Крутёж-вертёж

– Не придумал! – засмеялась Лиза. – Я говорила!

– Опять за своё, – сказал Пестряков Валерий.

А Гришка насупился, обвёл окрестности долгим взглядом и уставился Лизе в глаза. Так уставился, что Лиза на шаг отступила.

– Есть четыре страны, – медленно начал Гришка и тут же сообразил: сказку сочинять всё же удобнее не со слова «есть», а со слова «было». – Было четыре страны. Грустная страна. Злая страна. Весёлая страна. Добрая страна.

Грустная страна была потому грустная, что на неё весёлые напали и разграбили с песнями. Весёлая страна была потому весёлая, что награбленную добычу делят, объедаются, пляшут и хохочут. Злая страна была потому злая, что куют мечи, чтобы выступить в бой против весельчаков-хохотунов. Добрая страна была потому добрая, что говорили такую мудрость: «Зачем вы, злые, себя утруждаете? Зачем оружие мастерите? Вас не затронули – и сидите спокойно. От добра добра не ищут».

Но злые добрых не послушались. Выступили в поход против весёлой страны. А когда пришли к ним, их уже нет. Они уже на добрых напали и грабят. Объедаются, пляшут и хохочут. Любили они весело пожить. Побежали злые в добрую страну. Похватали весельчаков-хохотунов. Высекли их публично. А когда замахивались, то и добрым попадало.

– Глупая сказка, – сказала Лиза, не помедлив ни секунды. – Зачем же добрым попало? Нужно было весёлых наказать, награбленное добро отобрать и на эти деньги построить балетную школу. А у тебя что? Крутёж-вертёж. Добрые – злые. Злые – добрые. Почему у тебя злые – добрые? – Лизин нос остренько клюнул небо, губы тугим шнурочком сплелись.

Пестряков Валерий стоял, вдаль глядел, рогатку растягивал – тренировался в прицеле.

– Моя сказка, конечно, самая лучшая, но и Гришкина не хуже, – наконец сказал он. – Ты, Лизка, нос не задирай и не обижайся. Твоя сказка только для переживания, Гришкина – для думания. Сейчас я на стадион пойду, дачников в футбол обыграю, потом стану думать о твоём вредоносном характере. Пришла пора, как я погляжу.

Пестряков Валерий пошёл на стадион обыгрывать дачников, а также думать над сложными вопросами жизни. Девочка Лиза направилась к своему дому обижаться и презирать мальчишек, сидя на скамейке в палисаднике среди цветов. А Гришка так загордился, что грудь раздул, подпрыгнул и полетел.

Он попал в хвост

Гришка летел повыше вчерашнего. Но с большим трудом. Устал быстро. Пролетая над канавой, молоко расплескал. И всё же, когда опустился на крыльцо, крикнул:

– Очень прекрасно!

– С чего это вы такой гордый? – спросил Аполлон Мухолов. Именно он сидел на калине и выглядел плохо.

– Как с чего? Я сказку сочинил. Хотите, вам расскажу?

– Не желаю слушать. А если всерьёз, то мне с вами и разговаривать нет охоты.

– Почему? – удивился Гришка.

– Кто меня бросил в беде?

Гришка стал вспоминать, когда же такое случилось.

– Вы имеете в виду нашу встречу с Пестряковым Валерием? – спросил он. – Но вы же сами слышали – меня позвал дядя Федя.

– У него своя голова. У вас своя… – нервно чирикнул Аполлон Мухолов. – Вы оставили меня под прицелом.

У Гришки похолодело сердце.

– Он в вас попал?

– К счастью, он попал в хвост. Я на минутку потерял бдительность, показал хвост из-за ветки.

Гришка пригляделся и увидел, что Аполлон Мухолов трясёт не всем хвостом, а только его половиной – второй половины хвоста у него не было.

– Я поговорю с Пестряковым Валерием! – воскликнул Гришка. – Я его пристыжу.

– Он вас побьёт. Он коварный и хладнокровный.

– Ничего. Я не струшу.

На крыльцо вышел академик дядя Павел.

– Дядя Вася не прибегал? – спросил Гришка.

– Куда там… Мыкается где-нибудь. – Академик провёл по Гришкиной щеке жёсткими пальцами. – Думается, ты озабочен чем-то.

– Озабочен, – признался Гришка. – Аполлон Мухолов потерял половину хвоста. Как быть? – Гришка рассказал весь конфликт по порядку.

– Не сможешь ли ты позвать Пестрякова? – попросил дядя Павел. – Я ему в глаза загляну.

Пропустите меня к воротам

За деревней, на коровьем лужке, ворота футбольные. Школьники и взрослые деревенские парни играют в футбол, когда время есть. Летом у местных мальчишек и взрослых парней времени на футбол не бывает. Играют малыши и дачники всех возрастов. И мужчины, и женщины – для развлечения.

Пестряков Валерий в воротах стоял. На руках – перчатки кожаные, взрослые. На голове – лохматая кепка с разорванным козырьком, взрослая. Колени бинтом перевязаны широким.

Пожилой, мягкотелый от сидячей работы дачник и молодая девушка Таня пытались забить Пестрякову Валерию гол. Танин транзистор стоял в сторонке.

– Забьём! – горячась, заявляли они.

– Никак нет, – говорил Пестряков Валерий. Он звучно хватал мячи. Головой отбивал, грудью, коленями и локтями.

– Феномен! – кричал пожилой дачник.

– Яшин! – удивлялась девушка Таня.

С боку ворот стояли другие шумные дачники. У каждого по собаке. Собаки лаяли и скулили. Собакам хотелось прокусить мяч. Танин транзистор давал спортивную музыку. Потому первые Гришкины слова никто не услышал.

– Извините! – громко повторил Гришка. – Пропустите меня к воротам, у меня к Пестрякову Валерию срочное дело.

Пестряков как раз мяч поймал и сейчас перекатывался по земле через голову для спортивного шика.

– Не лезь! Не лезь! – закричал он. – Не заслоняй ворота. Я сговорился подряд сто мячей поймать. Этот восьмидесятый.

– Пестряков Валерий, ты очень нужен академику Павлу Степановичу Спицыну, – сказал Гришка твёрдо. – Он тебя немедленно ждёт.

– Спицын? – спросил пожилой дачник. – Квазипространственный транспорт?

– Ага. Нетрясучий, – подтвердил Гришка.

– Ждёт? – удивилась девушка Таня.

– Немедленно ждёт, – подтвердил Гришка.

– Пестрякова? – спросили прочие шумные зрители.

– Кого же ему ещё ждать? Только меня, – ответил Пестряков Валерий хладнокровно. – У не-го ко мне срочное дело… Извините, остальные двадцать мячей я после обеда поймаю.