Я: Неисповедим Тоум-Ра. Как неисповедим и непознаваем сам путь вселенский и человеческий.
R: Принципы работы Тоум-Ра неизвестны. Не пытайтесь понять, как он работает – просто используйте его. Или не используйте.
Кодекс Хранителей, пункт 9.
– Думай. Думай. Думай-думай-думай! – Ёжик хлопнул себя по вискам, дал пощечину,
Из леска чуть поодаль по тропинке вышла парочка: парень с девушкой гуляли по пустому парку под тенями деревьев, держась за руки.
Услыхав шаги, Ёжик резко развернулся и сделал к парочке несколько не то шагов, не то прыжков к парочке, глядя на них в упор. Те резко остановились. Девушка вскрикнула, спряталась за парнем. Тот заслонил девушку, и начал пятится обратно в лесок.
– Чего людей пугаешь? – спокойно ответил Кант, расслабленно полусидя-полулежа на скамейке. – Дураку понятно, что вор уже далеко отсюда.
Ёжик проводил парочку взглядом, глубоко выдохнул, прикрыл глаза, попытался расслабиться. Руки, потеряв контроль, на автомате в десятый раз прошлись по карманам: правый на джинсах, левый, задние – словно надеясь, что они попадут в параллельную реальность, где Ёжик оставил кольцо не в сумке, а сунул в карман. Точно так же юные неопытные холостяки по пять раз в день открывают пустой холодильник, словно надеясь, что там появится еда.
Как вы отлично понимаете, еда там никогда не появляется. Кольцо тоже в карманах не образовалось, и руки, побегав там какое-то время, в итоге уперлись в бока, а после – растерли уши, закрыли на пару секунд лицо и скрестились на груди. Беспокойство из рук перетекло в ноги и Ёжик вначале заходил туда-сюда мимо скамейки, а после – остановился перед Кантом.
– Ты-то что сидишь? А? Наставник! У твоего ученика сперли Тоум-Ра! О чём это говорит?
Все прошлые разы Кант хранил таинственное молчание. Сейчас же вдруг коснулся пальцем совы на груди и сделал странный жест – словно дважды щёлкнул пальцами, одновременно почесав птице клюв.
Глаза совы опять загорелись глубоким, синим светом.
– Ты знаешь, как работает Тоум-Ра? – спросил он вдруг Ёжика.
Тот вздохнул. Так уже сто раз было: там, где нужно было что-то делать – Кант вставал и начинал рассуждать, рассказывать, объяснять. Как бы Ёжику, но больше самому себе.
Правда, после этого всё частенько разрешалось. На удивление быстро и изящно.
Ёжик уже знал, что делать в такие моменты – ничего. Слушать наставника, впитывать информацию и дать всему идти своим чередом.
Только сейчас это было сложнее, чем раньше.
– Неисповедим Тоум-Ра. – повторил Кант прописную истину из Кодекса. – Наша работа – работа Хранителей – полностью основана на их энергии. При этом все исследования прямо гласят: никакой энергией Тоум-Ра не обладает. Но известны случаи, когда Хранители совершали при их помощи удивительные подвиги.
– Например? – услышав монотонный бубнеж наставника, Ёжик смог успокоиться, сесть на скамейку и с удобством раскинуть руки на спинку.
Кант же, напротив, теперь стоял и ходил взад-вперёд, словно читая лекцию аудитории.
– Совсем недавно один Хранитель смог расколоть надвое планету – после того, как на него открыла охоту целая цивилизация. Примерно век назад один Хранитель сумел заново зажечь звезду, которая уже почти совсем погасла. Кстати, он это сделал ради любимой – во время инспекции планеты на орбите той звезды, он встретил женщину, которую полюбил.
– А Вердикт? – недоверчиво спросил Ёжик. – Он же не смог взять её с собой, а та женщина так и так бы погибла со своей планетой.
– Вердикт оказался положительным, планете дали жить.
Кант вдруг замер. Ёжик навострил уши.
Даже деревья в парке словно замерли, не решаясь шевельнуть ни одним листком. Солнце – и то закатилось в облако, приглушив жару и свет.
И только глаза совы на шее Канта всё так же светились глубоким приятным синим.
– Тоум-Ра находит своего владельца. Или владелец находит свой Тоум-Ра… Они словно рождаются друг для друга. Всю жизнь тоскуют, ни разу друг друга не видев. А после, в один прекрасный момент – неизбежно встречаются. И никто – за исключением владельца – не знает, что Тоум-Ра – это он и есть. – голос Канта стал мечтательным. – Но вот ты, повинуясь смутному ощущению тоски и надежды, едешь в дальнюю страну, заходишь в безымянную лавку безделушек – и находишь в коробке сову на цепочке. И всё становится правильно и понятно. И словно не жил до этого. Словно спал.
– Не знаю, у меня по-другому было. – буркнул Ёжик.
А Кант его словно не замечал.
– Тоум-Ра не делает ничего, что не может или не хочет его владелец. А владелец наконец-то может все, что… всегда мог. Вот, например…
Кант снова прижал палец к сове и с лёгким усилием, словно что-то вынимая из неё – оторвал и показал на скамью, на которой сидел Ёжик.
Синева в глазах стала ярче. От неё оторвалась искра, полетела, зависла над скамьёй и засветилась, как синий светильник.
И в этом свете на скамье появились Ёжик и Кант. Синие, прозрачные, будто призраки.
Ёжик встал, внимательно посмотрел на скамью. Они сидели точно так же, когда только пришли сюда.
– Интересно. Как ты это сделал?
– Не знаю. – мягко улыбаясь, ответил Кант. – Никогда не делал этого раньше. Просто понимаешь… меня всегда, с самого рождения, преследует постоянное чувство дежавю. Я словно всё знаю и всё помню наперед. Просто не осознаю. Что-то случается, а я не удивляюсь. И сейчас я подумал, что мне достаточно вспомнить – что было здесь после того, как мы ушли.
В синий свет вошёл тот толстый мальчик. Он точно так же переминался с ноги на ногу, говорил.
Призрак-Ёжик что сказал на ухо призраку-Канту. Вот оба встали и пошли. И исчезли, как только вышли за пределы синего света.
У скамьи осталась только призрак-сумка.
Спустя полминуты в синем свете появился другой мальчик – тощий и низкий. Он цапнул сумку и быстро побежал прочь, по дорожке!
– Вот он! – подпрыгнул Ёжик. – За ним!
Оба Хранителя побежали за синим призрачным мальчиком. Над ним летел всё тот же синий огонёк, держа его в области синего света, не давая исчезнуть.
Но и летел не слишком быстро. Мальчик был прытким – гораздо быстрее двух рослых парней. Поэтому иногда огонёк замедлялся и призрачный мальчик в свету словно замедлялся, замирал. Давая Хранителям догнать его.
Хранители выбежали из парка. У выхода стояла мороженщица, спасаясь от жары под большим зонтом, неподалеку, в тени дуба, полицейский поглощал эскимо.
– Лучше бы смотрел в оба, а не мороженое ел – буркнул Ёжик.
Ни полицейский, ни мороженщица, ни обратили никакого внимания на синий огонек и призрачного мальчика в его свете..
Перебежав дорогу, Хранители побежали вверх по улице. Асфальт плавился, воздух в полуметре от него искажался, подёргиваясь. Призрачный мальчик всё бежал и бежал вверх и прыти у него было куда больше, чем у двоих взрослых! В конце очередного дома остановился и забежал на угол и осторожно выглянув на улицу Здесь Хранители, наконец, его догнали и теперь стояли, тяжело дыша и вытирая со лба пот.
Ёжик и вовсе прислонился к стене дома, не в силах стоять.
– Ненавижу детей… – прохрипел он. – Нет, люблю, на самом деле. Но детей-воров – точно не люблю. А уж быстрых детей-воров…
– А вот и второй. – прервал его Кант.
За углом дома стоял тот самый толстый мальчик, который просил их о помощи. Мальчики перебросились парой слов и быстрым шагом пошли во дворы, в тень дубов и лип.
Хранители нырнули за ними.
Во дворе синий огонёк полетел к дальнему подъезду, под большую липу.
– Странно. – пробормотал Кант.
А там, у подъезда, лежал мёртвый старик в лохмотьях. Рядом валялась лопата.
– Слушай, он без головы… – охнул Ёжик. – Голова вон, в траве лежит.
Кант кивнул, хмуря наблюдая за синей призрачной сценой.
Смотрел на неё и Ёжик.
Когда перстень выкатился из сумки, он задышал сильнее и сделал шаг, желая поискать его здесь, но тощий мальчик поднял его, и он снова горестно вздохнул.
А потом толстый мальчик огрел старика по голове и отрубил её, Ёжика передёрнуло.
Кант же только поднял бровь и хмыкнул.
Призрачный старик упал на место настоящего. А мальчишки убежали. Сразу после этого синяя искра вдруг погасла. И опять послышался глубокий приятный голос.
“Терпение. Милосердие. Мудрость.”
– Боль. Отчаяние. Мерзость. – в тон сове язвительно проговорил Ёжик. – Зачем ты отключил искру? Скорее идём отсюда, мы стоим рядом с трупом. И убил его один из наших молодчиков.
– Это не я. – помотал головой Кант. – Тоум-Ра привёл нас сюда, мы нужны здесь.
Ёжик хлопнул себя по лицу.
– Ты не забыл, что мы сейчас гоняемся за моим украденным Тоум-Ра? Мальчишка поднял перстень и убежал!
Но Кант подошёл к трупу, коснулся совы, начертил перед ней какой-то символ и стряхнул пальцем на тело.
Тело засветилось синим изнутри.
Голова потянулась к шее, встала на свое место. Безобразная щель засияла небесной голубизной, а после – заросла.
Кровь на траве втянулась в тело тонкими пунцовыми нитями.
– Мы сюда пришли. – заговорил Кант. – И знака идти дальше пока нет. А раз уж здесь тело старика, который пытался отобрать нашу сумку у мальчишек, то, возможно, его стоит оживить. Не забывай “Терпение. Милосердие. Мудрость.”. Мудрость. Похоже, сейчас нужно проявить именно это.
– Полный бред. – уныло процедил Ёжик. – Похоже, мне крышка. Останусь без Тоум-Ра. Хранитель без Тоум-Ра – вот смеху-то…
Он опустил голову и сел на скамейку рядом с подъездом.
Тело старика издало громкий звук, словно кто-то щёлкнул пальцами.
– Кстати, не знал, что умеешь оживлять.
Кант ответил не сразу. Скосив на него взгляд, Ёжик увидел вдруг, что напарник сидит и смотрит в одну точку, перебирая в воздухе пальцами, не то пытаясь нащупать что-то, не то секундой ранее упустив что-то ценное.
– У меня жена погибла. – Ёжик не узнал Канта: голос словно шел откуда-то из погреба.
– Давно? – брякнул Ёжик первое, что пришло на ум и тут же пожалел.
– Ты ведь знаешь: когда обретаешь Тоум-Ра, он воплощает первое, о чем его просишь. – Кант словно не заметил вопроса. – Этим и раскрывает себя для Хранителя – и то первое делает нормой для него, всегда доступной силой. Никто об этом не знает, разумеется, поэтому каждый и желает черт-те знает чего… А Рита умерла неделей раньше. Сам понимаешь, как я себя тогда ощущал…
– И ты захотел, чтобы она вернулась?
– Это было единственное, о чем я просил. – скрипнул Кант зубами. – Но, если бы я, конченный болван, просил только об этом… Я просил всего один день рядом с ней, чтобы она снова стала моей звездой. Я цедил это про себя день и ночь… Сам не заметил, как в какой-то лавке увидел сову на цепочке – протянул руку… А сам ничего толком не вижу, и повторяю про себя «Всего день, всего день, и пусть она дальше снова светит мне…» И тут смотрю: рядом она. И говорит: «Милый мой, у нас есть один день».
– То есть, после…
– После прошел день. – глухо ответил Кант. – И она снова умерла. И стала звездой. Моей звездой.
Ёжик поежился и примерно минуту сидел молча. Впервые за полгода совместной работы ему стало чуть понятнее, отчего Кант такой мрачный, молчаливый и постоянно погружен в себя.
– Тебе нужно стихи писать. – искренне сказал он.
– Зачем? – задумчиво спросил Кант.
Ёжик поперхнулся.
– Ну, это… Красиво говоришь… А, не суть! – махнул он рукой. Всё-таки, Кант есть Кант. – Какие у нас дальше планы? Дождёмся, пока он встанет?
– Да. – кивнул Кант, встряхиваясь и снова возвращаясь в обычное состояние. – обычно это происходит в течение пятнадцати минут, но зависит от возраста… А это ещё что?
Во двор въехали машины с мигалками. По одной из каждого выхода – с краев домов и из арки. Машины затормозили примерно в двадцать метрах от Хранителей, из них высыпал десяток людей в форме, на Хранителей наставили пистолеты и автоматы.
– Кант… – в легкой панике начал Ёжик.
– Стоять на месте, руки держать на виду! – из центральной машины вышел подтянутый накачанный мужчина с погонами офицера. Не доставая пистолета, бодрым шагом подошел ближе.
Цепко и оценивающе оглядел обоих парней, быстро оценил обстановку, после чего быстро прошёл мимо, подошёл к телу старика, проверил пульс.
– Мёртв. – крикнул он в сторону машин.
– Это он сейчас мёртв, но скоро… – начал Ёжик, тут же понял, как это глупо звучит, обернулся за помощью к Канту и с изумлением увидел, что тот уже стоит с заведенными за спину руками.
Офицер не обратил на Ёжика и толики внимания, вместо этого поднял с земли блокнот, повертел и сунул старику в карман.
– Этих двоих в участок, труп – с ними. – бросил офицер в сторону машин. – В отделении разберемся.
Ёжик похолодел. Мысли забегали как муравьи в развороченном муравейнике. Офицер стоит спиной. Кант, похоже, ничего не собирается делать. Если их сейчас повезут в отделение – всё кончено. Кант оттуда ещё смотается – а он, без Тоум-Ра, останется там навсегда.
За офицером, в трёх метрах, была приоткрытая дверь подъезда. Одним прыжком мимо оперативника, рвануть, добежать до верха, на крышу и далее по ним – этот район был хорош тем, что дома здесь строили в упор друг к другу, и крыши соединялись в целые поля, по которым можно было гулять часами.
На крышу. И бежать. Ждать, пока освободится Кант – и найдёт его.
Команда сзади не должна стрелять, пока здесь их офицер.
И Ёжик рванул! Мимо офицера, который изучал тело старика. К подъезду. Вот уже дверь рядом, руку протяни…
Вдруг чуть ниже затылка резко и неприятно щёлкнуло. В глазах потемнело, ноги подогнулись, и Ёжик лбом встретил дверь, до которой так и не дотянулся.
Последнее, что он услышал – команда офицера. У него даже тон не изменился. всё это было для него буднично и привычно.
– Грузите их в машину!
О проекте
О подписке