2. Семейные тайны

Известно, что темперамент заложен в наших генах, а характер формируется в детские годы. Множество книг и монографий написано о родителях Тургенева, особенно о его деспотичной властной матери. Я не буду повторять все прочитанное, остановлюсь лишь на отдельных фактах из детства Ивана Тургенева, которые несомненно «слепили» характер будущего писателя.

Он был наследником одного из богатейших дворянских семейств в России. По отцу Сергею Тургеневу принадлежал к старинному, но обедневшему дворянскому роду, а мать, урожденная Варвара Лутовинова, была одной из самых богатых помещиц России.

Шестнадцатилетняя Варвара, с которой жестоко обращался отчим, убежала из родительского дома к своему дяде Ивану Ивановичу Лутовинову в село Спасское. Дядя ее принял, и она осталась жить у него. После смерти дяди, в 1813 году, ей досталось всё его состояние. «Ей грозила горькая доля несчастной бесприданницы, – вспоминали соседи по имению, – но волею судьбы Варвара Петровна стала богатейшей невестой края и даже смогла объединить в своих руках наследство многочисленных ветвей своего рода».

Богатство 28-летней наследницы оказалось поистине огромным. Только в орловских имениях насчитывалось пять тысяч душ крепостных крестьян, а кроме Орловской, были деревни ещё и в Калужской, Тульской, Тамбовской, Курской губерниях. Одной серебряной посуды в Спасском было 60 пудов, а скопленного ее дядей капитала – 600 тысяч рублей. Живя долгие годы в обществе старого холостяка, Варвара Петровна невольно усвоила себе некоторые мужские привычки – стрельбу в цель, верховую езду, охоту и игру на бильярде. Все эти занятия она предпочитала традиционным женским привычкам – вышиванию по канве и вязанию бисерных кошельков. И в управлении своими имениями не допускала она никакой женской слабости, а правила подвластным ей крепостным людом твердой жесткой рукой.

Богатая невеста была убеждена, что за деньги сможет приобрести все, в том числе и знатного красивого молодого мужа. Несколько первых попыток сорвались, ведь невеста была по меркам того времени уже «перезревшей», под тридцать, да и внешне весьма непривлекательной. Олимпиада Васильевна Аргамакова писала в своих мемуарах: «Варвара Петровна была некрасива собой, небольшого роста, немного сутуловатая, имела длинный и вместе с тем широкий нос, с глубокими порами на коже, отчего он казался как бы немного изрытым; под старость нос получил синеву. Глаза у нее были черные, злые, неприятные, лицо смуглое, волосы черные. Она имела осанку гордую, надменную, поступь величавую, тяжелую». Однако некоторые знакомые отмечали, что при некрасивой наружности «единственным украшением её были большие, лучистые глаза».

В 1815 году в Орле расквартировался гусарский полк, среди гусаров был будущий владимирский вице-губернатор Матвей Муромцев, который вспоминал: «В Орле я познакомился с Варварой Петровной, она была мне родней, очень богата и совершенно свободна. Ей вздумалось в меня влюбиться. Из Орла она переманила меня в своё с. Спасское, где в мою честь давала праздники, иллюминацию, у нею был домашней театр и музыка. Все с её стороны были ухищрения, чтобы за меня выйти замуж. На мои именины, 9 августа, она преподнесла мне в подарок купчую на Елецкое имение в 500 душ. Но я был молод и потому отверг подарок, изорвав купчую. Я уехал от неё ночью тихонько».

Вскоре Варвара Петровна присмотрела себе следующую жертву – знатного молодого красавца Сергея Николаевича Тургенева, который недавно вернулся с Отечественной войны 1812 года. Он был кавалером Знака отличия Военного ордена, а за тяжелое ранение в Бородинском сражении награжден Георгиевским крестом. Сергей Николаевич служил в гусарах и был ремонтером, то есть занимался закупкой лошадей для войск. Для этого он приехал к Варваре Петровне, и весьма ей приглянулся. На этот раз засидевшаяся в девках невеста стала действовать хитрее и привлекла прежде всего на свою сторону обедневшего отца своего героя, соблазняя его своими несметными богатствами. Отец Сергея Николаевича уговаривал сына посвататься к Варваре Петровне: «Женись, ради бога, на Лутовиновой, а то мы скоро пойдем с сумой».

Решительность Варвары Петровны, по рассказам людей помнивших о начале этого сватовства, проявилась и в этом случае. Так, подметив к себе некоторый интерес молодого Тургенева и его колебания, она через общих знакомых передала ему, чтоб он смело приступал к формальному предложению, потому что отказа не получит. Сергей Николаевич поддался уговорам, сделал предложение и сразу получил согласие Варвары Петровны.

Свадьба совершилась в Орле 14 января 1816 года, после чего молодые несколько лет сряду жили в этом городе, где имели свой собственный дом. 20 октября 1819 года Сергей Николаевич перевелся из кавалергардов в Екатеринославский кирасирский полк с чином подполковника, а в 1821 году уволился со службы уже полковником. Сразу по выходе Сергея Николаевича из военной службы в отставку Тургеневы переехали в Спасское.

В 1816 году появился на свет их первый сын Николай, а через два года, 28 октября 1918 года, Иван. Третий сын Сергей страдал эпилепсией и рано умер. В имении Спасское-Лутовиново Мценского уезда Орловской губернии прошли детские годы будущего писателя.

* * *

Воспоминания соседей по имениям: «Вышедши замуж, Варвара Петровна зажила тою широкою, барскою жизнью, какою живали наши дворяне въ былыя времена. Богатство, красота ея мужа, ея собственный ум и уменье жить привлекли в ихъ домъ все, что было только знатного и богатого в орловской губернии. Свой оркестр, свои певчие, свой театръ с крепостными актерами, все было в вековом Спасском для того, чтобы каждый добивался быть там гостем».

Осенний сезон у Тургеневых начинался с пятнадцатого сентября, в день святого мученика Никиты, храмового праздника села Спасского. Еще с вечера, накануне праздника, по длинным аллеям, ведущим к дому, тянулась вереница экипажей; гости собирались ко всенощной, которую служили в доме со всей торжественностью. На этот раз все и каждый из дворни имел доступ в барские хоромы. В одном углу залы стоял, опершись на костыли, старый инвалид, проживавший «на деревне», в другом – слепая старуха, бывшая птичница, которая приютилась позади нарядных горничных, а поодаль и на самом заметном месте, как раз на виду господ, стояла кормилица барских детей, чтобы по окончании службы получить барскую милость в виде серебряного рубля.

В самый же день праздника, по возвращении хозяев с гостями от поздней обедни, приходил священник с крестом; садились за завтрак, потом за обед, по окончании которого те из гостей, которые не принимали участия в предназначавшейся обыкновенно на следующий день охоте, разъезжались по домам, а любители ее выходили на балкон, откуда осматривали своры и егерей.

На другой день, чем свет, они выезжали со двора и рыскали по полям до самого вечера; иногда и барыни сопутствовали мужчинам в тяжелых четырехместных каретах. Остановившись обыкновенно где-нибудь у опушки леса, они поджидали, чтобы кто-нибудь из охотников, для вящего их удовольствия, загнал зайца или лисицу чуть не под самые колеса кареты, в ожидании чего вынимали из узелков пирожки, закуски и разные лакомства. Но с наступлением сумерек дамы и проголодавшиеся охотники спешили вернуться обратно. Вдали виднелся ярко освещенный дом. А в нем уже гремела музыка и ждал гостей богатый ужин.

Это время было эпохою процветания села Спасского. Кроме охоты, там устраивались балы, маскарады и спектакли. Одна из боковых галерей дома была приспособлена для театральных представлений, исполнителями которых были сами хозяева и их гости, приезжавшие к ним подчас из других дальних уездов.

В огромном доме Спасского было около сорока комнат, кроме того большой зал и крепостной театр. Около дома был разбит парк с липовыми и березовыми аллеями. За домом выстроены каменные оранжереи для выращивания тропических фруктов и парники. Гостям предлагалось царское угощение с ананасами, виноградом, персиками, абрикосами из собственных оранжерей. Была отведена специальная комната в доме для певчих птиц: там стояли клетки с птицами разных пород и мастей, которые распевали песни на разные голоса. При доме были два сада, верхний и нижний, с плодовыми деревьями и ягодными кустарниками. На скотном дворе в Спасском были около двухсот коров холмогорской и голландской породы. Увлекалась Варвара Петровна пчеловодством и цветоводством. С розовых кустов дворовые девушки собирали лепестки и изготавливали розовую воду для барской косметики.

* * *

В начале жили супруги совсем неплохо, но постепенно стали отдаляться друг от друга. Сергей Николаевич Тургенев не только отличался поразительной красотой, но, по отзывам, был и человеком очень добрым. Рассказывали следующий эпизод. Когда-то и где-то за границей Сергей Николаевич Тургенев был представлен одной из владетельных принцесс Германии. Несколько лет спустя Варвара Петровна пила воды в Карлсбаде, там же находилась в то время и та самая принцесса. У источника пришлось им стоять невдалеке друг от друга и, когда Варвара Петровна протянула с кружкой руку, на которой был браслет с портретом мужа, принцесса взяла ее за руку со словами: «Вы – жена Тургенева, я его помню, после императора Александра I, я не видела никого красивее вашего мужа».

Близкий друг Тургенева Яков Полонский передал его воспоминания об отце: «Отец мой был великий ловец перед господом, – говорил он словами Библии, сказанными о Нимвроде. – Раз одна барыня, уже пожилая, честная и прямодушная, вспоминая об отце моем, которого она знала в молодости, проговорилась, что однажды, оставшись с ним наедине, она, прежде чем успела что-нибудь сказать или подумать, как уже была в его власти… Он действовал на женщин как магнит. Был ласково-настойчив и всегда достигал того, чего никогда нельзя достичь, не зная сердца женщины». Показалось тогда Полонскому, что говорил это Иван Сергеевич с некоторой завистью в голосе.

Знаменитый биограф Тургенева Борис Константинович Зайцев так описывал судьбу его отца: «Как бы ни прожил Сергей Николаевич жизнь с некрасивою и старше его женою, несомненно, что он знал и Любовь истинную. Иногда ее профанировал. Но иногда отдавал ей всего себя и потому понимал страшную ее силу и силу женщины… Сергей Николаевич обычно побеждал, все-таки роковой характер Эроса знал. И не было в нем колебаний, половинчатости…»

Если Варвара Петровна в начале страдала от измен мужа, то быстро оправилась и стала отвечать той же монетой, но более беззастенчиво, открыто, по-хозяйски. В Спасском она завела любовника, молодого домашнего доктора Андрея Берса, причем происходило все это на глазах у других. Ей в то время было уже сорок пять лет, а Андрею Берсу всего двадцать четыре года. Позднее Берс женился и стал отцом жены Льва Толстого Софьи.

Отношение Варвары Петровны к молодому любовнику было своеобразным. Она самодовольно писала подруге о Берсе: «Вымуштруй же себе пса, как я вымуштровала своего. Он лежит у моих ног, глядит мне в глаза, целует мне руки. Любить! Любить – это так прекрасно!» В июне 1833 году в Спасском-Лутовинове Варвара Петровна родила от своего «вымуштрованного пса» незаконнорожденную дочь, названную в честь матери Варварой.

Сергей Николаевич не мог перенести такого унижения и переселился в Петербург. Последние годы он болел каменной болезнью, долго и безуспешно лечился, врачи предлагали операцию, но ничего не помогало. Долгое время перед смертью лежал Сергей Николаевич в Петербурге почти недвижим. Иван вспоминал: «Мы его больного, расслабленного все еще боялись, как огня. Каждое утро и каждый вечер мы обязаны были приходить, целовать у него руку, но затем уже больше не смели входить в его комнату». 30 октября 1834 года в возрасте всего 40 лет Сергей Николаевич умер в Петербурге после трёхдневных мучений от приступа почечно-каменной болезни. При этом присутствовали сыновья Иван и Николай.

Варвара Петровна во время последней болезни мужа была за границей. Ее известили о смерти мужа, однако на похороны она не явилась и вернулась из своего путешествия лишь в июне 1835 года, то есть спустя восемь месяцев. Сергея Николаевича Тургенева, в отсутствии странствующей по Европе жены, похоронили на Смоленском кладбище его брат Николай Николаевич и сыновья.

Некоторые биографы полагают, что перед отъездом за границу была Варвара Петровна снова беременна не от мужа и потому уехала в мае 1834 года, чтобы родить там, вдали от посторонних глаз. Уехала, якобы на лечение, со свитой, но без мужа. Родила она мальчика в одном из итальянских городов, позднее его перевезли в Париж и доверили на воспитание молодой девушке скромного поведения. Звали этого мальчика Луи Поме. Иван Сергеевич много позже восстановил с ним связь, и в зрелые годы поддерживал дружеские отношения. Познакомил своего незаконнорожденного брата со своим окружением и с русской поэзией, в частности, с поэзией Лермонтова, и Луи Поме даже сделал перевод на французский язык стихотворения «Мцыри».

По возвращению в Россию Варвара Петровна даже не удосужилась установить надгробие на могиле мужа в Петербурге. «Отцу в могиле ничего не надо», – решительно заявила она сыну Ивану. В результате могила Сергея Николаевича Тургенева бесследно затерялась.

* * *

После смерти мужа Варвара Петровна совершенно осатанела и проявила себя как злобная, жестокая крепостница, окружающие сравнивали ее с Салтычихой. Одно имя барыни, которая была абсолютной властительницей дворовых людей, наводило на них ужас.

Болезненно гордая, вспыльчивая и крутая, Варвара Петровна в гневе была неистова и безжалостна. Сознание неограниченной власти над крестьянами сделало ее деспотически требовательной и своевольной. «В своих подданных я властна и никому за них не отвечаю», «Хочу казню, хочу милую» – изречения такого рода были у нее в постоянном обиходе. Она держала в доме многочисленную прислугу, человек до сорока. Дворовых секли или отправляли в солдаты по поводу и без повода, детей беспощадно разлучали с матерями, и даже задиристый индюк, обидевший любимого петуха барыни, по ее приказу был живьем закопан в землю. Она находила удовольствие в том, чтобы мучить не только дворовых, но и членов своего семейства. Все домашние со страхом ждали ее пробуждения и по первому ее слову старались угадать, в каком она духе и каков будет предстоящий день. Очень часто утро предвещало грозу, и тогда все разбегались по углам и со страхом ждали, кого она сегодня коснется.

Незаконнорожденная дочь Варвара оставила подробные воспоминания о своей матери и о жизни в Спасском: «Ее властолюбие и требование поклонения ей простирались не на одну ее семью и не на один ее крепостной люд. Она властвовала над всем, что окружало ее и входило в какие-либо сношения с нею, и при этом она обнаруживала в себе редкую и часто непонятную нравственную силу, покоряющую себе даже людей, не обязанных ей подчиняться. Иногда достаточно было ее взгляда, чтобы на полуслове остановить говорящего при ней то, что ей не угодно было слушать. При ней своего мнения, несогласного с ее, никто высказывать не смел. Один только Иван Сергеевич, ее любимец, и то в самых мягких, почтительных выражениях, скорее с мольбой, чем с осуждением, высказывал ей свои желания и соболезнования».

Сумасбродные распоряжения и фантастические прожекты госпожи Тургеневой причиняли крепостному люду спасской усадьбы неисчислимые беды, калечили и коверкали человеческие судьбы. Варвара Петровна не допускала, например, чтобы ее служанки выходили замуж, произвольно изменяла их имена, преследовала и угнетала за каждую мелочь. Главная горничная ее Александра Семеновна вспоминала: «Два раза ссылала она меня на скотный двор в дальнюю деревню; один раз за то, что, подавая чай, не доглядела, как попала муха в чашку с чаем, а другой раз я не успела стереть пыль с рабочего столика».

Был у Варвары Петровны домашний фельдшер Порфирий Кудряшов, человек образованный, учившийся вместе с Иваном в Берлинском университете, хоть и крепостной. В июне 1843 года Варвара Петровна написала сыну Ивану в Петербург: «Ты знаешь, что Порфирий имел связь с кастеляншей… А как я ему говорю, что не отдам ее за него, она ему не невеста, дурища… Два дня спустя входит он бледен, с письмом в руках… Пишет, что он не хочет мне служить, потому что я неблагодарна за его 15-летние услуги. Что он хочет переменить род жизни, чтобы я отпустила его на волю. Что – ему душно у меня, он читал Пушкина, видно. Письмо полетело ему в рожу».

Поступки Варвары Петровны чем далее, тем более становились непредсказуемыми: по малейшему капризу любой крестьянин или дворовый человек мог быть облагодетельствован ею или низведен до ничтожества, все зависело от её настроения. В произволе и кураже она доходила подчас до какой-то артистической изощренности. О её нововведениях и причудах ходили легенды. Она, например, наряжала слуг в специальную форму, имитирующую костюмы служащих государственных департаментов, называла их по фамилиям министров. Над её усадебным домом висели два флага с гербами Тургеневых и Лутовиновых – если Варвара Петровна была не в духе, она приказывала флаги спускать, и гости, подъезжавшие к усадьбе, видя зловещий знак, считали за благо тут же поворачивать восвояси… Она правила «подданными» на манер самодержавной государыни – с «полицией» и «министрами», заседавшими в особых «учреждениях» и каждое утро церемонно являвшимися к ней на доклад… При Спасском была своя полиция из отставных гвардейских солдат, которая должна была ведать все могущие произойти беспорядки, требующие вмешательства силы. Женский персонал села Спасского также не был изъят от присмотра женской «тайной полиции», во главе которой стояла старуха Прасковья Ивановна, отвратительной наружности, с вечно трясущейся головой. Ее все ужасно боялись. Суд и расправу госпожа чинила в особой комнате, прозванной ею «залом суда». В назначенные дни она являлась в это судилище с хлыстом в руках, садилась в кресло и творила приговоры, заставляя безотлагательно приводить в исполнение свои наказания. Порядки, заведенные матерью в Спасском, описал позднее Тургенев в рассказе «Собственная господская контора», 1881.

Варвара Петровна очень боялась холеры. Однажды ей прочитали в газете, что холерная эпидемия распространяется по воздуху через болезнетворных микробов. Тотчас последовал приказ управляющему: «Устрой для меня что-нибудь такое, чтобы я, гуляя, могла видеть все окружающие меня предметы, но не глотала бы зараженного воздуха!» Долго ломали голову, но выход нашли: спасский столяр сделал носилки со стеклянным колпаком в форме киота, в котором носили чудотворные иконы по деревням. Барыня располагалась там в мягких креслах, а слуги носили её по окрестностям Спасского. Варвара Петровна осталась довольна таким изобретением, столяр получил в награду золотой. Все шло хорошо, пока не произошел курьезный случай. Встретил однажды странную процессию благочестивый странник-мужик, принял носилки за киот, отвесил земной поклон и положил медный грош «на свечку». Последовал взрыв безудержного гнева; привели пред грозные очи госпожи несчастного столяра-изобретателя, всыпали изрядное количество плетей и сослали на поселение».

Поэтому рассказ «Му-Му», в котором Тургенев, не называя, описал свою мать, отражал лишь один небольшой эпизод ее владычества и был легким отголоском тех бесчинств, которые творила эта властная барыня. Однако ее жестокость иногда сменялась порывами к благотворительности. В одном из своих имений она устроила приют для бедных соседок-дворянок. В Спасском были богадельня, больница и крестьянское училище.

Умерла Варвара Петровна 16 ноября 1850 года в Москве в доме на Остоженке в возрасте 63 лет. Похоронена в некрополе Донского монастыря. Она оставила после себя огромное состояние, которое было поделено между сыновьями – Николаем и Иваном.