Часть I

Глава I

1

Илья так и не мог до конца осознать, какая неведомая сила привела его в Иерусалим. Человек совершенно светский, всегда упивавшийся своей внутренней свободой, он не испытывал никакого возвышенного чувства, когда слышал это название. Он понимал его особое значение для миллиардов верующих людей, что-то знал об «иерусалимском синдроме». Но подсознательное ощущение мистического тяготения не оставляло его уже месяца полтора. Всё как бы произошло само собой. Его киевский друг Гринфельд полгода назад обосновался в Реховоте и звал его туда. Илья и Юлия хотели жить недалеко от моря и увенчанного магическим ореолом института Вейцмана. Но в последний момент что-то сорвалось с квартирой, и Мирские, давнишние друзья отца, перетянули их к себе в Иерусалим. Они сняли квартиру в новом районе города со звучным именем Рамот и, встретив их в аэропорту, посадили в такси, идущее в Иерусалим. Четырёхкомнатная квартира на предпоследнем этаже дома оказалась обставленной недорогой, вполне надёжной мебелью, а из окон открывался вид на возвышающуюся по ту сторону кедровой долины Эмек ха-Аразим северную часть города. А через несколько дней Мирским попалось объявление о ещё одной квартире в том же квартале. Они договорились с хозяевами и помогли снять её для его родителей, бабушки и брата. Но навязчивая мысль, что всего этого не могло произойти просто так, не оставляла Илью: какая-то высшая сила способствовала тому, чтобы всё сложилось именно так.

Юлия на диване кормила однолетнего сына. Он послушно ел молочную кашу, приготовленную мамой Юлии Линой Моисеевной.

– Вот и чудненько. Молодец, Витенька.

Положив его в коляску, она подошла к мужу.

– У тебя всё в порядке? – спросила Юлия, коснувшись его плеча.

Он обнял жену и поцеловал её в лоб. Потом вздохнул и произнёс:

– Стоял и думал, какими ветрами нас занесло в Иерусалим.

– Тебе явно нечего делать, Илюша. Ты посмотри, какая красота вокруг.

– Пейзаж хорош, но я не вижу Нила, – попытался пошутить он.

– Нам не Нил нужно искать, а работу, – усмехнулась Юлия.

– Нам вначале нужно выучить иврит, – сказал Илья.

– Тебе, дорогой. А мне ещё сдать экзамен по специальности.

– Ты у меня умница. Конечно сдашь. А пока подучишь язык со мной.

– Ульпан начинается через неделю, – произнесла Юлия. – Хорошо, что он недалеко от дома. Не хочу бросать ребёнка на родителей. Они тоже записаны в ульпан. Только мы будем заниматься с утра, а они после обеда.

– Мои будут ходить с твоими, Юля. А потом им всем устраиваться на работу.

– Мирский работает в «технологической теплице», – напомнила Юлия. – Он сказал, что твоего отца он поможет устроить.

– Я надеюсь. Папа – опытный инженер-конструктор. А твой отец будет преподавать в школе или колледже.

– Кандидаты физмат наук на дороге не валяются, – улыбнулась Юлия, перефразируя известную шутку Фаины Раневской.

– Лина Моисеевна – экономист, а моя мама, Наталья Иосифовна, – преподаватель фортепьяно, – вздохнул Илья. – Не знаю, что и сказать.

– Что-нибудь получится, Илюша.

Он подошёл к окну. Завершая величественный оборот в небесах, солнце клонилось к западу, и коснувшись вершин Иерусалимских гор, осветило долину и подъёмы Ромемы и Гиват-Шауля своими чистыми лучами. Город откликнулся огнями рассыпанных по гребням долины домов. Сосны на склонах отбрасывали тени, дополняя жёлто-зелёную гамму пейзажа тёмными красками. Илья невольно залюбовался открывшимся из окна видом.

– Есть хочешь? – спросила Юлия. – Мама приготовила гренки с яйцами и салат с помидорами и пармезаном.

– Твоя мама прекрасная хозяйка. А я голодный, как волк.

Лина Моисеевна, оценив комплименты зятя, откликнулась словами благодарности, и Илья услышал её донёсшийся из кухни голос. Борис Петрович, отец Юлии, положил газету на журнальный столик, поднялся с кресла и тоже направился в пинат охель. Так называется на иврите помещение для еды, примыкающее к кухне. В первое время все в доме с изрядной долей юмора произносили эти слова, сознавая свой вклад в копилку нового языка.

– Я сегодня заходил к родителям, – сказал Илья. – Там был и Зеэв. Разговор, конечно, о том, как они с Розой устроились на работу. Мирские приехали в Израиль год назад. Очень волновались, что без знания языка их никуда не примут.

– Всё дело в том, Илюша, что в стране возник серьёзный профессиональный вакуум, – произнёс тесть. – Нормальное развитие экономики требует притока специалистов. Наша алия обрушилась на Израиль благодатной волной. В ней множество людей с высшим и среднетехническим образованием и многолетним опытом.

– Похожие мысли возникли и у Зеэва, – подтвердил Илья. – Они быстро сориентировались, познакомились с людьми. Их взяли на работу даже с языком Эллочки-людоедки.

– Модель нашего поведения – это найти нишу, которой мы будем соответствовать психологически и профессионально, – сформулировал задачу Борис Петрович.

– Всё не так просто, – вздохнул Илья. – Хотя Мирский сказал, что проблем с работой в Иерусалиме быть не должно. Здесь три большие больницы и несколько промышленных районов. Кстати, один находится напротив нас. Если я правильно запомнил, он называется Хар Хоцвим. Это парк высоких технологий.

Они поели, выпили зелёного чая и вернулись в гостиную. Борис Петрович подошёл к окну. За ним развернулся во всю ширь циклопический пейзаж. А огни на Хар Хоцвим призывно горели на противоположном склоне долины. Он сел на диван и положил ладонь рядом с собой, взглядом показывая Илье место возле себя.

– Садись, Илюша, поговорим.

Илья посмотрел на тестя и присел на диван рядом с ним.

– Недавно я встречался с весьма сведущим человеком, – начал разговор Борис Петрович. – Его зовут Ицхак. Он из алии семидесятых годов. Сотрудник особой спецслужбы.

– Я помню, Вы рассказывали, – подтвердил Илья.

– Но я не сказал, о чём мы с ним говорили.

– О чём?

– О проблемах страны и нынешней алие, – произнёс Борис Петрович.

– Вроде и так всё ясно.

– Видно то, что лежит на поверхности. Но и это понятно только умным людям.

– Вы меня заинтриговали.

– Ты разумный парень и кое-что тебе следует знать.

Борис Петрович повернулся, чтобы видеть собеседника.

– О демографическом положении страны ты кое-что знаешь. Арабское население растёт быстрей, чем еврейское. Ясир Арафат, председатель Организации Освобождения Палестины, не раз говорил своим сторонникам, что матка арабской женщины – его самое сильное оружие. Эти слова у них стали лозунгом, и он работает. Рождаемость среди арабов почти в два раза выше.

– Следовательно, через пять – десять лет арабов станет больше, чем евреев, – произнёс Илья. – А как же ультра-ортодоксы? У них ведь высокая рождаемость.

– Пока, Илюша, арабы впереди. Однако причина демографического кризиса не только в этом. Уже несколько лет идёт интифада – палестинское восстание. ООП не может уничтожить Израиль насилием и создать палестинское государство. Но, как обещал своему народу Арафат, страну нашу он всё же расколол на лагеря.

– Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее – иль пусто, иль темно.

– Молодец, Илюша. Стихи Лермонтова очень уместны. Гений, лучше не скажешь. Так вот, интифада обострила политическую и экономическую ситуацию. Усиливается эмиграция. На иврите этот процесс называется «йерида».

– Я что-то слышал от своих знакомых, – заметил Илья. – Они говорят, что многие уезжают или собираются уехать из Израиля.

– В основном это молодые образованные люди, как правило нерелигиозные.

– И как это связано с нашей алиёй? – спросил Илья.

Борис Петрович прошёлся по комнате, подошёл к окну и вернулся к озадаченному сидевшему на диване зятю.

– А не прогуляться ли нам? Может быть, покатать Витюшу на свежем воздухе?

– Хорошая идея. Я спрошу Юлию.

Женщины, наведя порядок в кухне, уже вошли в гостиную.

– Юля, погулять с Витюшей перед сном не нужно?

– Сейчас проверю. Если он спит, трогать не будем. А если не спит, почему бы не погулять.

Она пошла в спальню и вскоре вернулась.

– Спит, как суслик.

– Тогда мы с твоим папой выйдем подышать воздухом перед сном.

– Конечно, пройдитесь, – сказала Лина Моисеевна. – В Иерусалиме очень хороший горный воздух.

Они спустились по лестнице во двор и направились в расположенный недалеко садик.

– Ты слышал о спецслужбе «Натив»? – спросил Борис Петрович.

– Нет. А что это за слово?

– Оно означает «путь», «дорога». После разговора с Ицхаком я заглянул в словарь. Так вот, эта служба находится в Министерстве главы правительства. Она занимается проведением операций, связанных с алиёй евреев Советского Союза. Её сегодня возглавляет репатриант семидесятых годов. Если я не ошибаюсь, его зовут Яков Казаков.

Мужчины медленно ступали по асфальтированной дорожке садика.

– В сентябре восемьдесят девятого года американский Конгресс принял решение об отмене права на иммиграцию в Штаты для евреев, покидающих СССР по израильскому вызову.

– В то время в Киеве многие волновались из-за этого, – произнёс Илья. – Гринфельд тоже хотел попасть в Америку.

– Советский Союз разорвал дипломатические отношения с Израилем сразу после Шестидневной войны, – продолжил Борис Петрович. – Наши интересы в Москве представляло с тех пор посольство Нидерландов. Консульская группа в основном состояла из сотрудников «Натива». Американский посол пригласил к себе представителей посольств, сообщил им о решении Конгресса и объяснил, что новый порядок вводится для обеспечения американских интересов. Он объявил, что с первого октября США вводят новую процедуру, которая позволит взять под контроль весь процесс и беспорядочный эмиграционный поток. Оформление документов на эмиграцию в США переводится из Рима в Москву. На этой беседе был и Казаков. Он выслушал посла, потом не мешкая позвонил в Израиль и заявил, что ему срочно нужно поговорить с премьер-министром.

– Крутой парень, – усмехнулся Илья. – Так сразу пообщаться с Шамиром!

– Я тоже удивился, когда Ицхак мне это сказал. Оказывается, «Натив» подчинялся непосредственно премьеру. Встреча была назначена на следующий день. Казаков прилетел в Израиль и с тогдашним директором «Натива» Давидом Бар-Товом явился к Шамиру. Он доложил о ситуации и сказал, что, по его оценке, есть возможность уменьшить «отсев» евреев и завернуть их в Израиль. Он сообразил, что американская система не сработает без механизма, который предотвратит прибытие евреев в Вену и в Рим.

– Мои друзья из Вены добирались в Рим, подавали там просьбу об эмиграции в США, дожидались ответа и уезжали в Соединённые Штаты, – сказал Илья. – Честно говоря, мы с Юлей собирались эмигрировать таким же путём.

– Так вот, Казаков предложил Шамиру ввести новый порядок в посольстве Нидерландов. Люди будут получать визу лишь при предъявлении билетов на выезд в Израиль. А он должен происходить только через Бухарест и Будапешт. В этих социалистических странах всё ещё был порядок, и каждого эмигранта доставляли на самолёт в соответствии с его документами. Премьер-министр согласился с предложением. Казаков вернулся в Москву и сообщил послу Нидерландов о решении Шамира и изменениях в работе. Потом он договорился с посольством Австрии и попросил его сотрудников не ставить австрийскую визу раньше израильской.

– Но после израильской визы можно было поставить австрийскую? – сообразил Илья.

– Казаков продумал и этот вопрос. Виза в Израиль ставилась вечером за несколько часов до вылета в Бухарест и Будапешт. Все посольства в это время были уже закрыты.

– Но с Киева, например, добирались и на поезде? Мы ехали в Будапешт через Чоп.

– «Нативу» удалось за короткое время изменить всю систему.

– Теперь я знаю, кто виноват, что мы в Иерусалиме, а не в Нью-Йорке.

– Я рассказал тебе эту историю, чтобы ты осознал, что для тебя Израиль.

– О такой подоплёке у нас не принято говорить, – произнёс Илья. – Наверное, потому, что боятся недовольства. Проблем в стране и так много.

– Но Израиль – не западня. Не хочешь здесь жить, можешь уехать.

– Для этого, Борис Петрович, нужны особые причины и большое желание. Подняться снова, после того, что мы недавно преодолели, будет тяжело и психологически, и физически.

– Особенно финансово, Илюша. Америка – не Израиль. Там, конечно, есть всякие программы, с голода не умрёшь. Но полагаться придётся в основном на самого себя.

– Я Юле ничего говорить не буду. Правда – хорошо, а счастье лучше.

– Я был несколько лет назад в командировке в Москве. Как правило вечером покупал билет в театр в театральной кассе недалеко от моего научно-исследовательского института. На Таганку билетов не оказалось. Женщина посмотрела на меня опытным взглядом и предложила пойти в Малый театр. А в этот день там шёл спектакль, который…

– …я назвал, – подхватил Илья.

– Тот самый. Мне понравился. Есть над чем подумать. Евреи валили в Америку, чтобы побогаче жить. Мне рассказывал один старожил, что в Вене, где происходил отбор эмигрантов в Израиль, большинство выбирали США. Сюда отправилась только его семья. Представляешь?

– Я читал, что за два года, с начала нашей алии, в Израиль приехало более трёхсот тысяч, – вспомнил Илья. – Лет за десять нас здесь будет больше миллиона.

– Когда план «Натива» начал осуществляться, Ицхаку кто-то из другой спецслужбы признался, что они «просто спасли страну». А она была в очень трудном положении. Сейчас сюда хлынул поток специалистов, инженеров и учёных. Экономика уже понемногу двинулась вверх.

Свежий июньский воздух обвевал их лица. Они уже несколько раз обошли садик, и всё никак не могли наговориться.

Утром у матнаса было многолюдно. Слышалась русская речь и возгласы приветствий. Илья увидел брата и подошёл к нему.

– Как дела дома?

– Родители в порядке. У них занятия сегодня вечером. Настроены учить иврит.

– Ты помогай им, Юра. Им трудней, чем нам.

– Конечно, я помогу, если попросят.

Все потянулись ко входу и разошлись по классам. Илья с Юлией, получив у служащей номер комнаты, быстро сориентировались и, войдя в класс, сели на свободный стол возле окна. Оставалось ещё несколько минут. С вполне объяснимым любопытством они осмотрели собравшихся. Илья заметил сидевших в центре молодых людей, мужчину и женщину. Их внешний вид и манеры вызывали симпатию.

– Надо бы познакомиться с ними, – прошептал Илья.

Юлия согласно кивнула.

В класс вошла женщина средних лет и остановилась у большой белой доски.

– Шалом, – произнесла она.

Шум в комнате стих и внимание присутствующих обратилось на неё.

– Меня зовут Хава. Я буду вашим преподавателем. Не вижу смысла объяснять, как важно для вашей жизни в Израиле владеть ивритом. Вы умные люди и знаете это не хуже меня.

– А когда вы приехали? – спросил её кто-то.

– В середине семидесятых, из Питера. Впрочем, мы на занятиях все перезнакомимся. Давайте начнём.

На перерыве они вышли из класса и осмотрелись. Левины, такова была их фамилия, стояли недалеко у стены. Юлия подошла к ним.

– Здравствуйте, – сказала она. – Обычно в общественных местах удобно сходиться и знакомиться.

– Почему бы и нет, – ответила молодая симпатичная женщина. – С удовольствием.

– Я – Юлия. Мой муж Илья.

– Женя, – улыбнулась женщина и протянула руку Юлии.

– Ян, – сказал мужчина и пожал руку Илье.

– Как вам нравится наша меламедет? – спросила Юлия.

– Серьёзная и знающая, – ответила Женя. – Искренне желает нас чему-то научить.

– Но образование – дорога с двухсторонним движением, – усмехнулся Илья. – Если у учеников есть желание, память и мозги, цель достижима.

– Нам всем нужно устроиться на работу, – произнёс Ян. – У нас нет другого выхода. Бытие определяет сознание.

– Битиё определяет сознание ещё лучше, – пошутил Илья.

– Кто бы нас побил?! – задорно поддержала мужа Юлия.

Перерыв завершился, и они побрели в класс.

После занятий женщины объединились в пару и пошли впереди, увлечённо говоря о своём.

– Они умней нас и обладают врождённой способностью адаптироваться в любой ситуации, – заметил Илья.

– В истории много примеров, доказывающих, что так оно и есть, – сказал Ян. – Екатерина Вторая, Елизавета Первая английская и нынешняя Вторая, Виктория, Индира Ганди.

– Да и наша Голда тоже не подвела, – подхватил Илья.

– Умные нечестолюбивые мужчины всегда пропускают вперёд женщин, – заявил Ян. – Они справляются со всем не хуже нас.

– Откуда вы? – спросил Илья.

– Из Москвы. А вы?

– Мы киевляне.

– Красивый город. Я там был несколько раз в командировке. Кем вы работали?

– Я инженер-электрик, Юлия врач, – ответил Илья. – Говорят, в Израиле ценится опыт. У нас его с Гулькин нос. А вы чем занимались?

– Женя архитектор, проектировала жилые и общественные здания. А я, инженер-строитель, их строил.

– Семейный подряд, – пошутил Илья.

– В некотором смысле, да. Она пару лет назад задумала дачу, а я её соорудил. Получилось неплохо.

– Так большинство евреев в Совдепии и жило, – вздохнул Илья. – А когда почувствовали, что лафа заканчивается, всё оставили и разлетелись по миру.

– Инстинкт национального самосохранения, – сформулировал Ян. – Он присущ не только индивидууму, но и социуму.

– Я думал прежде, что еврею лучше эмигрировать в Америку, – произнёс Илья. – Так мы с женой и планировали. Но США перекрыла кран, и поток хлынул сюда. Может быть и хорошо, что случилось так. Вспомни еврейскую историю. Вначале нас в каких-то странах терпели. А потом выгоняли, несмотря на огромный вклад в культуру и экономику. Спрашивается, зачем метаться по миру и работать на дядю. Израиль – единственная страна, откуда никто ни нас, ни наших детей, внуков и правнуков не выгонит.

– Круто ты всё определил, – похвалил Ян. – Кстати, мы уже пришли. Наш дом на этой улице.

– Если хочешь, давай обменяемся телефонами, – предложил Илья.

– Нет проблем.

Ян вынул из кармана маленькую записную книжку, написал свой номер, вырвал листок и протянул его Илье. Тот назвал номер, и Ян записал его в книжке.

– Встретимся завтра в ульпане, – произнёс Илья и крепко пожал Яну руку.

Женщины обнялись и попрощались.

2

Время проходит быстро, когда ты захвачен каким-нибудь делом. Иврит требовал усилий. После занятий в ульпане садились за учебники и тетрадки, делали упражнения и пытались говорить. Иногда Илья с Юлией выезжали в центр города. Автобус спускался вниз по проспекту Голды Меир в долину, а потом поднимался под склонами Ромемы, минуя полуразрушенную арабскую деревню Лифту, до Центральной автобусной станции и двигался по улице Яффо. На рынке Махане Иегуда продукты были немного дешевле, чем в ближнем Супермаркете. Можно было выбрать овощи и фрукты лучшего качества. Оттуда, катя за собой полу-загруженную коляску, выходили на Яффо и шли мимо высотного здания «Клал» до улицы Короля Георга V, с любопытством посматривая на невысокие, построенные в начале двадцатого века, дома. Они читали вывески и названия магазинов и лавок и находили в этом определённую пользу. Иногда спрашивали что-нибудь у прохожих, и те, сообразив, что это олимы, старательно и дружелюбно отвечали.

– Не Крещатик, – вздохнула Юлия.

– Ты не так на этот город смотришь, дорогая. Здесь каждый дом – история. По этой улице, например, сотни лет проходили из Яффо в святой Иерусалим миллионы паломников, приплывавших на кораблях из Европы и Африки.

– Конечно, ты прав, Илюша. Просто не могу одолеть ностальгию по моему прекрасному Киеву.

– Иерусалим тоже по-своему красив, – сказал Илья. – Представь себе, до середины девятнадцатого века был только Старый город. Всё, что мы видим, построено за сто сорок лет. Я читал, он по площади равен Парижу.

Они сели в подошедший автобус и молча смотрели на проносящиеся мимо улицы, на разбросанные в долине полуразрушенные домики Лифты, на зелёную дугу поднимающегося к Рамоту соснового леса.

Вечером позвонил Семён Эмильевич и, поговорив с Борисом Петровичем, попросил к телефону Илью.

– Здравствуй, папа.

– Привет, сынок. Как дела?

– Всё в порядке. Сегодня с Юлей были на рынке, прошлись по городу.

– Ты у нас давненько не был. Есть о чём поговорить. Зайдёшь сегодня?