ранними копиями. Основная часть этих материалов остается неопубликованной.
О проекте
О подписке