Глава 3

– Слышь ты, буржуй недоделанный! – Тамерлан в ярости вырвал у англичанина листок, скомкал и бросил на землю. – Ты совсем уже страх потерял, что ли? Ты думаешь, ты какой-то неприкасаемый или что? Да я тебя прямо здесь и сейчас по стенке размажу так, что уборщица замучается соскребать, ты понял, нет?

Странно, конечно, было что-то говорить на русском языке англичанину, но наш казах был в такой ярости, что на подобные мелочи не обращал никакого внимания. Кажется, он даже не замечал друзей своего противника, расположившихся по обе стороны от него и готовых в любой момент устроить месиво. А уж учитывая то, что мы бы тут же впряглись на его стороне против англичан – вся эта история грозила выйти далеко за рамки обычной жизни спортсменов на выезде.

Впрочем, на самого англичанина эта яростная тирада не произвела ни малейшего впечатления. Он равнодушно пожал плечами, невозмутимо достал еще один листок бумаги и такими же крупными буквами вывел на нем слово «Китаец».

– Чего он там опять написал? – недовольно спросил казах, озираясь в поиске тех, кто мог бы побыть для него переводчиком.

– «Китаец», – сказал один из боксеров.

– Вот придурок! – выругался Тамерлан. – Слышь, ты, грейт британ! Тебя опять в первый класс бы отправить не мешало. Я вообще-то казах! А ты… ты… – казах на мгновение задумался, как бы побольнее оскорбить чернокожего оппонента, и наконец выдал: – Ты – трубочист! Миха, переведи ему!

Вот как, значит. Когда ему что-то надо, я уже и «Миха», и вообще лучший друг. Ну да ладно, сейчас не до внутренних разборок. Переводить что-то подобное англичанину означало, по сути, развязать международный скандал. И мало того – вместо подготовки к соревнованиям начались бы «закулисные» скандалы и взаимные подлянки, и во что в результате превратился бы чемпионат, оставалось только гадать. Поэтому я решил схитрить и проявить свои дипломатические способности, чтобы разрулить ситуацию с наименьшими потерями для обеих сторон.

– Билли, – как можно спокойнее произнес я, обращаясь к чернокожему англичанину, – если хочешь поспорить с нашим товарищем, давай-ка приходи в зал для тренировок. А еще лучше – вообще дождись того момента на чемпионате, когда встретишься с ним на ринге. Вот там-то, в честном спарринге, и выясните между собой все возникшие недоразумения.

– Я не Билли, я Джон! – возмущенно крикнул англичанин.

– Хорошо, – согласно кивнул я, – Джонни, приходи в зал. В зале все вместе и выясним, кто чего стоит. А здесь почем зря провоцировать пацанов незачем. Тем более что шутки ваши мы все равно не понимаем – мы с вами по-разному воспитаны.

– Хм? – заинтересовался Джонни. – Что ты такое сейчас имеешь в виду?

– Я имею в виду, – с достоинством произнес я, – что вот эти ваши, как бы это сказать… – я на секунду задумался, подбирая нужное слово, – словесные ритуалы, которыми вы друг друга распаляете перед боем, у нас не приняты. У нас, если соперник – ну или вообще кто угодно – начинает позволять себе такие реплики, это значит, что он хочет другого человека оскорбить. А таких намерений у нас не прощают, сам понимаешь. У вас, наверное, тоже.

– Да ты чего, парень, – рассмеялся англичанин. – Это же всего лишь шоу, спорт! Расслабься!

– В том-то и дело, – не принял я его игривого тона, – что для вас это шоу, а у нас все воспринимается всерьез.

– Да вы, значит, все тут больные ублюдки, – из-за того, что наш новый знакомый был чернокожим, в отдельные моменты начинало казаться, что перед нами выступает какой-то рэпер, хотя в то время в Советском Союзе никто про такое явление еще и слыхом не слыхивал. – Мы вас всех отметелим так, что родные мамочки вас не узнают! Вы будете ходить вокруг нас на цыпочках и бояться испортить свои штанишки! И ваш китаец, кстати, тоже, ха-ха! Он еще не попробовал английского кулака!

В отличие от Тамерлана, я знал, что все эти разговоры – действительно только шоу, и встреться мы с этим парнем где-нибудь в других обстоятельствах, он, скорее всего, будет милейшим и дружелюбнейшим человеком. Поэтому реагировать на его реплики я не стал.

К тому же я-то прекрасно понимал, откуда у англичанина взялся такой гонор и наглость. Как раз в эти годы у боксеров и их болельщиков стремительно набирал популярность Мухаммед Али. Этот всемирно признанный мастер фактически первым в боксе ввел прием, который потом стал называться «треш-ток» – вызывающие и оскорбительные высказывания в адрес соперника, имеющие своей целью вывести того из равновесия. Разумеется, начинающие боксеры не могли оставить такое нововведение, как и его автора, без своего внимания и стали пытаться подражать Али во всем. Стоит ли уточнять, что выкрикивать ругательства оказалось гораздо легче, чем работать руками, а значит, и перенимался «треш-ток» намного быстрее и охотнее, чем сугубо профессиональные приемы и навыки.

Но это происходило все-таки на западе, а в Советском Союзе такой юмор понимали плохо. В их культуре можно трепаться для внешнего эффекта как хочешь, и это будет выглядеть признаком твоей крутости. А мы-то воспитывались иначе: у нас у каждого слова есть свой вес, и если уж у тебя повернулся язык выплеснуть на оппонента поток оскорблений, будь готов за эти оскорбления ответить. С одной стороны, это предостерегает от излишних высказываний, а с другой – иногда является причиной серьезный травм и даже увечий. Но, естественно, объяснить это человеку, воспитанному совсем в другой культуре, да еще и на ходу, было затруднительно. Поэтому лучшим выходом было, что называется, спустить все на тормозах.

А вот Тамерлан этого не понимал и рвался в бой.

– Я этому козлу сейчас всю морду расквашу! – кипятился он, из последних сил сдерживая себя, чтобы не реализовать свою угрозу в ту же секунду. – Тоже мне, герой выискался! Или он что, думает, что если из Англии приехал, значит, самый главный и ему все можно, что ли? Ну так боксерскую перчатку ему за воротник! За слова отвечать надо!

– Да подожди ты, Тамерлан, – как можно миролюбивее отреагировал я, – скорее всего, он не имел в виду ничего такого и вообще не ставил целью оскорбить тебя.

– Да что ты говоришь! – с издевательской интонацией отозвался Тамерлан. – А что же он хотел, по-твоему, с такими записками? Предложить дружить домами всю жизнь? Это у них так делается, да?

– Я не об этом, – отмахнулся я. – Просто, понимаешь, у них так принято делать перед боем, ну, чтобы разогреться, что ли… Короче, для нас это – хамство и оскорбление, а для них – ну, что-то вроде игры, или вступления к бою. В общем, не обращай внимания.

– Ага, – все так же злобно кивнул Тамерлан. – «Не обращай»! Я ему сейчас так не обращу… Ты-то, скажи мне, с какого перепуга за него вступаешься, а? Ты вообще-то должен быть сейчас на моей стороне, а не за буржуев сражаться!

– Я и есть на твоей стороне, – поспешил заверить его я. – И ни за каких буржуев я не сражаюсь, а совсем даже наоборот – пытаюсь уберечь тебя от неприятностей.

– Смотри, как бы эти неприятности на тебя не обрушились, – с недоброй интонацией произнес Тамерлан, рефлекторно разминая кулаки. – Вообще-то тех, кто начинает мне мешать, я долго без внимания не оставляю. И они потом очень сильно об этом жалеют.

– И учти, – поспешил перебить его я, пока зарождающийся конфликт не перешел в массовую драку, – Если ты его хоть пальцем тронешь, то он вполне может побежать и пожаловаться своему тренеру, а тот доведет все это дело до уровня организаторов чемпионата, и тебя могут мало того, что вышибить с соревнований – вообще есть шансы в полицию загреметь.

– Чего? – у Тамерлана полезли глаза на лоб от изумления. – Он чего, еще и стукач, что ли? Или, вернее, получается, они все там стукачи? Если два пацана между собой что-то выясняют, другим там вообще делать нечего, а уж стучать – это последнее дело!

– Да по-другому у них все, Тамерлан, – продолжал уговаривать я. – Это не значит, что кто-то плохой, а кто-то хороший. Я же говорю – другая культура, другое воспитание. Ну вот скажи – ты что, хочешь, чтобы тебя сегодня же или завтра сняли с соревнований и с позором отправили домой?

– Нормально! – еще сильнее возмутился Тамерлан. – То есть, получается, он тут может выпендриваться как ему заблагорассудится, а домой отправить надо меня? Отличная у них логика, ничего не скажешь!

– Логика у них простая, – терпеливо продолжал объяснять я. – Боксер пожаловался, что другой боксер полез с ним драться, и, допустим, нанес какие-то травмы – пусть даже совсем легкие. Этого, согласись, вполне достаточно, чтобы объявить такое поведение неспортивным и дисквалифицировать этого боксера. А что он там тебе наплел – на это вообще никто обращать внимания не станет. Ну сказал что-то и сказал, за слова, знаешь ли, наказания нигде не предусмотрено.

– Извращенцы они какие-то все, – сказал Тамерлан, поглядывая на своего обидчика. – Его бы к нам во двор вечерком – я бы посмотрел, какое наказание и за что ему было бы предусмотрено. Думаю, там бы он таким борзым не был, в момент бы вся дурь куда-то испарилась. И слиться бы никуда не позволили, а уж если бы настучал кому-то – так до конца жизни ходил бы и оглядывался.

– Воспитание у них другое, – повторил я с улыбкой, – я же говорю, они иначе на все смотрят.

– Воспитание, – недовольно пробурчал Тамерлан, отходя. – Как балаболом и позорной тряпкой быть – вот все их воспитание… Ладно, хрен с ним, пусть живет. Еще не хватало из-за какого-то придурка чемпионат пропускать.

Кажется, опасность миновала – мне удалось убедить его в том, что на рожон лезть не стоит. Одновременно с этим я, сам того не желая, сумел произвести довольно сильное впечатление на остальных пацанов. Еще бы – обычный советский школьник не только разрулил серьезный (а по сути, международный) конфликт, но и обнаружил превосходное знание английского языка, которым в то время и среди взрослых-то могли похвастаться разве что единицы.

– Слушай, а ты откуда так хорошо английский знаешь? – удивленно спросили меня пацаны. – Прямо сам как иностранец балакаешь!

– Да так, – уклончиво ответил я, – в школе английский был.

– Так у многих был, – возразил один из боксеров, – у меня вот, например, тоже. Только я сейчас кроме «хау ду ю ду» вряд ли что вспомню. Ну «Хеллоу» еще.

– Ну я старался учить, – улыбнулся я, – мне интересно было. И вот, видите, пригодилось.

По счастью, такое объяснение их удовлетворило.