***

«Да ну, хуйня какая-то получается, – подумал Пингвин. – Не так они говорили». Пингвин хорошо помнил событие, случившееся неделю тому назад. На огромной, со среднюю европейскую страну, льдине, на которой жил Пингвин с колонией своих сородичей и находилась человеческая станция, событий за год происходило, мягко говоря, немного, поэтому это происшествие не могло не отложиться в его памяти в мельчайших подробностях. Действительно, тогда что-то у людей загорелось, причем именно ночью. Сам Пингвин сразу почувствовал резкую вонь от горелого, и только спустя достаточно долгое время людишки наконец забегали, засуетились. К их чести, с пожаром они справились быстро. Но говорили, конечно, при этом совсем по-другому – отрывисто, резко, злобно. «Ну и пусть по-другому! А у меня будут говорить так, как я им разрешу говорить! В конце концов, я не стенографист и не историк – я художник!» Пингвин даже встрепенулся. Да, он всерьез считал себя художником слова. Он сочинял разные истории о своей пингвиньей жизни. Истории эти жили у него в мозгу, а спустя какое-то время там же и умирали: их ведь не запишешь (чем? Крыльями-плавниками? На чем? На льду?), не расскажешь (кому? Таким же отмороженным пингвинам? Как? Он ведь мог издавать своим горлом лишь неприятный резкий крик). Но не сочинять Пингвин не мог. Ну а чем еще заняться, если вот уже пятый месяц длится ночь и дует такой ледяной ветер, что холод пробивает перья, теплый пух, несколько сантиметров жира и добирается, кажется, до самого пингвиньего сердца?

Еще Пингвин любил размышлять, благо времени на это у него было предостаточно. Внешние события редко давали ему повод к размышлению в силу своей малочисленности. Ну, прилетит к людям вертолет раз в три месяца. Ну, настанет наконец антарктическое лето и начнется сезон рыбной ловли. Или вот как сейчас, например, вспыхнет невесть каким образом взявшееся в Антарктиде северное сияние. «Оно, конечно, красиво, – думал про сияние Пингвин. – Завораживает. Можно смотреть долго, медитировать. Но откуда??? Откуда ЭТО у нас??? Никогда ведь в южных широтах ЭТОГО не было!!! На то ведь оно и северное сияние! И откуда я знаю, как ЭТО называется??? Не иначе виной всему присутствие людей – и на погоду оно влияет (наверняка люди с собой ЭТО привезли), и на меня (почему-то ведь другим пингвинам пофиг на ЭТО, или только я ЭТО вижу?)».

Но чаще всего, когда в окружающем мире вообще ничего не происходило, Пингвин размышлял о судьбе. «Вот интересно: наверняка в мире есть другие места – более теплые, более приспособленные для жизни. Откуда-то ведь прилетают на станцию люди? А по виду они совсем не созданы для жизни в Антарктике – ни шерсти, ни жира. Значит, они обитают в более теплом климате. Какого хера тогда они прутся сюда – пока оставим этот вопрос за скобками. Меня интересует сейчас другое. Взять нас, пингвинов. Мы можем неделями сидеть голыми жопами на льду, плавать в ледяном океане, питаться несколько дней в году, а остальное время сжигать накопившийся за это время жир. Я понимаю – миллионолетняя эволюция, все дела… Но какого, простите, Дарвина, этот миллион лет ушел у пингвинов на то, чтобы мы приспособились жить в этих ебенях, вместо того чтобы отрастить себе крылья, как другие нормальные птицы, и съебать отсюда туда, где теплее и больше еды? Или хотя бы развить себе мозги, как у людей, и научиться делать отапливаемые дома, вездеходы, вертолеты, консервы и прочие полезные вещи? Хотя присутствие людей на нашей льдине говорит не о развитости человеческого мозга, а скорее наоборот… Это ли и есть наша, пингвинья, судьба? Но тогда чем мы так прогневали Создателя, что он нам даровал именно такую судьбу? Или наоборот: чем эти людишки, – ладно, не людишки, а, например, их собаки, – чем они-то лучше нас? Однако живут себе в тепле и на всем готовом».

С собаками у пингвинов не то чтобы не ладились отношения – отношений вовсе не было как таковых. Они друг с другом как бы существовали в параллельных мирах: собаки не отходили далеко от людей, пингвины, наоборот, к людям не приближались. В целом Пингвин к собакам испытывал если и не симпатию, то некоторую жалость: подневольные все же животные, неуютно им здесь у нас. Ну а то, что у некоторых из собак иногда срывало крышу, и они вдруг с лаем бросались на пингвинов, да еще и норовили схватить острыми зубами за крыло или и без того куцый хвост, – так то от нехватки витаминов, не иначе.

Еще Пингвин с завистью смотрел на симбиоз собак и людей. В экстремальных для жизни условиях они держались вместе, выручали друг друга. Несмотря на принадлежность к разным биологическим видам, собаки и люди жили как бы одной семьей. «А что пингвины? Мы сбиваемся в кучку, только когда холод становится совсем невыносимым даже для нас, чтобы хоть немного согреться. Это скорее инстинкт самосохранения, а не какое-то осознанное стремление к коллективному существованию. Семья… Да, мы считаемся однолюбами и верными партнерами, но опять-таки – это объясняется лишь заботой о потомстве, и семейная жизнь длится только в период высиживания яиц и в первый год выращивания птенцов. Да и как тут будешь неверным, когда нас на этой гребаной льдине всего несколько десятков и самки все наперечет?»

Пингвин вспомнил свою семейную жизнь. Он выбрал себе самку, повинуясь своим внутренним биологическим часам и согласно заведенному суровым антарктическим климатом порядку – то есть в начале местной короткой весны и достигнув половой зрелости. Самка была обычной – здоровой, половозрелой, достаточно крупной. В положенное природой время она отложила яйцо и время от времени подсовывала его ему для высиживания. В эти моменты Пингвин чувствовал свою ответственность как глава семьи, к тому же испытывал нежность и влечение к своей самке, если та при этом находилась рядом, а не уходила на ловлю рыбы. Он пытался, как мог, голосом выразить ей эти свои чувства в надежде, что самка их разделит, ну или хотя бы поймет его. Но самка в ответ выдавала лишь ограниченный набор информации: «Яйцо», «Птенец», «Жрать», «Голова болит»… И Пингвин вскоре оставил свои попытки поговорить с ней об абстрактном. А в конце прошлого лета, во время лова рыбы, его самку сожрала косатка…

Пингвин сосредоточил все свои чувства на птенце. И тот в благодарность ему вырос нормальным – крупным, здоровым и малообщительным. Вон, стоит в сторонке, один – нет чтобы подойти к отцу, прижаться, как в детстве… Поговорить с птенцом у Пингвина тоже не получалось – тот просто-напросто не понимал его. Ну да ладно – хоть научил его ловить рыбу. А вот у кого птенец научился клянчить еду у людей – непонятно. Его птенец подходил к людям на расстояние, которое уже нельзя было считать для него безопасным, и, когда люди обращали на него внимание, начинал выделывать ногами на льду какое-то подобие чечетки, неуклюже переваливаясь с боку на бок и смешно подергивая крыльями. Люди, глядя на это, хохотали и бросали птенцу что-нибудь съестное – хлеб, рыбу. Однажды налили из бутылки в миску для него какую-то жидкость. Птенец попробовал, поперхнулся, крикнул и побежал вприпрыжку прочь, вызвав у людей приступ совсем уж дикого хохота. Потом, наверное от выпитой жидкости, птенца тошнило, а наутро у него сильно болела голова. Пингвин тогда сильно осерчал на своего птенца и даже больно клюнул его в зад – туда, где слой жира потолще. Он надеялся, что птенец перестанет ходить к людям, но тот так и продолжал свои нелепые выступления. «А может, я напрасно волнуюсь? – думал Пингвин. – Уж во всяком случае танцевать перед людьми не намного опаснее, чем ловить рыбу в океане, кишащем косатками». И Пингвин успокоился. «В конце концов, пусть мальчик ищет себя».

Поиск себя – у Пингвина это была еще одна излюбленная тема для размышлений. «Ну вот чем я занимаюсь в своей жизни? – думал он. – Неужели я был создан лишь для того, чтобы высидеть яйцо, вырастить птенца и пойти на корм косаткам? Для чего Создатель наделил меня способностью к размышлениям? Я ведь, похоже, один такой на льдине пингвин-мыслитель. А что, если не только на этой опостылевшей льдине – а вообще во всем мире??? И разве будет справедливо, если эту способность так никто и не оценит?! Ну а кто здесь может ее оценить? Стоп… А люди?.. Нет, ну ты и фантазер… Люди… Они заняты своими делами… Ну и пусть! Пойти к ним, привлечь их внимание – они же заметили птенца! Нет, это опасно. И собаки опять же… Да что собаки??? Они бросаются, только если думают, что ты хочешь стащить их еду! Главное – сразу привлечь внимание людей! Ну, привлечешь – а дальше что? Сказать-то им ты все равно ничего не сможешь… Верно, не смогу… Может, тоже попробовать станцевать, как птенец? Да ну, выставлять себя на посмешище… Ну тогда не знаю… Ритмично махать крыльями, кричать азбукой Морзе… Не идиоты же они, должны обратить на это внимание! Ну хорошо, допустим, ты привлек внимание людей. Дальше что?» Что делать дальше, Пингвин не знал. Так далеко его фантазии еще никогда не заходили. «Вот бы они взяли меня с собой… Улететь с ними отсюда на вертолете… Ты сможешь бросить все? А что – все? Льдину? Безмолвных сородичей? А как же птенец?.. А что птенец? Он уже взрослый, не пропадет – вон как откаблукивает… Скоро я стану для него обузой, если он вообще будет вспоминать обо мне. Эх! Сесть бы с людьми в вертолет – и ебись она моржом, эта льдина! Полечу на большую землю!.. Да кому ты там нужен, очнись?! Как это кому? Да хоть в зоопарк устроюсь – под присмотром, еда по расписанию, бассейн, микроклимат… Красота! Ну и чем это существование отличается от теперешнего? Микроклиматом? Ну, не знаю… Когда люди поймут, что я особенный, они смогут меня научить каким-нибудь фокусам… Ну, там, вытаскивать клювом из колоды нужную карту, или счету обучат… „Скажи „три“! “ – „Кря-кря-кря!“ Аплодисменты! Публика в восторге! Да хотя бы – смертельный номер! Полет из пушки!!! А что? Я в блестящем шлеме стою у жерла огромной пушки, машу крылом публике – и залезаю внутрь. Барабанная дробь… Грохот!!! Рассеивается дым, медленно на арену опускаются перья… Тишину в зале нарушает только одинокий детский плач… Да хоть бы и так! Зато полетаю – в первый и последний раз в своей жизни! Все одно лучше, чем быть растерзанным косаткой… Так, успокойся, цирковой… Можно и без жертвоприношения обойтись – например, в том же цирке выступать вместе с клоуном. Вот потеха! Нарядят меня во фрак, а клоуна, наоборот, оденут как пингвина! Человек изображает пингвина, а пингвин – человека! Да публика валом повалит на такое представление! Афиши, гастроли, слава! Это тебе не чечетку танцевать перед горсткой неудачников на Богом забытой льдине! Ну ты и разошелся! Подожди, еще ничего этого нет! Ты хотя бы преодолей свой страх и подойди к людям поближе – а там уже посмотрим. Что значит – когда? Да прямо сейчас!»