Цитаты из книги «Шефы тоже плачут»

твет. − Ты только моя, − хрипло выдыхает мне в губы, смешивая привкус поцелуя со сносящей тормоза злостью. − Только моя, помни.

− Боишься? − спрашивает так, что в его голосе слышны нотки предвкушения и угрозы. − Тебя? − Нет. Что я возьму то, что принадлежит другому. − Андрей… ты пьян? − выдвигаю я первую попавшуюся теорию, но тут же понимаю, что не ошиблась. Глаза Орловского блестят как-то совсем нездорово, а когда он медленно приближается ко мне, заставляя отступать к стене, я чувствую слабый аромат алкоголя. И его парфюма. И это вкупе с близостью Андрея кружит голову. Так неуместно, но так закономерно. − Ответь, малыш, ты принадлежишь другому

− Чёрт, Андрей, ты с ума сошёл? − выдыхаю, испытывая смесь радости и страха. Только этот тип может на меня действовать таким образом, больше подобного не дано никому. − Пухляш, − вместо приветствия говорит он, поднимая голову и глядя на меня. − Скажи мне, что тебя связывает с Марком? Клянусь, я бы меньше удивилась, если бы сейчас над нами разверзся потолок и с неба посыпалась радужная пыльца, чем вопросу, который мне задаёт Орловский. Задаёт ровным спокойным тоном, будто мы собираемся побеседовать за чашкой чая о том как идут дела в английском королевстве. Только в этом всём что-то не так. И я пока не могу понять, что именно. − А тебе какое дело? − Я очень стараюсь сделать так, чтобы мой голос звучал ровно, но это у меня выходит откровенно плохо. − Ответь. − Я уже ответила. Это не твоё дело. Он вскакивает с постели так молниеносно, что я рефлекторно отстраняюсь.

позже, ставя на стол последнюю порцию. − Иди сюда! Он, не спрашивая разрешения, притягивает меня к себе перепачканной в сладком рукой, обнимает, зарывается носом в волосы, и мы стоим так некоторое время. Я − жутко растерянная, а Орловский… О, понять, что чувствует и хочет Орловский я уже отчаялась напрочь. Толпа голосует, а мы идём в павильоны

. Он вообще располагает к себе сразу − какой-то открытой улыбкой, лёгкостью, что ли. − Что готовите сегодня? − Адаптированные бурито, а вы? − А мы не делимся с конкурентами информацией, − это снова вклинивается Орловский. − А мы − панкейки. − Пухляш, тебе бы промышленным шпионажем заниматься, − бурчит Андрей. − Не говори глупостей. И вообще сейчас нам нужно сосредоточиться на деле. Так что пеки свои блины, поговорим потом. Когда открылись ворота парка

− Андрей, послушай, эта тема вообще выеденного яйца не стоит. Ты с Миленой, я − сама по себе. О поцелуе я вообще предпочту не говорить. Я тебя не избегаю. Если бы так было − ты бы меня сейчас рядом не видел, − говорю это с улыбкой, давая понять, что это шутка, впрочем, Орловский совершенно не воспринимает её именно так. Смотрит то ли со злостью, то ли раздражённо, но пожимает плечами и выходит из павильона с коротким: − Как знаешь

− Он ничего же не значил. Даже не знаю, чего в моих словах больше − утверждения или вопроса. Наверное, второго, потому что мне хочется услышать, что это не так. Что для Орловского наш общий порыв хоть сколько-нибудь важен. − Ты о себе сейчас? − мрачно интересуется он. − Я о нас. − А за меня говорить не надо. Странный разговор, особенно если учесть, что мы вот-вот должны будем снова стать командой, и бла-бла-бла. Нам

тастрофических величин. − Так, Пухляш, послушай. Я отрываю руки от лица и вижу, что передо мной сидит на корточках Орловский. Руки − перепачканы кремом, на лице такое выражение, хоть плачь. − Послушай, маленькая. Я один без тебя не справлюсь, понимаешь? Ты мне нужна. Сейчас − сильнее чем раньше, когда бы то ни было. Не потому, что я рвусь к победе, а потому что я один не справлюсь. И никогда не справлялся. − Да, − просто киваю я, стирая слёзы. − Я сейчас соберусь. Но я всё испортила. − Это ничего. Что бы там ни было − это ничего. Давай соберёмся и закончим этот ужин, хорошо? − Хорошо

олное право спать хоть до завтрашнего утра. Третье… − Не продолжай. − Он вскидывает руку и делает глубокий вдох. С шумом выдыхает. − Я чуть не обделался, когда узнал от Марка, что ты ушла утром одна. Нет, он шутит сейчас. Чуть не обделался, ну надо же. Я демонстративно подношу руку к лицу и смотрю на часы. − Пухляш, не начинай. У нас не было договора, чтобы ты срывалась среди ночи одна куда-то. Нужно было просто меня разбудить и я бы отвёз тебя домой. На моём лице появляется натянутая и кривая улыбка. Я даже не скрываю той боли, которая рождается внутри меня с новой силой, когда вновь представляю, что увидела бы, когда бы пришла «будить» Андрея. − Ты мне не нянька, не брат и не парень, чтобы меня куда-то провожать или за меня беспокоиться. − И тем не менее… − И никакого «тем не менее». Избавь меня, пожалуйста, от нотаций. Я прекрасно провела время на вечеринке

войти в мой дом. − А что со мной случится? − пожимаю я плечами, как будто ответ на этот вопрос априори один-единственный. − Ты чего-то хотел? Глядя на его лицо в этот момент, я бы может и рассмеялась, не будь настолько зла. Брови Орловского хмурятся, а губы сжимаются в тонкую полоску. − Я чего-то хотел? Я хотел только чтобы ты подошла к телефону, который у тебя вырублен. − Я не могу подойти к телефону, который у меня вырублен. − Тогда не нужно отключать его вовсе. В голосе Андрея появляются металлические нотки. А во мне − продолжает вскипать кровь. − Первое − это мой телефон, и я сама решаю, когда его включать, а когда отключать