– Окей, мне нравится, что вы на одной волне. Просто хочу убедиться, что вы подходите к этому практически, потому что одна из причин проводить большую церемонию в том, что свадьбу в любой момент может прервать внезапный приступ Рева, Рыданий и Размахиваний Руками от Визжащего Хора. Рев, Рыдания и Размахивания Руками от Визжащего Хора могут продолжаться по меньшей мере минут двадцать – поэтому, если у вас больше ничего особенно не запланировано, вся церемония внезапно оказывается посвящена Визжащему Хору, и тогда не получится добиться той особенной интимности, которую бы вы хотели. Поверьте мне, я такое видела.

Дороти сползает по спинке стула, а я стараюсь держаться за нас обоих:

– Но это как раз то, о чем я говорю. У нас не будет Визжащего Хора.

Дороти поворачивается как луч маяка и светит мне в лицо:

– Подожди, у нас правда не будет Визжащего Хора?

– Но это половина веселья на свадьбе! – возмущается Никки.

– Нет, не половина, – протестую я, но Никки добавляет:

– Буквально пятьдесят процентов веселья на свадьбе в том, что ты никогда не знаешь, когда Визжащий Хор начнет Рев, Рыдания и Размахивания Руками. Если у вас не будет Визжащего Хора, зачем вообще устраивать свадьбу?

– Потому что мы любим друг друга, – робко возражаю я и чувствую, что если мне придется сказать это еще раз, нам не понадобится Визжащий Хор, потому что я сам начну Реветь, Рыдать и Размахивать Руками.

Дороти все еще обдумывает услышанное.

– Наверное, мне никогда не приходило в голову, что у нас не будет даже небольшого Визжащего Хора. Без него и правда нет ощущения свадьбы.

Та, что Планирует Свадьбы, делает вид, будто ей очень неловко, что мы обсуждаем это в ее присутствии, словно это первый раз, когда она видит, как пара спорит о деталях свадебной церемонии:

– Похоже, вам двоим еще есть что обсудить друг с другом, прежде чем я пойму, как мне вам помочь.

– Определенно, – гордо говорит Никки, и я думаю, что, если Никки так нравится Кларисса, может, это им стоит пожениться, и тогда они смогут пригласить такой Визжащий Хор, какой только захотят.

После такого нам обоим нужно чем-то поднять настроение, поэтому я отвожу Дороти в салон церемониальных яиц, чтобы присмотреть Яйцо Обета. Я знаю, что формально, согласно приметам, невеста не должна видеть свое Яйцо Обета до свадьбы, но становится все очевиднее, что у Дороти, возможно, есть больше Соображений по Поводу Свадьбы, чем она давала понять с самого начала, когда мы Вместе Решили, что Оба Согласны на Очень Простую, Очень Маленькую Свадьбу без Наворотов и Сложностей, и более того, становится все очевиднее, что, если я выберу Яйцо Обета без ее участия, я накосячу, и тогда оно будет находиться на витрине в нашей гостиной до конца брака как свидетельство того, как же сильно я накосячил, косячу и буду косячить вечно.

В магазине церемониальных яиц все очень дружелюбны и рады за нас.

– Поздравляю! – говорит Сабрина, Та, что Продает. – Вы, ребята, удивительная пара, я уже это вижу, и я хочу помочь вам найти идеальное Яйцо Обета. Скажите мне, что вы ищете. Просто забросайте меня словами, не сдерживайтесь.

– Что-нибудь небольшое, – говорю я, – может, полметра в высоту?

Сабрина кивает:

– Маленькие яйца сейчас в моде; у вас прекрасный вкус. Смотрим серебро? Платину? Розовое золото?

Я каким-то чудом нахожу в себе уверенность пробубнить:

– Мы думали, может быть, мы могли бы начать с медных?

Сабрина и бровью не ведет:

– Конечно! У нас есть очень милые медные яйца, это прекрасное начало. Я принесу вам несколько вариантов.

– Извините, – говорит Дороти, – я знаю, у вас, наверное, процент с продаж.

Сабрина смеется.

– Мы найдем что-нибудь изумительное, я обещаю. – Она пожимает руку Дороти и удаляется в заднюю комнату.

– Тебе не обязательно извиняться, – говорю я.

– Мне неловко.

– Мы имеем такое же право быть здесь, как и все остальные, – говорю я Дороти и самому себе.

Сабрина, Та, что Продает, показывает нам несколько медных яиц, каждое из них чуть-чуть дороже, чем я надеялся заплатить, каждое чуть-чуть не то самое Яйцо Обета, которое бы хотела Дороти. Она делает вид, что всё в порядке, но я слышу разочарование в ее голосе:

– Это похоже на Яйцо Обета моих бабушки с дедушкой.

Сабрина кивает:

– Ну, медные яйца, как правило, делают немного более… традиционными.

В другом конце магазина еще одна пара вовсю развлекается в секции платиновых яиц. Мужчина пытается поднять метровое яйцо и постоянно корчит рожи. Они выглядят так, как будто специально нарядились для шопинга, либо сразу после покупки яйца они отправятся плавать на яхте, или играть в гольф, или еще что-нибудь такое, либо они просто всегда хорошо одеваются. Я внезапно замечаю, насколько грязные у меня джинсы.

– Может быть, у вас есть что-нибудь чуть лучше этих? – спрашиваю я. До этого я бывал в домах с медными яйцами, и они всегда казались довольно неплохими, но здесь, в магазине, рядом со всеми остальными яйцами, становится ясно, насколько они невзрачные и заурядные. Я наблюдаю, как Дороти проводит пальцем по незатейливой литой бабочке на одном из яиц, и понимаю, что она думает о том же самом, хотя никогда в этом не признается.

– Может быть, хотите взглянуть на серебряные? – спрашивает Сабрина. – Я понимаю, что вы не хотите ничего слишком вызывающего, но у нас есть несколько достаточно сдержанных вариантов в серебре.

Дороти смотрит на меня, как бы спрашивая: а можно?

– Давайте посмотрим на серебряные яйца, – говорю я, и эта фраза немедленно взлетает на вершину списка Самых Тупых Вещей, Которые Я Когда-либо Говорил, с небольшим отрывом обгоняя «Можно мне поострее?» и «Мне нравилась твоя прежняя прическа».

Сабрина, Та, что Продает, отводит нас в заднюю комнату, и первое, что она нам показывает, это серебряное яйцо Феликса Вожновски из коллекции 1954 года, с редкими драгоценными камнями и религиозными сюжетами.

– Это, наверное, слишком броское, вам не кажется? – говорю я, уверяя всех в комнате, что моя основная забота – избежать показухи, а не высокой цены.

– Не знаю, – говорит Дороти, – мне кажется, оно хорошее.

– Да, – говорю я, – оно определенно хорошее, но, может, все-таки немного слишком броское?

– Как насчет этого? – спрашивает Сабрина. – Это новый тренд: оно посеребренное, поэтому выглядит элегантно, но не кажется слишком тяжелым.

Дороти кивает:

– Слышал, Питер? Посеребренное.

Я улыбаюсь и бегло смотрю на ценник: оно в девять раз дороже самого дорогого медного яйца.

– Да, это отличные варианты, – говорю я. – Нам теперь нужно много о чем подумать.

Но Дороти больше не собирается думать.

– Я хочу, чтобы это было сюрпризом на свадьбе, поэтому я подожду в машине. Питер, я уверена: мне понравится любое яйцо, которое ты выберешь.

Она направляется к выходу, а Сабрина улыбается мне и говорит:

– Посмотрим на несколько платиновых вариантов?

Меня слегка корежит:

– Видели бы вы нашу квартиру. Люди вроде нас обычно не покупают подобные Яйца Обета.

– Ну, нередко Яйцо Обета становится самым дорогим предметом в доме, – любезно делится мнением Сабрина.

– Как вы думаете, если я выберу медное яйцо, Дороти будет ненавидеть меня до конца жизни?

– Конечно нет! Она сказала, что будет рада любому яйцу, которое вы выберете, и я считаю, людям важно верить.

Я киваю.

– Но я не могу не заметить, – продолжает она зачем-то, – ее глаза загорелись, когда она увидела то яйцо Вожновски.

Я думаю о Дороти. Я думаю о нашем первом свидании, когда я хотел отвезти ее в кинотеатр под открытым небом, но моя кредитка не прошла. Я чувствовал себя идиотом, однако она предложила заехать на холм и посмотреть фильм без звука оттуда. Мы сами придумывали диалоги, что оказалось еще веселее и по-глупому романтичнее, и я пообещал себе в ту ночь, что сделаю все возможное, чтобы любить эту женщину до конца моих дней.

– Можете пока отложить Вожновски? – спрашиваю я. – Я не могу позволить его себе – сейчас, – но я хочу его купить.

Сабрина делает вид, что колеблется.

– Я не могу… но вы, ребята, кажетесь такими влюбленными… Может, я могу его куда-нибудь припрятать на пару недель. – Она подмигивает мне, на душе у меня порхают пташки, и я делаю в уме пометку написать хороший отзыв на Yelp и назвать нашу первую дочь в честь Сабрины, Той, что Продает.

Я проскальзываю в машину, и Дороти говорит:

– Не рассказывай мне, какое купил. Я хочу, чтобы это был сюрприз.

– Никакое не купил, – говорю я. – Я решил сделать яйцо сам из картона и ершиков.

– Ха-ха. – Затем: – Ты ведь шутишь, да?

– Я думал, ты хотела сюрприз.

– Здорово, наверное, здесь работать, – говорит Дороти. – Весь день проводишь со счастливыми влюбленными парочками и помогаешь им спланировать совместное будущее.

Я говорю:

– Ага, и тебе даже не нужна степень магистра по социальной работе.

Дороти бросает на меня взгляд: окей, приятель.

А я смотрю на нее: я просто сказал!

А она смотрит на меня: и что мне с тобой делать?

Хорошая новость заключается в том, что на следующий же день в каменоломне происходит несчастный случай и Фрэнки Шрафф ломает малую берцовую кость. Определенно плохая новость для Фрэнки, ведь у нее и так муж-инвалид, или для Джоуи Злотника, который теперь должен лезть на лестницу и обновлять табличку «___ ДНЕЙ С ПОСЛЕДНЕГО НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ НА РАБОЧЕМ МЕСТЕ», потому что пока он пытается управиться с гигантским нулем, он сам падает и ломает малую берцовую кость – но это отличная новость для меня, потому что это значит, что я могу взять дополнительные смены в каменоломне. Это само по себе палка о двух концах, я знаю, потому что чем больше я работаю, тем выше вероятность, что со мной самим приключится несчастный случай с последующим переломом малой берцовой, но, на мой взгляд, преимущества перевешивают недостатки. А преимущества таковы:

1. Я буду выглядеть пробивным парнем и командным игроком перед Дэвидом и Дэвидом из главного офиса.

2. Мне больше заплатят. Это главное, потому что я смогу покрывать незапланированные расходы по мере их появления, а они возникают, например, когда моя невеста внезапно решает, что она хочет Яйцо Обета от Вожновски или Визжащий Хор на свадьбе, хотя знает, что бюджет не рассчитан ни на то, ни на другое.

3. Мне больше заплатят. Этот пункт связан с предыдущим, но отличается от него. Предыдущее «мне больше заплатят» – это практический аспект, а это скорее духовный. Пока я работаю дополнительные смены, я могу думать о том, что я получаю больше денег и зарабатываю на свадьбу и на жизнь, которую я собираюсь провести со своей будущей женой. Это дает мне приятное ощущение добытчика в семье, что само себе так старомодно и неловко, и, если кто-нибудь меня спросит, я буду все отрицать, но, по правде говоря, это приятное чувство.

4. Так у меня будет меньше возможностей спорить с Дороти о свадьбе. Этот факт доставляет мне меньше радости, но правда заключается в том, что чем ближе свадьба, тем больше мы ссоримся. Наша последняя ссора была о том, будем ли мы принимать участие в традиционной Неделе Возлежания с Верховным Жрецом Кенни Соргенфреем.

– Я должна возлежать с Верховным Жрецом Кенни Соргенфреем, – говорит Дороти, – чтобы он мог доказать всей деревне, что я девственница.

– Но ты не девственница, – говорю я. – Я тоже не девственник.

– Дело не в этом, – говорит она. – Это традиция. Если Верховный Жрец Кенни Соргенфрей не скажет всей деревне, что я девственница, моя мать сгорит со стыда.

Поэтому она идет возлежать с Верховным Жрецом, а я работаю в каменоломне дополнительные часы.

Я прихожу в гости к Фрэнки Шрафф с запеканкой. Возможно, это ошибка, потому что, хоть Фрэнки и очень рада видеть друга с работы, вся ситуация вгоняет меня в печальные раздумья. Она живет в малюсенькой квартирке с мужем и тремя детьми. Мне не нравится судить, поскольку, конечно же, все мы крутимся как можем, но в раковине у них гора посуды, на стенах разводы – еще раз, это не вина Фрэнки или ее мужа, который правда отличный парень, но самое худшее – это Яйцо Обета на витрине в углу. Я узнаю его: это медное яйцо из магазина – то, что я наполовину уговорил себя купить для нас с Дороти. В магазине оно выглядело простым, неброским, даже элегантным – но в квартире Фрэнки я вижу его таким, какое оно есть на самом деле: дешевым.

Я возвращаюсь в салон и покупаю Вожновски. Снимаю деньги с двух кредитных карт. Думаю, что если я возьму все дни отпуска на рабочие дни, то смогу работать в праздники и получать сверхурочные.

Хочу ли я заплатить дополнительные пятьдесят долларов, чтобы выгравировать наши имена на яйце Феликса Вожновски коллекции 1954 года из чистого серебра? Еще как хочу. Хочу ли я также купить специальную подставку для него? Безусловно. А кто будет держать яйцо во время церемонии?

– Мы можем дать вам в аренду евнуха через Церковь Бога Вина, – предлагает Сабрина, Та, что Продает. – Они знают, что делают. Вожновски тяжелее, чем кажется, и я видела, скажем, больше чем одну свадьбу, которая была испорчена тем, что просили какого-то дядюшку подержать яйцо, а он уронил его в середине церемонии.

– Хорошо, – говорю я. – Давайте возьмем евнуха!

В эту ночь я слишком взволнован, чтобы спать, поэтому я еду к ущелью и смотрю на воду. Я думаю о Дороти, которая сейчас возлежит с Верховным Жрецом и понятия не имеет, что ее будущий муж только что сделал для нее. Я знаю, что яйцо не имеет значения; я знаю, что имеет значение только то, как сильно я люблю ее; но яйцо – это символ этой любви, и, когда я думаю о том, какой отличный символ я приобрел, я испытываю гордость, чувствую себя удачливым, чувствую себя счастливым. Я думаю о Дороти – думаю о том, как она кладет голову мне на грудь, когда мы засыпаем, – и испытываю гордость, и чувствую себя удачливым, и чувствую себя счастливым.

Потом случается худшее, что может случиться: на двойной смене в каменоломне Гэвин Качефски вырубается за механическим перфоратором, и в итоге еще пять человек ломают малые берцовые кости.

Дэвид и Дэвид собирают рабочее собрание.

– Больше никаких двойных смен, – говорит один из Дэвидов, Дэвид, который говорит. – Слишком много сломанных малых берцовых костей.

Толпа стонет, и второй Дэвид, Дэвид, который не говорит, шепчет что-то на ухо первому Дэвиду.

– Также, – говорит Дэвид, – с сегодняшнего дня мы больше не предоставляем полуторную ставку за работу на праздниках.

– Это нечестно! – кричу я. – Я рассчитывал на эти деньги.

– Я тоже! – кричит Хосе, чья кухня недавно провалилась под землю.

– Мы все рассчитывали! – кричит Дэб, чей ребенок постоянно что-то себе ломает.

– Дело не в деньгах, – говорит Дэвид. – Дело в вашей безопасности. Мы здесь одна большая семья, и если мы продолжим ломать малые берцовые на работе, ставки по медстраховке взлетят к небесам и придется начать сокращать людей. А мы очень не хотим этого делать, потому что, еще раз: мы семья.

– Значит, вы хотите сказать, что мы не можем работать по праздникам?

Дэвид, который не говорит, шепчет что-то на ухо Дэвиду, который говорит, и тот кивает.

– Нет, вы определенно можете, – отмечает он. – По правде говоря, мы были бы вам очень благодарны; мы просто не будем платить вам полуторную ставку, потому что это может вас стимулировать.

– Невероятно! – говорит Кэт Чанг.

Кэт – настоящая подстрекательница толпы, и на доли секунды кажется, что она вот-вот начнет мутить воду, но прежде, чем у нее появляется шанс, Дэвид, который не говорит, громко объявляет: «Это не обсуждается», – и мы все понимаем суровость ситуации, потому что, когда Дэвид, который не говорит, начинает говорить, ты понимаешь, что все по-настоящему серьезно.

Я возвращаюсь в магазин яиц. Сабрина, Та, что Продает, приветствует меня широкой улыбкой.

– Привет, здоровяк! Захотел еще раз взглянуть на свой шедевр?

Я не могу смотреть ей в глаза.

– Мне нужно его вернуть. Оно слишком дорогое.

Она смотрит на меня, как будто я говорю на другом языке.

– Его нельзя вернуть. На нем уже сделали гравировку.

– Хорошо, ладно, могу я хотя бы вернуть деньги за евнуха? Он нам не нужен. Мы просто поставим яйцо на стенд.

– Это было пожертвование Церкви Бога Вина. Нельзя его просто взять и забрать.

– Сабрина, вы должны мне помочь. Вы можете мне хоть чем-нибудь помочь?

Сабрина смотрит по сторонам, затем наклоняется ко мне и шепчет:

– Я могу дать вам 20 % скидку на следующую покупку.

Я взрываюсь:

– С чего мне захотеть покупать еще одно Яйцо Обета?!

Не зная, что еще делать, я бегу в Пророческую Рунную Компанию, лифт несет меня на последний этаж. Отец Дороти в своем кабинете, окна которого выходят на производственный цех, наблюдает за полировкой и благословением Пророческих Рун.

– Питер! Чем я могу помочь?

– Ну… я насчет свадьбы.

– М-м?

– Насчет денег.

– Хм.

Я начинаю бубнить:

– Бу-бу-бу Яйцо Обета бу-бу-бу не могу себе позволить.

Отец Дороти садится. Он выглядит огорченным.

– Яйцо Обета символизирует обет, который ты даешь моей дочери, – обет обеспечивать и защищать ее. Если я за него заплачу, что оно будет символизировать тогда?

– Я могу его отработать, – говорю я. – После смены в каменоломне позвольте мне приходить сюда поработать на полировке. Дороти даже не обязательно об этом знать.

Он глубоко вздыхает и смотрит на меня, как будто я салат, в котором он только что нашел дохлого жука и теперь пытается понять, имеет ли смысл звать официантку и отправлять меня обратно на кухню.

– Питер, я бы очень хотел, чтобы ты еще раз подумал насчет козлов.

Это меня ошарашивает, потому что к этому моменту я правда был уверен, что мы договорились насчет козлов.