Глава 3

Всю ночь я не мог уснуть. Поэтому от безделья рисовал. Художник из меня так себе, ни разу не Врубель, но с портретом доктора Розенбаума я справился. Попытки с двадцатой, но тем не менее. В полутьме (единственный источник света – окно) карандашный набросок на страницах книги становился объемнее, а буквы в строках будто начинали шевелиться. Рисунок выглядел настолько зловещим, что я бросил эту затею и, опять-таки от безделья, стал работать над книгой.

Вообразил, что в изоляторе не только я, но и Андрей. Действительно, интересно, чем он себя займет в четырех стенах. Мой герой, как и я, недавно тщательно обследовал все помещение, потом долго смотрел в окно на серую облезлую стену и наконец сдался. Сел рисовать. Портрет доктора. Но ручкой, а не карандашом, как я. А потом вдруг взялся писать собственную книгу. Я удивленно моргнул.

Рекурсия? Зачем? Показать что-то через разницу между Андреем и его героем? А что, это имеет смысл. Андрей в психушке, выйти из нее он не может, принимать таблетки не хочет. Через героя, которого он придумает, можно показать конфликт автора с реальностью или даже с самим собой.

Пока получалось вполне логично. Психушка, а в частности изолятор психушки, – прекрасное место для того, чтобы переосмыслить свою жизнь. Но здесь есть одна сложность: своя жизнь слишком своя. Нет дистанции, необходимой для того, чтобы рассматривать весь процесс, а не отдельные эмоционально заряженные эпизоды. Вот для этого-то Андрею и понадобится лирический герой, как бы его назвать? И снова раздражает, что нет интернета. Сейчас бы найти какое-нибудь говорящее имя. Пришлось взять первое, что пришло в голову. Кажется, сказалось отсутствие музыки. Вспомнился музыкант Махмут Орхан.

Махмут, конечно, не то, а вот Орхан… Или даже на казахский манер Архан. Или даже Сархан? Я решил, что пока пусть будет так, Орхан. Потом разберусь. Но тут сразу же возник вопрос – почему Андрей называет своего героя, по сути себя, совсем не русским именем? И тут же этот вопрос перешел на уровень выше: почему я сам называю своего героя русским именем? Особенно учитывая, что я дал ему свою биографию.

Ладно, имя все-таки не окончательное, потом другое придумаю. А пока это будет нерусский мужчина с русским именем. Ничего страшного. Итак, Андрей, сидя в изоляторе, пишет автобиографичную книгу, но не от первого лица. Главным героем становится почему-то Орхан. С чего бы ему начать? С общих данных? С первого воспоминания? Ох, не превратилось бы все это в модный нынче автофикшен. Почему-то в голове заиграл трек «Кровостока» «Биография». Я действительно его услышал.

Видимо, мне настолько не хватает музыки, что мозг воспроизводит ее без внешних средств. Записал: «Если отрезать меломану наушники, то еще несколько дней он сможет слушать музыку по памяти». Откровенно слабоватая получилась острота, надо докрутить.

Но дальше дело не пошло. Я и так и эдак пытался сложить все в рабочую схему, но не было искры. Не было момента, когда все становится ясно.

Меня выдернуло в реальность, я снова вернулся к рисованию. Удивительно, ведь последний раз я рисовал в детстве, никогда не испытывал тяги к этому виду творчества. Интересно, смогу ли нарисовать Дениса?

Я едва не прошляпил шаги за дверью и убрал ручку в рукав в последний момент.

– Просыпаемся, просыпаемся!

В изолятор вошла сестра с градусником. Я послушно сунул его под мышку и сел на кровати.

Я подумал о всевозможных творческих курсах и литературных мастерских. Создатели обещают разогнать вашу креативность на все сто. Но все намного проще. Запритесь в комнате без интернета и развлечений, и буквально через несколько часов вы не будете знать, как заткнуть этот фонтан творчества.

– Не спится? – спросила вдруг сестра.

– Ага, – ответил я и тут же понял, что допустил ошибку.

Она ведь наверняка где-нибудь пометку поставит, мол, нарушения сна или что-то такое.

– Вчера почти весь день спал, вот и выдрыхся.

– Бывает.

Она это нормальным тоном сказала или успокаивающим? Мне кажется, что любое мое действие работает на образ психа. Сестра ушла, а мы с градусником стали прикидывать, удалось ли мне убедить сестру, что со сном у меня все в порядке. И если нет, стоит ли усердствовать. Наверное, я придаю этой истории слишком большое значение. В итоге мы с моим ртутным товарищем решили придерживаться стратегии спокойствия и невозмутимости.

Сестра вернулась за градусником. Я неторопливо извлек его из-под мышки и на автомате взглянул на ртутный столбик. И в следующий миг буквально похолодел от ужаса. Градусник показал 37,2, а это значит, что меня не переведут из изолятора. Я останусь тут еще на какое-то время. А вдруг лечащий врач поймет, что я симулянт, еще до того, как меня пустят к психам.

– Давайте! – сестра стояла с протянутой рукой.

Я попытался что-то придумать на ходу. Уронить и разбить градусник? Тут линолеум. Все остальные варианты были настолько идиотскими, что меня записали бы в психи мгновенно. Пришлось отдать сестре градусник. Она бросила на него взгляд и вышла.

Хорошо, что дальше? Дождутся результатов общего анализа крови, чтобы проверить лейкоциты. По идее, я здоров, но что тогда? Спишут на адаптацию? А что, если не здоров? Вдруг какой-нибудь новомодный штамм ковида? И тогда что? Меня увозят в инфекционку?

Я встал с кровати и пошел в туалет. Умылся и по привычке посмотрел туда, где должно было быть зеркало. Уткнулся взглядом в кафель. Растерянно потер лицо, отросшая щетина неожиданно кольнула ладонь. Ощущение было настолько резким, что я отдернул руку как от кактуса.

Холодная вода несколько взбодрила меня. Но все равно я понимал, что не могу сделать ничего со своей температурой. Стало ясно, что нужно добыть свой телефон. Я не предусмотрел возможный отъезд в инфекционку, но план эвакуации есть. Все в порядке.

Я услышал, как к двери палаты подходит сестра. Кажется, необходимые рефлексы начали-таки работать.

– Встаем, принимаем препараты.

Я удивленно уставился на сестру, раскладывающую на тумбочке какие-то контейнеры с таблетками. По позвоночнику пробежал холодок, появилась очень неприятная слабость в коленях. В груди возникло смутное ощущение, схожее с тем, которое испытываешь во время свободного падения.

– Доктор ничего про это не говорил. – Я услышал свой голос и ужаснулся. Дрожащий, слабый, откровенно испуганный.

– Он выписал назначение, держите.

Сестра протянула мне алюминиевую чашку с водой. Я чуть не уронил ее. Рука так тряслась, что пришлось прижать ее к груди. Сестра смотрела на эту сцену скорее с интересом, чем с подозрением.

– Кладем в рот, запиваем водой, глотаем.

На мою ладонь легла красная таблетка, казавшаяся ужасно большой. Я уставился на нее.

– А синяя где? – спросил раньше, чем подумал.

– Что? – не поняла сестра.

– Нет, ничего.

– Кладем в рот!

Я медленно поднес ладонь ко рту, а потом закинул таблетку в рот, одновременно запрокидывая голову.

– Запиваем, – продолжала терпеливо координировать мои действия сестра.

Я трясущейся рукой поднес к губам чашку, больно стукнул краем по зубам, набрал полный рот воды.

– Глотаем!

Оказалось, что проглотить такое количество воды почти невозможно. Часть буквально выдавилась через губы. Сцена получилась исключительно идиотская и соответствующая окружению. Наконец я справился.

Сестра посмотрела на пол, оценивая масштаб бедствия, но, видимо, решила, что потоп нам не грозит.

– Открываем рот.

Я снова похолодел и медленно, будто бы наблюдая за собой со стороны, открыл рот. Сестра заглянула туда.

– Поднимаем язык. Выше, выше.

Сестра сделала шаг назад и внимательно посмотрела на меня.

– В чем дело?

Я хотел вынуть изо рта таблетку, но что-то пошло не так. Она выскользнула из пальцев, упала и покатилось по полу. Ко мне неожиданно вернулось самообладание.

– Я не больной, я симулянт.

– Понимаю, – тоном абсолютно игнорирующим смысл моей фразы заверила меня сестра. – Таблетки принимать будем?

– Нет, я не больной!

– Понимаю.

Сестра задумчиво смотрела на меня, видимо, решая, что делать дальше.

– Крутить? – послышался низкий мужской голос.

Я вздрогнул и чуть не уронил чашку. Оказывается, в дверях стоял санитар. То ли он подошел только что, то ли я его не заметил. Нога сама сделала шаг назад, потом еще. Я поднял руки, отступая назад.

– Я не псих, послушайте, я симулянт, я симулировал, чтобы написать книгу! Понимаете?

– Успокойтесь, все нормально, – еще более нежным тоном протянула сестра. – Все будет хорошо, ничего вам не угрожает.

Я уперся в подоконник – если бы окно было не зарешечено, то, наверное, не раздумывая выпрыгнул бы.

– Сейчас я позову доктора, он с вами поговорит, хорошо?

– Да.

Я встретился взглядом с санитаром. Он явно считал, что поступать со мной надо иначе.

– Вышел отсюда, быстро! – зло приказала ему сестра.

Санитар беспрекословно повиновался.

– Я сюда сам пришел, я просто хотел посмотреть, как тут все… устроено… – Мне самому очень не нравился мой сбивчивый тон и дрожащий голос.

– Все нормально, отдайте мне чашку, вот так, хорошо. Успокойтесь, сядьте, сейчас я позову доктора.

Сестра усадила меня на кровать, подобрала таблетку, забрала контейнеры с препаратами и вышла. Я взялся за голову. Меня все еще потряхивало, в ушах эхом отдавалась реплика санитара. «Крутить?» Все, на этом шутки кончились, я вдруг отчетливо понял, что был в шаге от непоправимого. Если бы попалась менее понимающая сестра, то меня бы накормили таблетками. Или обкололи, что более вероятно.

Меня охватывало парализующее ощущение бессилия. В голове как будто бы крутили кино про то, как меня скручивают люди в белых халатах, не дают двигаться, прижимают к столу, колют укол и начинают резать.

Из кошмарного видения меня выдернула открывшаяся дверь. В изолятор вошел Розенбаум, на ходу застегивая халат. Видимо, только что пришел на работу.

– А что у нас случилось? – протяжно поинтересовался он, усаживаясь на стул.

В дверях появилась сестра, а где-то за ней мелькнул санитар. Розенбаум сделал им знак рукой. Дверь закрылась.

– Я не больной, – сказал я, хотя собирался сказать что-то более осмысленное.

– Хорошо, не спорю, – кивнул он, внимательно глядя на меня.

Я почувствовал себя лошадью, которую хотят успокоить: смысла слов она все равно не поймет, а вот тон – да.

– Не надо говорить со мной как с ребенком, я нормально соображаю! Вы же видите.

– Вижу, конечно, а в чем тогда проблема?

Мне действительно становилось лучше, в его присутствии ко мне возвращалось спокойствие.

– На самом деле я симулировал. На приеме выдал вам заранее заготовленный спектакль, просто чтобы попасть сюда. Посмотреть, как работает психушка, как тут все устроено, написать про это книжку. – Я дотянулся до тумбочки, взял книгу и то ли протянул ему, то ли показал, а то и вообще поднял ее как крест, желая защититься от демона какого-то. – Я писатель.

Он кивнул, протянул руку:

– Можно?

– Да.

Розенбаум спокойно взял книгу в руки, рассмотрел обложку, потом перевел взгляд на меня.

– Итак, вы симулировали психическое расстройство, чтобы попасть в психиатрическую больницу и написать про это книгу, верно?

– Да, я просто симулянт. Когда сестра принесла таблетки, я понял, что это зашло слишком далеко и…

Почему-то сейчас мне стало стыдно.

– А зачем вы стали симулировать именно суицидальные наклонности?