– Тут тебя никто не найдёт.
Мы вошли старое подвальное, но надёжное помещение в доме среди руинов, оставшихся ещё со времен гражданской войны. И так и не восстановленных. Никто не мог догадаться, что тут мог бы кто-нибудь укрыться. Слишком мёртвым всё выглядит вокруг. Слишком зловещим кажутся пустырь и эти руины.
Слишком тщательно я заметаю следы.
Я ещё раз проверил входную бронированную дверь на прочность.
Здесь я хранил кое-какие запасы на непредвиденный случай. И не только. Это моя небольшая база. И здесь всё закончится, когда последний подонок, убивший Мэри, сдохнет в муках.
Но я привел её сюда. Потому что здесь она в безопасности.
– Здесь темно…
Она всё ещё дрожала. Может, потому, что заметно холоднее, чем на улице.
– Да. Не бойся. Тут безопасно. И намного уютнее, чем кажется.
Я повернулся к ней. Отсветы фонаря, который был у меня в руке, делали из темноты полумрак. Я почувствовал, что она боится. И не темноты. Меня.
– Сейчас будет свет, – конечно, лучше прикинуться, что она боится темноты.
Я подошёл к стене и врубил потолочный светильник. Помещение небольшое. Вполне достаточно для одного-двух человек. На полу в углу – тёплая подстилка.
Чтобы не стоять без дела, я пошарил по стене и повернул рубильник. Включилось резервное отопление на малую мощность. Сейчас рядом со мной напуганная, беззащитная девушка. Которую я поклялся защищать. Но для начала надо обустроить всё, как полагается, и привести убежище в порядок. Чтобы здесь мог жить некоторое время нормальный человек, а не только я.
Потом, чтобы снять напряжение, попытался вести себя подружелюбнее. Побыть немного разговорчивым.
– Светильник – модель военного образца, – я начал нести никому ненужную чушь, вместо того чтобы разрядить обстановку, – работает на долгоиграющих аккумуляторах. Не слишком ярко. И хватит, чтобы пересидеть тут не одну ночь. Хоть сто лет. Мало ли что. Скоро будет теплее. Почти как дома, только для других целей, – попытаться улыбнуться было ещё глупее.
Краешками губ, пересиливая шок и усталость, она улыбнулась в ответ.
– Для каких целей?
Я помолчал. Анализировал только что сказанную чушь.
– Неважно, – отмахнулся, не в силах придумать что-то достойное. – Чтобы выжить, в основном.
– Спасибо, – прошептала она измученно.
Я опустил глаза. Что-то непонятное происходит – я потерял каменное равнодушие, которое поддерживало меня все эти годы. Смутился, сам не знаю почему. Но постарался не подавать виду.
Подошёл к закрытому отсеку рядом, ударом выбил заглушку. Небольшая дверца со скрипом отворилась. Внутри стояли ряды провизии – железные консервные банки с тем, что обычно запасают для экстремальных случаев и хранят долго. Я достал пару банок.
Одну кинул ей, она поймала.
– Я не голодна, – сказала она.
– Я тоже. Но тебе нужны силы, чтобы выжить. А судя по твоему виду, ты сейчас грохнешься в обморок.
– Не стоит.
Я решился на ещё одну глупость. Пошарился в отсеке и достал стеклянную бутылку с когда-то красивой этикеткой, покрывшейся слоем пыли. Отряхнул, оттёр и показал на свет.
– Тогда, пожалуй, это подойдет больше.
– Наверно…
Она не удивилась, откуда в этом дурацком и глухом убежище бутыль старого вина. Как она тут оказалась? Не помню. Она тут давно. Помню, что купил её в тот последний живой год. На день рождения Мэри. Накануне. У меня были наивные планы на жизнь.
Спустя три года после её смерти, я в тот день проснулся с адской болью. Физически всё было в порядке. Болела мёртвая пустота внутри. Как всегда, предсмертный крик всё ещё стоял в голове. А перед глазами – Мэри. Вся в крови. Этот глюк преследовал весь день, дольше, чем обычно. Глюк был молчалив. Я тоже. Глюк напоминал о мести. Но я и не забывал о ней. Чтобы не сойти с ума, пытался отвлечься, изнурял себя тренировками и глупыми медитациями.
Тренировки держали тело в форме, потому что мне необходим навык убивать и выживать, чтобы отомстить. Медитации помогали быть равнодушным, потому что мне пока нельзя свихнуться от кошмаров и галлюцинаций. Я ещё не закончил.
Но они не могли дать покоя. Поэтому ночью я не мог уснуть и бродил по городу. Очнулся в убежище.
Зачем я это вспомнил?
Может, потому что так подействовало необычное сходство этой девчонки с Мэри? Так приятно видеть её не ночным кошмаром, а живой и настоящей.
Мы присели прямо на пол, на подстилку. Я откупорил бутылку и отхлебнул. Протянул ей.
Она неуверенно взяла. Её руки дрожали. От страха или от холода? Я снял куртку и накинул ей на плечи. Она не сопротивлялась. Благодарно посмотрела на меня. Я вроде успокоился. Меня перестало настораживать то, что я отвык видеть в людях.
Простая искренность и доверие.
***
Некоторое время мы сидели молча.
– Кто ты? – наконец спросила она.
Я усмехнулся. Постепенно удавалось взять себя в руки и довериться ей.
– Убийца, – довериться удалось, а вот найти общий язык, как назло, получалось трудно.
– Нет. Я про другое. Как тебя зовут?
Меня давно об этом не спрашивали.
– А это важно?
– Ты получил пулю из-за меня и убил кучу людей. Думаю, да, это важно.
Я помолчал. Врать не хотелось.
– Алекс, – ответил я. – Когда-то так меня звали.
Я уставился в неопределённую точку на стене.
– Алекс. А зачем ты это сделал, Алекс?
– Сделал что? – переспросил я, потому что не хотел сразу отвечать на вопрос. Речь тут могла быть только об одном. Зачем я убил. Тех людей. НЕлюдей.
– Зачем… спас меня.
Я повернулся к ней. Она – ко мне.
– Если бы знал… Наверно, потому что ты красотка. А?
– Перестань. – Она опять улыбнулась. Печально. – Я же вижу, что это что-то другое. Что-то… гложет тебя.
– Тебя тоже.
Она замолчала. На минуту.
– Он был мне не отец. Отчим. И не из лучших. Он… Я когда-то сама хотела его убить. До того, как умерла мать, и он сильно изменился. Он любил её. Мне его жалко.
Странно, какой же всё-таки короткий шаг от ненависти до любви.
– Извини, я не успел…
– Не надо, – перебила она. – Я вообще в шоке, откуда ты там взялся.
– Я шёл по делам. – Ей ни к чему знать, по каким именно.
– Думаю, по хорошим делам… – Это предположение было искренним. Наивная.
– Не особо хорошим. Как и все, кто бродит сегодня ночью по улицам.
Она передала мне бутылку. Алкоголь перестал на меня действовать уже давно. В первый год я пытался затопить в нем мёртвую пустоту внутри. Не помогло. Бросил. Но сегодня я даже слегка расслабился.
– Мы просто пытались уйти, – сказала она задумчиво и медленно. – Но нас преследовали. Это были соседи, вроде как старые знакомые отчима. Вроде как ничего плохого на нас они иметь не могли. И всё же… Почему? Почему-то они пытались нас убить. А потом появились эти сволочи с автоматами. Соседи испарились. А нас поймали. Ты на них охотился, Алекс? На банду?
– Нет. Но это опасные люди. Очень опасные.
– Я заметила.
Я молча протянул ей каплю романтики. Потом пояснил:
– Я не о том. Есть одиночки, которые прирежут одного-двух людей, сильно их доставших или попортивших им жизнь. Есть маньяки, которым тупо надо замочить кого-то. А есть организованные маньяки. У них есть общая цель и миссия. Такие страшнее всего.
Она сжала губы. В глазах блеснул нехороший огонек.
– Ублюдки, – она отвернулась. – Может, поэтому люди и выходят этой ночью убивать? Даже самые мирные и нормальные. Я ведь не убийца, Алекс. Но после сегодняшней ночи готова на всё.
– А отчим?
– Я быстро передумала его убивать… – Когда она снова взглянула на меня, огонек исчез. Появилась боль – боль утраты пусть не самого дорогого и любимого, но родного человека.
– Понятно.
– Странно, что я здесь… Наверно, увидела бы маму… сегодня.
– Не говори так. Никто тебя не тронет.
– Верю. Странно, но верю. Так на кого всё-таки ты охотился?
Пауза.
– На тех, кто страшнее сегодняшней банды.
– А кто это? Если… не секрет. – Она поняла, что сейчас говорит про личное.
– У них нет миссии. Они сами по себе такие.
– Ты их убьешь?
– Да. – Я отпил из бутылки. – Сегодня.
– Мне страшно.
– Я знаю.
– Нет, тебя я не боюсь. Ты не такой. Я боюсь того, что внутри у тебя.
Я взглянул ей в глаза. Попытался перевести тему.
– Хреновый из меня романтик… А из тебя хреновый собутыльник.
Она всё так же грустно усмехнулась. По-прежнему видела меня насквозь. По крайней мере, мне так показалось.
– Ты права. Там есть чего бояться. Но не для тебя. Как только я закончу своё дело сегодня… – я вовремя понял, что передо мной не Мэри, и сказал не то, что хотело сорваться с языка. – Мы больше никогда не увидимся.
– Правда?
– Да. Я убийца. Тебе ни к чему долго быть с убийцей.
– Жаль…
– Почему?
– Не ты такой. Тебя сделали таким.
– Да.
– Я тоже уже не такая, как раньше. Сегодняшняя ночь всё меняет.
– Да.
– Ты уйдешь?
– Да.
Она вдруг коснулась своей тёплой рукой моей холодной, огрубевшей. Умытой кровью. Я вздрогнул.
– Не надо уходить… – шепнула она тихо и проникновенно. Так, как могла это делать только Мэри, когда мы оставались одни.
Я отключил разум и ответил ей поцелуем. Потом началось безумие.
***
– Мэри…
– Да…
– Мэри… Не умирай…
– Не буду…
– Я устал… Устал видеть каждую ночь, как тебя убивают.
– Я живая…
– Сегодня всё кончится. Я приду к тебе.
– Ты уже здесь. Со мной.
– Нет. Это сон. Это глюк. Что угодно, я привык.
– Не сон, глупый. И не глюк.
– Я знаю, что сошёл с ума.
– Я тоже…
– Скоро всё закончится. Мы навсегда будем вместе. Ты простишь меня?
– За что?
– Я демон, Мэри. Я убийца. Я такой же, как они. Я убиваю и не жалею об этом. Я хуже их. Потому что я буду убивать их жестоко и с удовольствием.
– Неправда. Ты хороший.
– Ты всегда так говоришь. А потом я вижу, как они убивают тебя.
– Бедненький мой…
– Ты простишь меня?
– Да. Конечно.
– Я люблю тебя.
Я живу тобой. Я дышу тобой. Я схожу с ума от тебя. Я убиваю ради тебя. Я умираю ради тебя.
И если ради тебя мне надо спуститься в ад – не проблема.
Время спуститься пришло.
Я прошептал в темноте, обнимая её:
– Ну всё, мне пора.
Она прижалась ещё сильнее. Не хотела отпускать. Я не хотел уходить. С ней так тепло и уютно. С ней я живой. Снова живой…
– Уже уходишь? – Я знаю, что она хотела сказать на самом деле. Не уходи.
– Да. Ухожу. – Но я знаю и другое. Идти надо. Это мой долг. Я не могу иначе. Я хочу вернуться к Мэри и обрести покой. А это – единственный шанс. Сделать всё, что нужно.
– А я? – одиноко и тихо прошептала она.
Я помолчал. В последний раз греясь в её объятиях. Когда всё закончится, я сделаю то, что мне осталось. Ей лучше не знать, что именно. Она должна быть счастливой.
– Не бойся, ты останешься здесь. Здесь безопасно. Просто дождись меня…
Я чуть снова не назвал её Мэри. Но вспомнил, что это не она. Я не знаю, как её зовут. Кто она. И зачем вообще повстречалась мне. Зачем эта непонятная симпатия. Как же она всё-таки похожа на Мэри. На мою Мэри. И если я сейчас включу свет, то знаю, кого увижу. Ту, кого хочу видеть.
Ту, кто верила мне. А потом её убили. Я говорил ей, что всё хорошо, что мы в безопасности. А потом появились те сволочи. Они убивали её медленно. А она просто мне верила за пару минут до этого…
– Верю, – тихий голос заставил вздрогнуть.
– Отлично, – я вздохнул и прогнал черные мысли.
– Ты вернешься?
– Да. Обязательно вернусь. После того, как закончу.
Я не стал ей врать. Просто не договорил всё до конца.
– Я знаю, что ты хочешь делать. Не уходи, прошу. Не надо…
Я не могу не уйти. Иначе всё напрасно. Если я останусь, то весь смысл исчезнет. И ад продолжится. Потому что ублюдки останутся живы.
– Я пойду. Я должен. Я обещал.
– Ты не должен мстить за меня.
– Ты всегда так говоришь…
Каждое утро. Прежде, чем всё заливает кровь, а я просыпаюсь от боли – когда болит не тело, а душа. Ты всегда говоришь, чтобы я не мстил. А потом я вижу, как они тебя убивают. Снова и снова. Нет. Я знаю, чего ты хочешь на самом деле, Мэри.
– Всё равно. Не уходи, – уже не шепот. Она старается говорить спокойно, но я чувствую, как она волнуется.
– Меня не остановить. Просто будь здесь, и всё будет хорошо.
Молчание. Она мучается. Я пригладил её волосы. Спутанные, но нежные.
– Ты знаешь, где они?
– Да. И скоро всё закончится, Мэри. Мы снова будем вместе.
Я оказался прав, когда встал и включил свет. Ну и что, что это опять галлюцинация.
Перед выходом она взяла мою руку в свою. Рука была тёплая. Я постарался сохранить это ощущение тепла. Прежде, чем ступить за порог и сделать первый шаг в ад.
Мы снова будем вместе, Мэри. Обещаю. Сегодня всё закончится.
Там, куда я направляюсь, трущобы заканчиваются и начинается пустошь. Недалеко элитный район.
Я иду из трущоб в пустошь. Так надо.
Глухой хруст под ногами – проклятый щебень. Но вот сейчас уже совсем другой звук. Совершенно другой. Что это…
Я чувствую всей кожей этот неестественный звук.
Так было во время гражданской. Неестественный короткий хруст, треск. Как будто что-то незримое ломается, лопается. В эту долю мига шкурой чуешь неприятный, мимолетный, но пронизывающий холодок. Потому что знаешь – сейчас рванет. И кого-то не станет. Вот так внезапно. И ты ничего не сможешь поделать.
Обычно неестественный хруст звучал где-то рядом. Я ни разу не нарывался на пехотную мину. Меня рвало осколками – случайно. Иногда действительно тяжело, почти смертельно. Но погибали другие. Мне везло.
Сейчас хруст почти под самыми ногами. Это мгновенный адреналин.
Сработал механизм-ловушка, на который я наступил. Незамеченный мной шнур, замаскированный под щебнем, с хрустом взметнулся и сорвал чеку с гранаты, которая была за углом. Я успел броситься в сторону. И подумать: не мина…
И ещё. Мне нельзя ошибаться. Нельзя уходить сейчас, не выполнив то, что должен.
Глухо и безжалостно накрывает волна. Сначала взрывная – глушит, бьёт по голове. Я падаю. На меня сыплются осколки. Впиваются в кожу. Рвут раны. Летит острый щебень. А потом осколки боли. Плевать на них, потому что я ошибся, и меня накрыла ещё одна волна. Волна темноты.
Отключка…
***
Коварная, мать её, ловушка.
Я очнулся от гула в голове, но темнота не пропала. Старался не двигаться и не открывать глаза. Я слушал гул.
Через несколько секунд гул прекратился – его сменили голоса. Я понял, что ошибка не стала последней, и у меня ещё есть шанс.
Значит, надо действовать. Неважно как. Для начала просто оценить ситуацию.
Если голоса, то вряд ли это друзья. У меня сейчас нет друзей. Особенно этой ночью.
Я узнал неприятный голос новичка – того, кто сегодня с наслаждением перерезал глотку совершенно незнакомому человеку. Того, кого «Вершители справедливости» посвящали в свои ряды. Отморозка, который не может быть прощён. Это его последняя ночь. Я дышу, а значит, доберусь до него.
Накатила глухая боль. Так и должно быть. Перед моей отключкой рванула осколочная граната. Меня зацепило. Ничего, бывало и похуже. Руки и ноги вроде действуют.
Значение имеет другое. Это всё не случайно. Засада.
Я подождал, пока в башке станет чуть больше ясности. Не подаю вида и не шевелюсь. Слышу разные голоса. Здесь человек пять. Возможно, больше. Я всё ещё плохо различаю, могу перепутать. Чуть приоткрыл глаза, чтобы понять сколько. Сразу не удалось. Что-то мешало и лезло в глаза. Кровь. Плевать. Сделал усилие и разлепил веки. Ударил свет.
– Гляди, очухался, – заметил новичок.
– Я думал, что сдох, – ответил ему тип напротив.
– Лучше бы сдох. Гаденыш, – зловеще протянул кто-то за пределами обзора. Ничего хорошего. Сейчас либо будут добивать, либо допрашивать. Но если у них есть о чем порасспрашивать, то мне с ними говорить не о чем. Только с новичком. Так что пусть начинают добивать, если всё идет к этому. Быстрее начнём, быстрее закончим.
Зловещий подошёл и с размаха врезал ногой по лицу. Мысли читает, гад. Я не успел собраться – последствия взрыва. Тяжёлая подошва врезалась в лицо.
Твою мать, это было сильно… Зато привело в чувство. Пелена оцепенения прошла, гул усилился. Ничего, я живучий.
Вот только они этого не знают.
И тут эти скоты словно взбесились – накинулись толпой после первого удара. Как и полагается толпе, начали с пинков. Били зверски. Я заслонялся от ударов, как мог. Но досталось нормально. Вспомнил гражданскую ещё раз. Там мне приходилось попадать в плен и быть грушей для битья. Я не вырубался. Просто ждал. Пока не будет перейден в подсознании определённый рубеж, включающий берсерка.
Машина-убийца пока не включалась. Но это ненадолго.
Спустя некоторое время двое взялись за биты.
– Добей, Мелкий.
Новичок по кличке Мелкий перехватил биту у третьего и пошёл в атаку. Размахнулся. Вдохнул. На выдохе будет удар. Это будет костоломный удар. Но я умею держать костоломные удары.
Мэри. Скоро я приду к тебе. Но не сейчас.
Параллельно сыпались ещё удары и пинки, но не такие сильные. Это была не их жертва. Не их посвящение. В конце концов, они остановились.
Машина-убийца включилась, когда Мелкий выдохнул, и бита резко ушла вниз. Он целил в голову.
Удар я встретил блоком. Настоящим блоком.
Он охренел. Запоздалые удары напарников по мне не попали, потому что я увернулся. Напарники замерли в недоумении. Один выронил биту и задохнулся, когда я резко втащил ему в пах с ноги. От лежачего он это не ожидал. Его проблемы.
Потом я вскочил и одним движением бросился вперёд. Они думали, что я добит и контужен. Не ожидали такого чудовищного напора. Я вцепился в кадык отморозку, который согнулся от удара в пах. Вдавил. Резко и безжалостно нажал и дернул на себя – кровь. Отморозок захлебнулся.
Третий, что был поближе, замахнулся для удара, но я был быстрее. Метнулся к нему. Выпад в глаза. Кровавый рывок. Отморозок орёт, а мои пальцы горят от крови. О, это только начало, господа. Вам повезёт, если сдохнете просто так, без моей помощи.
Остальные охуевали недолго. Ринулись в атаку. Огнестрел достать не успели, и это их ошибка. Я толкнул орущего к ним прямо в толпу, чтобы они замешкались. Они замешкались. Пока куча-мала отбивалась от своего же, а одноглазый отморозок брызгал кровью и слюной, я коротким пинком в колено сбил одного. Перехватил, вывернул и сломал руку третьему. Ещё одного вырубил ударом под челюсть – короткий хруст и нокаут. Пока он падал, захват за шею ещё одному, резкий рывок – нокаут на вечно. Я разошёлся. По инерции резко передавил горло лежащему: бульканье, хрип, хруст – всё слилось в одно.
Сбитый ударом в колено стоял почти на четвереньках – пытался подняться. Он получил каблуком в висок с короткого разбега. Отлетел метра на два. Не встал. Повезло.
Остался Мелкий. Он тут же долбанул битой – хотел по затылку, чтобы вырубить. Промахнулся, конечно. Потом снова врезал – хотел попасть по лицу. Не попал. Жёсткий перехват. Рывок на себя в полуобороте. Он по инерции последовал за битой, которую крепко держал в руках – уводя биту дальше, я встретил его низким ударом с локтя в солнечное сплетение.
Отморозок надрывно выдохнул. Потому что я ему это позволил. Позволил насладиться болью. Пока ещё не особо сильной. Потом наступил на основание стопы – жёстко, больно. Его крик застыл – не хватило дыхалки.
– Боевое крещение, говоришь?
О проекте
О подписке