Суверены и сущность немецких поселений

После покупки датской части Эстонии Германским орденом политический облик немецких прибалтийских территорий определяли пять германских духовных районов:

1. Рижское архиепископство.

То, в чем было отказано епископу Альберту, получил его второй преемник Альберт Зуэрбер из Кёльна, которого прочили на пост рижского епископа еще в 1229 году. Однако в Ригу он прибыл лишь в 1253 году после смерти епископа Николая, и в 1255 году его назначили архиепископом. Еще в 1251 году к рижскому монастырю были присоединены земли тогда же образованного Земгальского епископства, а в подчинение Рижского архиепископа переданы лифляндские (за исключением Ревальского) и прусские (Самбский, Помезанский и Кульмский) епископы.

Территория архиепископства, в которой архиепископ, как маркграф империи, представлял не только церковную, но и светскую власть, разделялась на две части – ливскую и латышскую, отделенные друг от друга полоской орденской земли.

2. Дорпатское епископство.

Дорпатский епископ (после наделения его леном 6 ноября 1225 года) тоже являлся имперским князем и сувереном. Это была единственная территория, в которую не вклинивались земли ордена.

3. Эзель-Викское епископство.

Для резиденции епископа, который с 1 октября 1228 года также являлся имперским князем и сувереном, первоначально предусматривался замок Леаль, затем ей стал Старый Пярну, чья церковь в 1251 году получила статус кафедрального собора, с 1270-х годов – Хапсаль^[61], а потом эпизодически и Аренсбург^[62] на острове Эзель, служивший опорным пунктом ордена.

4. Курляндское епископство.

Германский орден, завоевавший Курляндию в одиночку, в 1251 году добился, чтобы ему здесь принадлежала не треть земель, как в остальных территориях, относившихся к архиепископству, в том числе и на острове Эзель, а две трети. Поэтому епископство с резиденцией епископа в городе Пильтен^[63] было разделено на три области, отделенные друг от друга землями ордена. Епископ же, как и прусские епископы, целиком зависевший от ордена, с 1263 года обладал единоличной церковной властью, но с 1290 года вошел в состав соборного капитула^[64]. А вот функции и титул имперского князя он получил лишь в 1520 году, поскольку до того времени Папская курия намеревалась присоединить Курляндию к Пруссии.

Ревальский епископ, будучи викарным епископом^[65] лундского архиепископа, землями не обладал. Для его содержания были выделены удельные имения.

5. Территория Германского ордена.

Она являлась самой большой и, представляя собой отдельные взаимосвязанные территориальные единицы, простиралась от Финского залива до литовской границы. К ней относился также остров Моон^[66] и части островов Эзель и Даго^[67]. Магистр ордена сначала имел резиденцию в Риге, а затем в Вендене – одном из самых крупных орденских замков. Таких крепостей насчитывалось около шестидесяти, и они защищали границы, а также основные дороги.

Властно-правовое положение ордена в отдельных принадлежавших ему землях было различным. В Харью и Вирланде, где с 1347 года от имени Великого магистра управлял лифляндский магистр, неограниченная власть ордена ограничивалась независимой позицией его вассалов. Всю ее полноту, как в Пруссии, орден имел только в Ервене и Курляндии, поскольку на всю его территорию распространялась епархиальная власть. В Рижском, Дорпатском и Эзель-Викском епископствах Германский орден, будучи наследником ордена меченосцев, находился в ленной зависимости от архиепископа и епископов.

Отношения же с империей определял тот факт, что орден в Лифляндии являлся ответвлением Германского ордена, действовавшего на всей имперской территории. Результаты выборов лифляндского магистра утверждались Великим магистром, а остальные должности занимались самостоятельно.

В свои ряды, первоначально состоявшие преимущественно из уроженцев Нижней Саксонии, орден принципиально не принимал тех, кто родился в Лифляндии, пополняя их рыцарями из старой Германии и Пруссии, а позднее почти только из Вестфалии. В Пруссии же правили уроженцы Средней и Южной Германии, а также выходцы из Рейнской области.

С конца XIV столетия Великий магистр пытался укрепить свое влияние в Лифляндии, расставляя на наиболее важные посты уроженцев Рейнской области, но этому всячески препятствовали вестфальцы. Осуществление же принципа занятия должности лифляндского магистра непосредственно имперскими представителями стало возможным только с 1526 года, после того как Пруссия утратила свое значение как духовная сила. Следует также отметить, что в XVI веке орден в Лифляндии, а также рижский ар хиепископ доказали свою принадлежность к империи, послав делегатов для участия в работе рейхстага и поддержав инвестициями деятельность имперского камерального суда^[68].

Порядок занятия официальных должностей Германского ордена в Лифляндии в своих деталях отличался от принятого в Пруссии. Это объяснялось тем, что некоторых ведомств здесь просто не было. Вся лифляндская территория делилась примерно на тридцать областей, которые управлялись подчинявшимися магистру комтурами^[69] и фогтами. Пять из них, а именно из замков Феллин^[70], Реваль, Ервен, Гольдинген^[71] и Мариенбург^[72], составляли так называемый «внутренний совет», к мнению которого магистр был вынужден прислушиваться.

Магистру непосредственно подчинялся ландмаршал (с резиденцией в замке Зегеволд^[73]), являвшийся командующим рыцарским войском и «военным министром» ордена. Должность главного финансиста называлась «шафер», и этот служащий располагался в резиденции магистра.

В целом орден в Лифляндии, как и в Пруссии, представлял собой строго централизованную систему должностных лиц, а его доходы складывались из поступлений от сильно развитых индивидуальных хозяйств.

Орден, по сути, до самого конца своего существования являлся вооруженными силами Лифляндии. Кроме братьев-рыцарей, численность которых не превышала несколько сотен (в годы наивысшего расцвета около 500), его войско составляли наймиты или «слуги» окружных начальников (гебитигеров), ленники и вспомогательные солдаты из числа эстонцев и латышей. Последние шли как в конном (свободные крестьяне), так и в пешем строю (простые крестьяне).

Длинные ряды старолифляндских суверенов, насколько можно судить из дошедших до нас источников, составляли практически исключительно немцы. В отношении магистров Германского ордена, большинство из которых происходило из Вестфалии, такое являлось само собой разумеющимся. Однако и прелаты, жизнеописание которых охватывало далекие уголки огромной интернациональной церковной империи, тоже были немцами. Они происходили не только из главных областей переселения германцев в Лифляндию, но и из всех районов, где говорили по-немецки – от Кёльна до Реваля.

Датское же влияние в Эстонии, которое пытались развить четыре датских ревальских епископа и штатгальтере^[74], в большинстве своем тоже являвшиеся представителями датской короны, со временем закончилось, и то обстоятельство, что рижским архиепископом в 1300–1302 годах был датчанин Изарнус, можно рассматривать как исключение. Управленческие должности на местах, естественно, тоже оказались в руках у немцев.

Уровня епископа Альберта никто из сменивших его церковных иерархов так и не достиг, хотя среди них, конечно, было немало сильных духом и одаренных людей. Среди магистров ордена заметный исторический след, и то в будущем, оставил тоже только один человек – Вальтер фон Плеттенберг.

Суверены и члены соборного капитула были духовными лицами, а братья-рыцари имели отношение к Лифляндии только благодаря своей службе, не являясь продолжателями местных старинных дворянских родов. Немецкий же дух в Лифляндию несли вассалы и жители городов.

Отправными точками расселения на равнинной местности служили замки. Их быстро практически везде стали возводить из камня – строительным материалом служили гранит, известняк и кирпич. Они строились по четырехугольной схеме, разработанной Германским орденом в Пруссии, частично на местах древних окруженных валами замков, исходя из стратегического значения выбираемой точки. И в этой связи поистине впечатляет оборонительная линия, выросшая на восточной границе и представлявшая собой цепь орденских замков и монастырских крепостей, простиравшихся от Дюнабурга^[75] и Розиттен^[76] на юге через Мариенбург и Нейхаузен^[77] до Нейшлоса^[78] и Нарвы на севере. Нередко, как, например, Феллин и Венден, это были исполинские оборонительные сооружения, построенные по последнему слову техники и неприступные для покоренных племен, да и для русских в то время тоже. Они являлись подлинными оплотами новой власти.

Всего наряду с 60 орденскими замками, как уже отмечалось, было воздвигнуто около 40 монастырских крепостей и 40 замков вассалов. К оборонительным сооружениям следует отнести также три монастыря цистерцианцев, возникших на равнинной местности и получивших названия: Дюнамюнде, Фалькенау^[79] и Падис^[80].

Из названий замков происходили наименования земель вассалов, которые расселялись для усмирения коренного населения. Особенно широко расселение феодального дворянства отмечалось в конце XIII – начале XIV столетия. Причем вначале условия его проживания были поистине спартанскими, и менялись они в лучшую сторону весьма медленно и не одновременно, а по мере укрепления полученных феодалами прав. Некоторые области целиком были переданы в ленное владение и обжиты лишь позже, например, Земгалия^[81] – только в XV–XVI веках. В других же областях, таких как земли архиепископа и Эстония, крепкие вассально-ленные владения возникли еще в XIII веке. Однако латышские области земель архиепископа, в отличие от районов, принадлежавших ранее ливам, похоже, были включены в германскую систему ленных отношений значительно позже. Отдельные же крупные феодалы объединили под своей властью огромные территории уже в XIII столетии и явились значительной силой на пути завоевания новых земель.

Орден, являясь по своей сути военной организацией, в вопросах наделения своих членов землями и соответствующими правами был довольно скуп, чего не скажешь о епископах, которые не могли обойтись без вассалов.

В вассалах в Эстонии нуждались и датчане, которые находили их в той же прослойке министериальных родов, из которых происходили феодалы и в остальных областях. При этом определяющими являлись военные способности человека, на его же социальное происхождение внимания практически не обращалось. Поэтому вначале (а с XV столетия снова) ленниками становились и граждане городов. Однако наделение одинаковыми правами представителей различных слоев общества, связанных между собой в основном родственными отношениями, таило в себе опасность размывания граней между ними. Особенно это относилось к выходцам из Нижней Саксонии и Вестфалии. Поэтому нет ничего удивительного в возникновении кровных уз не только с представителями варяжско-русских княжеских семей из областей Западной Двины, но и совсем незнатных родов покоренных народов. То тут, то там отмечалось посвящение в рыцари людей, не имевших германских корней, – ливов, эстов и латышей, которые затем начинали причислять себя к немцам.