В тот день, когда я сорвался впервые, мы праздновали день рождения Бориса Анатольевича в огромном спортивном баре, куда Ларин, пользуясь своими связями, которых у него было с лихвой, пригласил даже пару звёзд хоккея.

Стремительно «поднявшийся» в лихие девяностые, Борис Анатольевич никогда не гнушался методов, которые были в чести в то время. И хоть сейчас его знали как акулу бизнеса, я не сомневался, что это лишь прикрытие, хотя и старался никуда и ни во что не лезть. Какие схемы отрабатывал Ларин, меня не касалось. Я довольствовался местом генерального директора одной из его фирм, самой крупной, и постом мужа его дочери.

– Кирилл, с тебя тост, – безапелляционно произносит виновник торжества, небрежно положив руку на спинку диванчика. Возле него сидит Тоня. Да, она снова с нами, и стоило мне узнать, что она приглашена лично Лариным, как меня начало это заедать.

Я слежу за тем, как рука Бориса Анатольевича сначала прикасается к плечу Тони, как пальцы убирают выбившуюся из причёски прядь. Как будто передо мной не едва знакомые друг другу люди, а как минимум семейная пара.

Сука… это начинает злить.

Поднявшись, отвожу глаза от лица Тони, на щеках которой играет румянец. Интересно, какого чёрта она приходит на эти сборища? Может, причина в том, что успела понять выгоду, какая ждёт её, если она будет трахаться не только со мной, отрабатывая долг, но ещё и залезет в постель Ларина?

– Борис Анатольевич, сегодня у нас большой праздник. Ваш день рождения.

Ларин улыбается, продолжая поглаживать плечо Тони. Зря я тянул эти несколько дней, стоило трахнуть Тоню ещё в тот день, когда она приехала ко мне в офис за баблом.

– Я не знаю, что можно пожелать человеку, у которого всё есть.

– Ну, не так уж и всё, – со всё той же насквозь фальшивой улыбкой тихо отвечает Ларин.

– Тогда теперь знаю. Желаю вам того, чего пока у вас по какой-то причине нет.

– И это украдём, если не купим, – с ленцой шутит тесть.

– За вас!

Мои слова подхватывают все гости, над столами разносится звон бокалов. Ловлю взгляд Тони и надеюсь, что в ответном она прочтёт всё, что я сейчас испытываю. А если не прочтёт – ей же хуже. Она быстро отводит глаза, с силой сжимает тонкие пальцы на хрустале бокала.

Внутри меня поднимается несвойственная мне звериная жажда. Когда хочется обладать, и по херу, где и когда это произойдёт. Потому что дошёл до предела, потому что испытываю то, чего не испытывал никогда. Только раньше эти нотки мне предвкушение приносили, а сейчас – дискомфорт. Будто кто-то слишком много в лёгкие кислорода вогнал, и сейчас их распирает от саднящей боли.

Когда вижу, как Ларин ведёт Тоню танцевать, как прижимает к себе в этом чёртовом спортбаре, который не предназначен для такого, усмехаюсь. Сука… Он ведь точно вознамерился её трахнуть, но только сейчас мне до этого есть дело. Мне до этого, б*я, есть дело!

Вскоре получаю возможность сделать то, что потребностью вскипает в венах. Едва Тоня направляется в сторону туалета, встаю и иду за ней. И по херу, что кто-то может заподозрить неладное.

Она не успевает закрыть за собой дверь, я толкаю ту под испуганный вскрик и, оказавшись в сортире вместе с Тоней, запираю задвижку. Готов расцеловать проектировщика бара – потому что это помещение больше похоже на отдельную комнату – тут даже телевизор есть, видимо, чтобы можно было просраться не отвлекаясь от матча.

– Кирилл…

А мне нравится, с какими разными оттенками эмоций она произносит моё имя. Сейчас – это испуг, почти как тогда, в первый раз, когда приехал к ней. Член мгновенно затвердел, когда я увидел это выражение на её лице.

– Скажи мне, почему ты пришла именно ко мне, а не к Ларину? – задал я вопрос, складывая руки на груди.

– Кирилл Дмитриевич, это не то место, где нам стоит…

– Почему, б*я, ты не пришла к нему? Он же тебя едва при всех не трахает взглядом. Он бы тебе дал хоть три миллиона, хоть тридцать.

Она молчит, а я бешусь. Поджимает губы, опускает голову. Дышит надсадно, и это злит ещё сильнее.

– Я хочу получить первый обратный транш по моему вкладу, – выдыхаю и, с шумом захлопнув крышку чёртова унитаза, сажусь сверху.

– Что?

Она или не понимает или просто делает вид. Или забыла, что бабло я ей передал за определённые услуги?

– Я хочу трахнуть тебя прямо здесь и сейчас. Как у тебя по части минета? Умеешь?

Тоня отшатывается, лицо идёт пятнами. Хватается за раковину и жадно вдыхает.

– Кирилл, пожалуйста… Давайте позже.

– Нет. Я хочу, чтобы ты вышла из этого толчка, а я знал, что ты только что мне отсосала, перед тем, как вернёшься к Ларину. Ну, я жду.

Взявшись за ремень брюк, расстёгиваю его, следом ширинку. Тоня начинает дышать ещё прерывистее.

– Если ты не умеешь, будет повод поучиться.

Кажется, на её глазах появляются слёзы. Только мне снова насрать. Если она сейчас выйдет из этого туалета, я за себя не ручаюсь, и Тоня это если не чувствует, то прекрасно понимает.

– Умею, – шепчет едва слышно и, оттолкнувшись от раковины, подходит ко мне.

Теперь бы главное не кончить раньше времени, потому что член едва не взрывается.

Тоня мешкает, как будто рассчитывает, что я передумаю. Наивная.

– Давай, – мягко говорю ей, потянув за запястье. – Быстро всё сделаем и на сегодня разойдёмся.

Она опускается на колени, в глаза не смотрит. Щёки пламенеют ярким румянцем. Обхватываю её за лицо, провожу большим пальцем по губам, чуть надавливая, пока не принимает его во влажную глубину.

– Пососи, – шепчу хрипло, и едва не взвываю. Тоня обводит палец языком, и от этого слетают все тормоза.

Свободной рукой сам высвобождаю член, сжимаю его пальцами, чтобы не спустить, будто мне пятнадцать, а я впервые вижу голую женщину.

– Давай, – подталкиваю голову Тони к члену, и когда её рот смыкается на напряжённой плоти, не сдерживаюсь – нажимаю на затылок, чтобы взяла его как можно глубже.

К чёрту всё. К чёрту день рождения Ларина. Хочу трахать Тоню в этом сортире пока у меня хватит на это сил. Она вцепляется в ткань моего пиджака, когда методично насаживаю её на себя, каждый раз отвоёвывая по миллиметру глубину её рта, пока не стонет едва слышно оттого, что больше не может меня принять.

Это очень сладко – иметь её именно так, стоящую на коленях, словно шлюху. Очень-очень дорогую шлюху. Рот горячий и влажный, аромат духов Тони везде – какой-то простой, безыскусный, но чертовски заводящий. Начинает тянуть поясницу – первый признак, что скоро кончу. От картинок перед глазами, что сделаю с Тоней, после, когда доберусь до всех отверстий, которые смогу оттрахать, взрываюсь с рыком, до предела надев Тоню на себя. Поспешно сглатывает, замечаю, как по её щеке скатывается слезинка, которую стираю.

Она отстраняется, поднимается на ноги, отворачивается от меня и пытается оправить платье. Я мог бы почувствовать себя сейчас отвратительно. Взять и вот так оттрахать в рот женщину в каком-то туалете, против её воли. Просто потому, что она мне должна. Но вместо этого я ощущаю… уродливую эйфорию. Даже не думал, что настолько буду упиваться чужой беспомощностью и своей властью.

Только теперь понимаю, что за дверями в туалет слышатся чьи-то голоса. Поднимаюсь с толчка и застёгиваю брюки. На сегодня можно и закончить, но уже знаю, что долго не выдержу – захочу Тоню снова совсем скоро. Я успел лишь прочувствовать, каково это – обладать ею. Грязно, насильно, но до одури сладко.

– Не задерживайся, а то твой Ларин тебя искать будет, – со злостью бросаю Тоне через плечо, выходя из туалета.

За столом веселье полным ходом. Кажется, нашего отсутствия даже не заметили, только Лена смотрит пристально, но быстро отводит взгляд. Салютую ей бокалом, первым попавшимся под руку, и залпом опрокидываю спиртное в себя, не чувствуя вкуса.

У Тони хватает мозгов задержаться чуть дольше и не являться следом за мной. Сейчас, когда первая потребность в ней удовлетворена, думаю о том, что впредь мне действительно стоит вести себя осторожнее. Ещё никогда я не делил женщину с Лариным, и никогда его дочь не давала понять, что не в восторге от моих похождений.

Впрочем, в любом другом случае я бы с лёгкостью отказался от своих намерений, но только не сейчас. Она проникла в меня, как отрава. Постепенно, шаг за шагом, впрыскивая яд в нутро. Что в ней было такого? Я не мог понять, чем именно Тоня меня зацепила. И видимо, не только меня.

Она появляется в баре минуты через три, идёт к Ларину будто королева, гордо вскинув подбородок. И это, чёрт бы всё побрал, злит и возбуждает ещё сильнее.

Что-то говорит Борису Анатольевичу, склонившись к его уху, тот слушает, нахмурившись, после чего кивает и, извинившись перед присутствующими, говорит, что отойдёт на пару минут. Тоня уезжает, коротко кивнув всем. На меня так ни разу и не смотрит. Вечер без её присутствия становится тусклым, одним из тех, которые уже набили мне оскомину.

Я о чём-то переговариваюсь с партнёрами Ларина, с Леной, вокруг которой беспрестанно кто-то вьётся, а когда уезжаем из бара, жена выдаёт неожиданное:

– Ну и сука же ты, Горский.

И усмехается. Зло, с болезненными нотками на красиво очерченных губах.

Я не отвечаю, знаю, что она права. Но это всё… Морщусь, отвернувшись к окну. Всё слишком запутанное, чтобы я желал в этом копаться. И стало таким хоть и не без моей помощи, но и не только при моём содействии. То, что Лена всё поняла, не вызывает почти никаких чувств. Вопрос только в том, почему впервые реагирует настолько остро?

Она знала, за кого выходит замуж. Знала, что я её не люблю и вряд ли когда-нибудь полюблю. И до последнего момента нас обоих всё устраивало. Так что же изменилось сейчас? Я уверен, жена понимала, что если бы начала выкатывать мне претензии сразу же, мы с ней не дошли бы до свадьбы. Да, мне нравилось то положение, которое я занимал сейчас, но нравилось на моих условиях, принятых Леной.

В этот вечер она больше не произносит ни слова. Просто идёт в спальню, а я остаюсь ночевать в одной из гостевых комнат. Не потому, что жена не хочет меня видеть, скорее наоборот.

Утром за завтраком каждый усиленно делает вид, что всё в порядке. Это впервые за нашу совместную жизнь. Что бы ни происходило, мы не приносили ничего в нашу семью, если конечно, её можно так назвать. Оставляли всё за стенами общего дома, и я собирался следовать этому принципу и впредь.

– Почему она? – наконец не выдерживает Лена, откладывая вилку, которой до этого ковырялась в салате с рукколой.

– Кто – она?

– Горский, давай без этого.

Я тоже откладываю вилку, вытираю губы салфеткой. Она хочет поговорить об этом. Окей. Значит, будем говорить.

– Я просто не пойму, почему именно Тоня?

– Потому что я её хочу.

– И что? Чем она отличается от тех, кого хотел до неё?

Лена очень старается говорить спокойно, но я слышу нотки истерики, сквозящие в её голосе.

– Ничем. Хотя, нет…

Делаю вид, что задумался, сам же подбираю слова. Осторожность во всём.

– Ну… Говори, – снова не выдерживает Лена.

– Тебя же моя связь с ней цепляет? Значит, она отличается от тех, кто был до.

– Значит, связь…

Жена выдыхает рвано, барабанит пальцами по столу. Я мог бы соврать ей, что всё не так, как она себе напридумывала, но не хочу этого делать. Единственное, что в моих силах и что я просто обязан предпринять – успокоить Лену. Но едва собираюсь найти слова, чтобы это сделать, жена спрашивает дрожащим голосом:

– Это единственное, что её отличает от остальных?

И я откликаюсь эхом:

– Да.

Сейчас ещё кое-что происходит впервые. Я – всего на секунду – чувствую себя му*аком. Всё ведь было просто. Лена принимала меня таким, какой я был, да мне было это удобно, но и ей я представлял полную свободу действий. Выходит, ошибался, и эта самая свобода ей была не нужна?

– Я трахалась с Кравцовым, – неожиданно переводит она тему, заставляя меня приподнять брови. Не потому, что я удивлён – знал и так. Просто как-то внезапно вдруг её прорывает на откровенность.

– И? – уточняю на всякий случай.

Лена считала Кравцова моим другом, я – считал его падлой. Не потому, что он пару раз разложил мою жену, просто был гонд*ном по жизни.

– И он предложил втроём переспать.

Следующие слова застревают в горле. С кем интересно? Я, он и Лена? От этой картины меня начинает подташнивать.

– Мне не понравилось, – продолжает Лена, и до меня доходит, что видимо, Кравцовская жена была тоже весьма свободных нравов. – Но если ты захочешь…

Не совсем понимаю, к чему она ведёт. Намекает на секс втроём, чтобы в нём поучаствовали я, Тоня и Лена? Я даже не подозревал, что до этого когда-нибудь может дойти.

– Лен… – усмехаюсь, растирая лицо ладонью. – Ты гипертрофируешь. У нас с тобой всегда были свободные отношения, так?

– Так.

– Нас обоих это устраивало. Так?

– Так.

– Сейчас тебя перестало устраивать, я прав?

Она задумывается. Вижу, как на лице эмоции сменяют одна другую. Как закусывает губу, видимо, подбирая ответ. И тяжело вздыхает.

– Ты прав. Но не в этом. Я действительно всё усложняю.

Лена поднимается из-за стола, подходит ко мне и обнимает за шею. Наклоняется и шепчет на ухо:

– Я просто люблю тебя, Горский. Помни об этом.

– И я тебя люблю, – вру жене, скользнув губами по её щеке. – Поэтому давай не будем делать трудным то, что того не стоит. Окей?

– Окей. Ладно, я в салон. А потом… может на пару дней к родителям скатаюсь.

– Хорошо. Поехать с тобой?

– А ты хочешь?

– Хочу. Но надо поработать.

Я снова вру. С гораздо большим удовольствием останусь дома и просто побуду в тишине. Но если жена сейчас скажет, чтобы я ехал с ней – придётся ехать.

– Хорошо, тогда работай. Мне лучше без тебя побыть и голову проветрить.

Больше в этот день я Лену не вижу. Она уезжает через час, а я планирую провести время наедине с собой. Что в итоге сделать не удаётся, но я этому только рад.

Вечером в сотый раз просматриваю в сети то единственное, что удаётся найти по Тоне. Какая-то сраная страница в соцсетях, которую нашёл лишь чудом. И там – единственная фотография. Она сидит на подлокотнике дивана, полуобернувшись к камере. Не позирует, видно, что выцеплена объективом случайно. В этот момент в голову приходит совершенно дурацкая мысль о том, почему я так на неё запал. Она настоящая, вот в этом всём. И в страхе её, и в покорности, которой я от неё добился, и на фотке этой тоже естественная.

Я всегда окружал себя совсем иными женщинами. Крашеными сучками, готовыми за лишнюю сотню сделать что угодно и как угодно. Тоня тоже была со мной из-за денег. Только вот я был уверен – не нуждайся она в них так остро, хер бы мне обломилось хоть что-то.

Стук в дверь раздаётся так неожиданно, что я инстинктивно захлопываю крышку ноутбука, будто едва не попался с поличным.

– Кирилл Дмитриевич, к вам посетительница, – объявляет домработница Надя, робко заглядывая в приоткрывшуюся щель.

– Кто?

– Не знаю. Она не назвалась. Сказала, что пришла вернуть вам долг.

Б*я. Наверняка Тоня. Притащила бабки, и сейчас скажет, что больше так не может, бла-бла и прочая хрень.

– Сказать, чтобы её впустили?

– Она что, за воротами?

– Ну, да.

Мля.

Оттолкнув Надю, мчусь из дома, под ливень, который зарядил как нельзя некстати. Возле ворот действительно стоит Тоня, прижимает к себе пакет с деньгами. Промокла до нитки – тушь потекла. И кажется, она изрядно под шафе.

– А! Кирилл… а я к… к вам! – говорит она с вызовом, пытаясь сразу же впихнуть мне деньги. – Пришла вернуть. Я немного забрала там…

– И немного перебрала, – констатирую я очевидное, грубо схватив Тоню под локоть. Тащу её к дому, а она шагает следом и даже не думает сопротивляться. Когда втаскиваю её в холл, сам промокаю до нитки.

– Правильно. Я отработаю. Что мне нужно сделать тысяч на двести?

Хочется ругаться. Громко и матом. Руки Тони, ледяные и красные, тянутся ко мне, пытаются начать расстёгивать рубашку, но последнее, чего мне сейчас хочется – трахаться с ней.

– Я не сплю с чужими женщинами в доме, где живу с женой, – чеканю холодно, откидываю пакет с деньгами в сторону и начиная стаскивать с Тони мокрую одежду.

Она замирает. Смотрит непонимающе, после чего усмехается. Не идёт ей это всё – показная надменность, вытравленная изнутри лживая покорность. И насмешки фальшивые тоже не идут.

– В душ иди. Простынешь.

Только когда в ванной, куда силой впихнул почти что голую Тоню, начинает литься вода и слышатся то ли всхлипы, то ли приглушённые рыдания, отправляюсь к себе, чтобы переодеться. Никогда не любил бабские истерики, прямо не переносил на дух, до спазмов рвотных, но в этот раз всё иначе. Это и не истерика даже, больше похоже на предсмертную агонию бабочки, которая угодила в паутину. Вот только я себя пауком не считал, и не думал, что настолько могу быть противен Тоне, что она один раз возьмёт у меня в рот и прискачет едва ли не ночью с деньгами наперевес.

Она выходит минут через десять. Косметику смыла, а вместе с ней и то выражение, которое она на лицо надеть пыталась всё это время. Закутанная в огромное махровое полотенце, с влажными после душа волосами, снова кажущаяся такой беззащитной и напуганной, что я начинаю подумывать о том, не нарушить ли сегодня одно из главных своих правил, она стоит и смотрит в пол, пока я жадно пожираю её взглядом.

– Ты чего приехала, Тонь? Бабло перестало быть нужным? – спрашиваю тихо, опираясь бедром на стол. Руки засовываю в карманы спортивок, будто мне нужно это сделать, чтобы удержаться и не натворить дел.

– Не перестало. Но я так больше не могу, – выдыхает она.

– Как не можешь? Спать со мной?

– Когда так грязно – не могу.

Не удерживаюсь от улыбки. Она даже не знает, что значит, когда по-настоящему грязно. Или её так покоробил тот факт, что это происходило в сортире? В следующий раз всё будет иначе. Я его уже даже придумал, этот следующий раз.

– А секс вообще часто бывает грязным. Если ты ещё этого не поняла, значит когда-нибудь поймёшь.

Я уже собираюсь подойти к ней, когда лицо Тони вдруг начинает кривиться и она всхлипывает. Раз, другой, пока не проглатывает первое рыдание. Но оно снова подступает к горлу, и Тоня зажимает рот рукой.

– Кирр-рилл Дмитриевич… я не знала, что всё так выйдет. Не думала, что так мерзко от самой себя будет. Думала, что смогу… но я ошиблась.

Чёрт, она что, вздумала извиняться за то, что больше не хочет раздвигать передо мной ноги?

– Я там… взяла двести тысяч, они совсем срочно были нужны… но я отдам. Обязательно отдам.

– Для чего тебе так срочно нужны деньги?

Вместо того, чтобы спросить, как именно она собирается возвращать мне бабло, я интересуюсь тем, что меня совсем не должно трогать. Тоня сомневается несколько секунд прежде чем всё же признаться:

– Мне угрожают. И отцу тоже.

– Кто?

Закусывает губу с такой силой, что та белеет. Ну не пофиг ли мне на то, кто ей угрожает? Должно быть срать с высокой колокольни, но я понимаю, что это не так. Мне не всё равно. Этого уже достаточно, чтобы задуматься, чем в итоге всё может завершиться.

Пока она думает, беру приготовленную рубашку, подхожу ближе и стаскиваю с Тони полотенце. Не удержавшись, жадно ощупываю её всю взглядом.