– Седина в бороду, бес в ребро, говоришь? – горько усмехаюсь, пока мой муж застёгивает запонки на рукавах.

Я только что поймала его с поличным с какой-то молоденькой блондинкой, которая, как оказалось, с Матвеем уже два года.

– Да, именно так, Инна.

Он дал знак любовнице и та, быстро поправив платье, ушла.

А мы остались.

– Не зря же придумали эту поговорку. Мне нужны страсть, эмоции, молодость, наконец. А тебе сорок шесть, ты на это уже не способна. Но я не собираюсь от тебя уходить. Мы остаемся вместе.

Тогда я действительно осталась. Сначала переваривала случившееся, потом – искала пути отхода.

Но самым страшным и роковым событием стал тот факт, что меня за моей спиной… предали наши с Матвеем взрослые дети.

Продумать ужин и удивить чем-то новеньким, когда ты двадцать пять лет в браке, не так-то и просто, согласитесь? И, тем не менее, передо мною стояла именно эта задача. Ведь завтра ко мне на именины приезжают повзрослевшие и уже вылетевшие из гнезда дети.

Сыну двадцать четыре, и он уже владелец своего дела. Дочери на год меньше. Она ждёт своего первенца. Вся погружена в замужество и беременность, а я стараюсь, как могу, чтобы поддержать свою малышку.

Именины обычно в нашей стране не празднуют, но так повелось, что моя крёстная с самого моего детства обязательно приезжала ко мне с пирогом, чтобы поздравить с этим днём. Так что я продолжила данную традицию, хотя крёстной уже давно не стало.

С возрастом в принципе начинаешь особенно ценить те поводы, которые для встреч с близкими мы придумываем сами.

Я – ценила особенно.

Синдром опустевшего гнезда всё ещё переживался мною особенно остро. И хотя Матвей, мой муж, постоянно говорил, что мы теперь свободные люди, всё же я не могла удержаться от ностальгии, когда, например, убиралась в комнате сына, что теперь стал кабинетом Матвея. Или же протирала пыль с цветов на подоконнике дочери. Она уехала и оставила растения на моё попечение, а я ухватилась за эту возможность хотя бы так соприкасаться с тем, что уже осталось в прошлом.

И вот ужин… и у меня нет никаких идей, а всё, что приходит в голову, кажется, уже сто раз было. Ну или не такое праздничное, как надо бы.

Я сунулась в домашний бар, где мы хранили наличность на всякий случай. Эдакая «заначка» на чёрный день, если вдруг что-то случится, и нельзя будет воспользоваться картами. Мне в голову пришла идея купить осетринки. А как часто это бывает в таких местах, следом в корзину пойдёт и икра.

Но мы можем себе позволить шикануть. Матвей зарабатывает очень прилично, я тоже не отстаю и стараюсь ради семьи. А заначку пополню, когда придёт зарплата.

Так я думала, пока не обнаружила, что оставленных про запас денег попросту нет. Они куда-то исчезли, но если их взял муж, почему мне ничего не сказал?

Нахмурившись, я стала звонить Матвею, но он трубку не поднял. Тогда мне пришла в голову мысль… Илья, наш сын, ночевал в этой квартире, пока я ездила на три дня к родителям за город. И, судя по всему, приводил сюда девушку. Вернувшись, я заметила несколько блёсток на полу в прихожей, а ещё он мыл бокалы вручную, а не в машинке, а на одном из них был след от помады, который не стёрся до конца.

А вдруг она оказалась воровкой?

Меня так захлестнуло эмоциями, что я не сразу попала по экрану, когда экстренно звонила сыну. Он откликнулся не сразу, и я за эти полминуты уже успела себя извести.

Надо посмотреть, не пропало ли что-то ещё…

– Да, мам, – ответил Илья. – У тебя что-то срочное?

Я тут же затараторила в трубку:

– Ты у нас тут ночевал с неделю назад, и явно приводил девушку. Вы не брали деньги из нашего с папой бара?

Вышло так нервно и заполошно, что у меня пульс подскочил и давление, наверное, стало шкалить. А я уже не в том возрасте, чтобы переживать такие потрясения.

– Мам… я не приводил никакую девушку… – тихо ответил Илья. – У меня никого нет, ты же знаешь, а однодневными знакомствами я не увлекаюсь.

Если бы сейчас небеса разверзлись и меня ударило молнией, я бы и тогда не испытала настолько суровый шок, как от услышанных слов. Если у сына здесь не было гостий, то что же это за дамочка, которая тут наверняка побывала?

– И деньги я, конечно же, никакие из бара не забирал. Ты же в курсе, что я прилично зарабатываю…

В голосе сына даже обида послышалась, и я его понимала. Но сейчас вообще не могла думать в эту сторону, потому что меня парализовало.

– Мам… Мама! Мне идти нужно, у меня встреча. Созвонимся позже.

Он просто отключил связь, а я рухнула на диван, как подкошенная. У меня в голове не укладывалось происходящее, и вряд ли это способно было произойти в обозримом будущем.

Если это не Илья, то выходит, что именно у Матвея была какая-то дама в гостях, не так ли? Я отсутствовала три дня, и за это время одну ночь здесь провёл сын, потому что квартира была свободна, ведь мой муж уезжал на встречу с друзьями. А ещё два дня жильё было в полном распоряжении Голикова…

Я снова бросилась ему звонить, но он трубку опять не взял. Тогда я не придумала ничего лучше, чем сорваться с места, забыв про чёртов ужин, и помчаться к Матвею на работу.

Он в офисе, у него какой-то важный день сегодня, но это всё ерунда! Уж выделит пару минут той, с кем прожил четверть века!

На работу к Голикову я влетела, как ведьма в ступе. Даже сильно подозревала, что со стороны выгляжу похожей на злую колдунью. С некоторых пор носила не очень длинные волосы, ведь, по заверениям подруги, такая причёска меня молодила. И теперь они, как мне чудилось, вообще стояли торчком, как у ощетинившегося ёжика.

– Инна Борисовна! А у Матвея Геннадиевича занято! – воскликнула секретарша, мимо которой я промчалась со скоростью урагана.

И как только поняла, что Голиков заперся в кабинете, стала колотить в дверь кулаками изо всех сил. Плевать, даже если он там проводит совещание с будущими партнёрами. Мне нужно всё с ним обсудить здесь и сейчас.

Данное поведение было для меня нетипичным. Я не являлась истеричкой и скандалисткой, и мы с Матвеем ругались по-крупному вообще от силы раз пять за все годы нашего брака. Но сейчас я нутром чувствовала, что вести себя иначе не только не могу, но иной подход будет и вовсе исключительно мне во вред.

– Голиков, открой, что бы ты там ни делал! – заорала я на весь офис, когда поняла, что муж всё не отпирает.

Прошло несколько мгновений, и дверь распахнулась. По ту сторону стоял и смотрел на меня с видом бога-громовержца Матвей Геннадиевич…

За спиной которого я тут же рассмотрела изящную лодыжку барышни, что сидела на одном из кожаных диванов.

А сам вид мужа явственно говорил о том, что они тут с этой дамочкой явно не контракты заключать засели…

– Нам нужно поговорить! – истерично выдала я Матвею расхожую фразу, которая была банальнее, чем простая измена мужика, которому скоро пятьдесят.

Я ведь не ошиблась, и именно это событие происходит в моей жизни?

Измена. Предательство. Развод. Разлад. Грех.

Называйте как хотите, суть от этого не изменится.

– Так давай… поговорим, – ответил Голиков и отступил в сторону, давая мне возможность войти.

И я это сделала. Шагнула на неверных ногах в нутро его святая святых, в которой и без меня уже имелась женщина, что для Матвея наверняка имела особенное значение.

Ну захотел ты молодого тела… Так трахни какую-нибудь шлюху… о чем я бы никогда не узнала. Так нет же, он притащил эту блондинку – а мне удалось мельком ее рассмотреть – в разгар рабочего дня в свой офис.

Дверь за мною закрылась, и я оказалась в ловушке из спёртого в грудине дыхания и понимания, что моя жизнь падает осколками мне под ноги прямо в этот самый момент.

– Итак… Мне кажется, всё ясно без слов? – выдавила я из себя то, что первым просилось на ум.

Какая-то дурацкая фраза, я согласна. Но попробуйте выдать нечто заумное, когда находитесь на пороге маленькой личной смерти.

– Что именно тебе ясно? – потребовал ответа Голиков.

Он смотрел на меня бесстрастно, хоть я и видела пламя, которое горело в глазах мужа.

А у меня сомнений в своей правоте не оставалось с каждым пройденным мгновением. На столе – два бокала с вином. Девица одета хоть и со вкусом, но довольно фривольно. Туфли на высоченных шпильках, ярко-красная подошва… Платье мини, но до трусов не задралось. А фигурка точёная, такую хоть сейчас на подиум.

– Ты мне изменяешь, – обронила, максимально абстрагируясь от той боли, что растекалась внутри.

Я же дура такая была… Всё в семью, всё для своих… Всё искала, как им получше, повкуснее, иногда поступаясь своими личными «хотелками». И вот это предал муж. Отец моих детей…

Даже мысль мелькнула, тоже дурацкая, о том, что я рада, насколько взрослые Илья и Женя. Не придётся идти к малышам и объяснять им, почему папа теперь не живёт с нами.

– Да, я тебе изменяю. Уже два года. И да, весьма актуальна расхожая поговорка, что седина в бороду, бес – в ребро, – бесстрастно и даже как-то скучающе ответил Матвей.

Я даже в голове прокрутила наш последний разговор. Может, уже тогда всё было ясно? Может, были не просто знаки, а кричащие заголовки в небе о том, насколько всё плохо у нас в семейной жизни, а я их попросту прошляпила?

Но нет… У меня даже намёка в голове не было на то, что Голиков мне в принципе может изменить…

– Седина в бороду, бес в ребро, говоришь? – горько усмехнулась я, пока мой муж застёгивал запонки на рукавах.

Так безмятежно… Так спокойно и буднично.

– Да, именно так, Инна, – ответил Матвей ровным тоном.

Он дал знак любовнице. Какой-то неуловимый, понятный лишь этим двоим. Холёная молчащая, как рыба, блондинка, просто поправила платье и, поднявшись, ушла. Она была бесстрастной, точно такой же, как и мой муж.

С которым мы остались наедине…

– Не зря же придумали эту поговорку, – продолжил говорить Матвей. – Мне нужны страсть, эмоции, молодость, наконец. А тебе сорок шесть, ты на это уже не способна. Но я не собираюсь от тебя уходить. Мы остаемся вместе.

Это было так неожиданно, что я даже рассмеялась. Он не собирается от меня уходить и, видимо, считает, что это станет для моего убитого сердца высшей благодатью.

Значит, по мнению Голикова, у страсти и эмоций есть срок годности. И в сорок шесть лет от женщин проявления этих чувств ждать уже не приходится… Что ж… Это какая-то новая для меня реальность, которую мне только предстоит осознать и впоследствии принять.

– Благодарствую, кормилец! – изобразила я шутовской поклон в сторону мужа. – Что же бы я делала, если бы ты от меня ушел! Осталась бы у разбитого корыта, завернулась бы в саван и поползла бы в могилу, вырытую твоими руками.

В глазах Голикова мелькнуло нечто вроде интереса, а я тут же стала задаваться унизительными вопросами: может, он и вправду потерял вкус к жизни и нашим отношениям? Может, я впрямь для него стара, набрала лишнее, например?

Как часто мы, женщины, в принципе начинаем искать причину в себе, а не в том, что муж оскотинился и стал нечистоплотным уродом? Наверное, так думает каждая первая, которая столкнулась с предательством.

– Инна, хватит паясничать, – воззвал ко мне Матвей. – У нас кризис в отношениях, я просто не хотел тебе об этом говорить. Ты хорошая мать, да и женой была неплохой.

Неплохая. Какое отвратительное слово. Так и кричит – ты недостаточно сделала. Ты ничего так. Всё время какое-то «недо». Недодала, недолюбила, не смогла…

– Была? – вырвалось с болью помимо воли. – Кажется, ты только что сказал, будто в качестве супруги я остаюсь на занятых позициях.

Свои слова я сопроводила нервно-издевательским смехом. Его муж воспринял спокойно. Возможно, он вообще за моей спиной ходил к психологам, или каким-нибудь коучам, которые научили его каким-то подобным штучкам. Такое же бывает, когда один человек испытывает потребность скрыть от другого какие-то немаловажные факты?

Чёрт! Я снова ищу какое-то объяснение поступку Матвея? Какое-то… оправдание?

– Конечно, ты останешься моей супругой! – с жаром сказал Голиков. – У нас дети, у нас скоро родится внук. Ему нужны бабушка и дедушка. А Илье и Жене – папа и мама.

Матвей подошёл ко мне, взял за плечи и ощутимо сжал.

– Ты – моя жена, Инна. Ты – моё всё. Эта девчонка – ерунда.

Он небрежно мотнул головой в ту сторону, куда удалилась его любовница. Интересно, а ей он пел точно такие же песни? Говорил ли, что семья, которой столько лет, это прах под ногами? А она – его вселенная?

– Я твоё всё, но ты спал с другой два года. Кстати, как её зовут? – спросила я, отступив.

Не то чтобы это было очень важным, ведь по сути эту девицу могли звать хоть Олей, хоть Дашей, хоть Леной. И это бы ни на что не повлияло. Но я желала знать имя.

– Анастасия… – прошептал Матвей.

Итак, Анастасия. Практически королевское имя. Ну или то, которое очень подошло бы какой-нибудь принцессе

Принцесса Анастасия.

– Ясно, – пожала я плечами. – Зря я спросила. Никакой разницы, к кому ты уходишь, нет.

Голиков закатил глаза. Ну да, конечно. Он ведь сказал, что не собирается меня бросать. Кажется, именно такой вывод можно было сделать из его слов?

– Кстати… Я поехала к тебе знаешь почему? – спросила, вспомнив об истинной причине, по которой оказалась здесь.

Я ведь не забыла о пропавших деньгах, хоть теперь мне некуда их тратить. Ведь у нас не будет того семейного ужина, который я запланировала. Потому что и семьи в итоге нет вовсе.

– Почему? – после небольшой паузы уточнил Голиков.

– Потому что обнаружила пропажу денег из бара… А потом вспомнила, что у нас в квартире была девушка, когда я ездила к родителям. Я не говорила тебе, но видела блёстки на полу, а ещё – отпечаток губной помады на бокале. Только решила, что это Илья привёл кого-то, а оказалось, что ты притащил свою любовницу в наш дом…

Я попыталась перевести дух, потому что одни лишь небеса знали, чего мне стоило стоять вот так и говорить все эти вещи. Спрашивать о чём-то, погружаться в осознание, насколько грязно и бесчестно со мною поступили. И мне неоткуда было черпать силы на то, чтобы через это пройти. Ведь моя главная опора – муж – стоял по ту сторону баррикад.

– Пропали деньги из бара? – тупо переспросил он, и я поняла, что скорее всего, Голиков даже не знал об исчезновении весьма внушительной суммы.

– Вообще-то, я была уверена в том, что именно ты их и взял, – ответила и испытала какое-то странное чувство удовлетворения.

Ведь если выяснится, что бабки украла «принцесса Анастасия» – это будет удар по причинному месту Матвея, не так ли?

А он промолчал. Смотрел на меня с неверием, заложив руки в карманы дорогих брюк, и не говорил ни слова.

Я же всматривалась в глаза мужа, которого знала больше половины своей жизни, и не могла осознать, как вообще могло с нами случиться всё то, что произошло? Этому ведь должно быть хоть какое-то разумное объяснение, не так ли? Он разлюбил? Так скажи это прямо, ведь наши дети выросли. Он захотел новизны в сексе? Всё то же самое, что и с любовью… Просто скажи и уйди. Но Голиков спокойно проводил время с любовницей и держался за наш брак.

Пока я ждала ответа от мужа, на мой телефон поступил звонок от Ильи. Я свела брови на переносице, когда увидела входящий от сына. Даже подумала, что можно сбросить. Видимо, он перезванивал, исходя из нашего с ним разговора. Однако стоило мне всё же ответить, как Илья тут же буквально завопил в трубку:

– Мам! Я вспомнил! Это я был с девушкой в ту ночь! Ну, конечно! И мы взяли деньги из вашего бара!

Он только сказал это, а я умерла в очередной раз.

Мой сын знал о том, что Матвей мне изменяет? Знал и готов был его покрывать?

Если это действительно так, то удар по мне будет не просто сокрушительным – он меня развеет по ветру прахом…

– Ты был с девушкой у нас дома? – проговорила я размеренно, на что ушли остатки последних сил.

Смотрела я в этот момент только в глаза предателя-Голикова. И так цеплялась за пластик телефонна, что было удивительно, как он ещё не раскрошился в моих пальцах. Следом за мной, душа которой уже превратилась во множество мельчайших осколков.

Матвей дёрнулся в мою сторону, но остановился. Его взгляд полыхал темнотой, и если бы не нотки растерянности, которые в нём сквозили, я бы вообще подумала грешным делом, что мужа мне подменили. Не мог же вчера со мной ложиться в постель один человек, а сегодня стоять напротив – настолько другой?

– Видишь ли, Илья… Я сейчас у твоего отца. Он во всём признался, – сказала я, включая разговор на громкую связь.

На всякий случай отошла за стол, выстраивая между собой и Голиковым хоть какую-то преграду. Но Матвей ничего и не предпринимал. Он просто стоял, заложив руки в карманы брюк. Видимо, час икс действительно пробил, и муж пошёл на это осознанно. Не будет никаких «прости, меня черти попутали», ну или какой-то другой «милой» глупой отмазки, когда рогатые обвинялись во всём том, что с упорством грешников, которые хотят в ад, творили неверные мужья.

– Он… во всём признался? – пробормотал сын с непониманием.

– Да, – кивнула я. – Сказал, что у него уже два года есть женщина, и именно она ночевала тогда у нас дома. И именно она украла наши деньги. Но если ты их тоже взял – будь добр вернуть прямо сегодня.

В голосе моём сквозили нотки, которые уходили куда-то наверх, к фальцету.

– Папа… так сказал? – растерянно проговорил Илья, и Матвей не выдержал.

Подошёл ко мне, но я отступила. А муж пророкотал:

– Давай поговорим наедине, Инна. Положи, пожалуйста, трубку.

Делать этого самой и не пришлось. Илья трусливо отключил связь, как только услышал голос отца. Когда это успело случиться? Когда мой сын стал от меня скрывать настолько серьёзные вещи? И готов был выгораживать подлеца-папу, взяв на себя вину бог весть за что?

– О чём тут говорить? – пожала я плечами. – Наш сын ведь меня предал…

Последние слова сорвались с губ усталым шёпотом. От женшины, которая готова была порхать по кухне, чтобы накормить вкусненьким своих любимых близких людей, не осталось и следа. Я была убита.

– Нет, Инна, это не так, – мотнул головой Матвей. – Илья действительно не стал вмешиваться, когда узнал о Насте, но он сделал верный выбор. Сын – взрослый человек. У него отдельная жизнь.