14. Возвращение в Россию

Итак, 17 июня 1850 года Тургенев выезжает из Парижа в Штеттин, и дальше на пароходе в С-Петербург. Здесь он останавливается ненадолго и сразу оказывается в потоке бурлящей писательской жизни, которая царит в редакции журнала «Современник». Он отдает в печать новые очерки к «Запискам охотника» и спешит дальше в Москву.

Здесь в большом доме на Остоженке его с нетерпением ожидают мать и брат с женой. Варвара Петровна бесконечно рада возвращению Ивана, однако поведение обоих сыновей ее глубоко огорчало. Старший сын Николай ушел в отставку, увлекся служанкой, жил как попало, младший Иван бросил службу, проводил время за сочинением, ездил по заграницам, волочился за певичкой. Оба ускользнули от ее власти, шли своим путем, в то время как она хотела бы держать в своих руках не только их самих, но и их жен, их детей. Обуреваемая тоской по детям, она еще задолго до приезда Ивана приказала повесить у входа в усадьбу в Спасском табличку с надписью «Они вернутся».

Варвара Петровна, здоровье которой к тому времени улучшилось, была счастлива видеть сыновей в своем доме. Разговоры с матерью, с братом и его женой, с воспитанницей Варенькой отнимали у Ивана все первое время. Хотелось ему встретиться со своими московскими друзьями, но денег не было, мать, хоть и рада приезду сыновей, но щедрее от того не стала. Не было денег даже на извозчика и, чтобы куда-то выехать, вынужден Иван занимать деньги у крепостного слуги Порфирия.

Еще хуже было положение его брата Николая, который женился тайком, против воли матери, и та долгое время не могла этого простить. В конце концов сделала шаг навстречу – предложила Николаю, в семье которого уже появилось на свет двое детей, оставить службу в Петербурге и переехать поближе к ней, в Москву. Дом для сына она присмотрела уже давно, но долгое время тянула с его покупкой, все не желая расставаться с деньгами. Переехать-то семья брата, все-таки, переехала, а вот денег на жизнь мать им не давала. Свой заработок, который Николай имел в Петербурге, он потерял, а нового в Москве пока не подыскал, и нужду они терпели страшную. Когда приехал брат Иван, то Николай сразу поделился с ним своей бедой.

Варвара Петровна была барыней-крепостницей, она привыкла казнить и миловать, в полной мере распоряжаться жизнями окружающих людей. Ощущение власти над другими она ценила высоко. Такой же была она и по отношению к своим сыновьям, их материальная зависимость давала ей возможность удерживать их в своих руках. Обдумав и обсудив сложившуюся ситуацию, решили братья сообща упросить мать назначить им хоть бы небольшое, но постоянное содержание.

Варвара Петровна выслушала их просьбу спокойно и заявила, что подумает. Прошло несколько дней, и она пригласила сыновей подняться в большой зал, где торжественно вручила им два запечатанных конверта. Братья взяли конверты, открыли их и увидели, что в одном из них была дарственная на имение Кадное – для Ивана, в другом на имение Сычево – для Николая. В первый момент они обрадовались, но, рассмотрев повнимательнее содержимое конвертов, опешили – это были две простые записки без всех необходимых печатей и подписей, то есть две ничего незначащие бумажки. Все было ясно – мать в очередной раз обвела их вокруг пальца, уж очень не хотелось ей расставаться со своим имуществом. Позднее управляющий по секрету шепнул Ивану о том, что маменька распорядилась в пожалованных имениях срочно продать весь хлеб на корню и в амбарах, а вырученные деньги положить на ее имя.

Братья ушли страшно обиженные, посовещались, и решили записки эти вернуть матери, а сами отправиться жить в Тургенево, в маленькое имение, которое им по праву принадлежало после смерти отца. Однако уже на следующий день мать подступила к Ивану с возмущенным допросом: «Вы что же недовольны тем подарком, который я вам сделала?» Иван начал объясняться дрожащим голосом: «Но ведь мы ничего от тебя не получили, ты дала нам бумажки не подписанные и не заверенные, и значит, что ничего у нас как не было, так и нет». Но закончил уже смелее, захлестнутый отчаянием от того бедственного положения, в котором они с братом оказались: «Кого ты не мучаешь? Всех! Кто возле тебя свободно дышит? Ты боишься нам дать что-нибудь! Ты боишься утратить свою власть над нами! Мы были тебе всегда почтительными сыновьями, а у тебя в нас веры нет, да и ни в кого и ни во что у тебя веры нет. Ты только веришь в свою власть! А что она тебе дает? Право мучать всех. Вспомни только Полякова, Агафью… (дворовых – П. Р.), всех кого ты преследовала, ссылала, все они могли бы любить тебя, все были готовы жизнь за тебя отдать, если бы… а ты всех делаешь несчастными; – да я сам полжизни бы отдал, чтобы всего этого не знать и всего этого тебе не говорить… Тебя все страшатся, а между тем тебя могли бы любить!»

Услышав эту непочтительную речь, Варвара Петровна впала в безумную ярость, прогнала сына, а затем, в исступлении, схватила его портрет, с силой бросила об пол и разбила. Она до последнего не могла поверить, что ее сыновья посмеют ослушаться, и сделать по-своему – оставить ее и самовольно переселиться в имение Тургенево. Убедившись в этом, она порвала с сыновьями всякую связь, хотя они пытались добиться прощения. Через несколько дней она переехала в Спасское, которое находилось всего в 18 верстах от Тургенева, но встречаться с сыновьями не желала. А между тем здоровье ее становилось все хуже.

* * *

Из села Тургенево Иван пишет Полине Виардо: «Боже мой! что за прекрасное солнце – что за сияющее небо! И такое тоже бывает в России – неправдоподобно – но это так. Только подумать, что свету нужна какая-то неуловимая доля секунды, чтобы попасть отсюда в Лондон… с одним из этих великолепных лучей я шлю вам наполняющую мое сердце любовь. Я уже принялся за работу; так надо – теперь, когда мне осталось жить только этим – и потом, я чувствовал в этом потребность».

Наконец-то Иван начинает замечать, что жизнь в России имеет свои преимущества. С каждым прожитым в родных местах днем это чувство становится все сильнее: «Я должен всё же сказать, что в родном воздухе есть почто неуловимое, трогающее нас и хватающее за сердце. Это невольное, скрытое тяготение тела к той земле, на которой оно родилось. И потом, детские воспоминания, эти люди, говорящие на вашем языке и сделанные из одного теста с вами, всё, вплоть до несовершенств окружающей вас природы, несовершенств, которые делаются вам дорогими, как недостатки любимого существа – всё вас волнует и захватывает. Хоть иной раз бывает и очень плохо – зато находишься в родной стихии».

Иван переписал свою долю имения Тургенево брату, а сам стал планировать свой переезд в Любовшу. Это было малодоходное лутовиновское имение в Новосильском уезде, которое мать все-таки подарила Ивану в августе 1850 года. Время от времени Иван Сергеевич тайком приезжал в Спасское и расспрашивал слуг о здоровье матери.

Еще в Москве в материнском доме Иван, к своему великому удивлению, увидел восьмилетнюю девочку, которую все дворовые называли его дочерью. Тут он вспомнил о своей любовной связи со швеей Авдотьей, и о девочке Пелагее, которую та родила в Москве. Оказалось, что Варвара Петровна девочку у Авдотьи забрала, и она жила среди дворовых. Об истории появления девочки на свет Тургенев рассказал в письме к Виардо от 18 сентября 1850 г.: «И раз мы коснулись такой темы, я расскажу вам в двух словах о моем деле с матерью девочки. Я был молод… это было девять лет назад – я скучал в деревне и обратил внимание на довольно хорошенькую швею, нанятую моей матерью, – я ей шепнул два слова – она пришла ко мне – я дал ей денег – а затем уехал – вот и все – как в сказке о волке. Впоследствии эта женщина жила как могла – остальное вы знаете. Все, что я могу делать для нее – это улучшать ее материальное положение – это мой долг и я буду исполнять его – но даже увидеться с ней для меня было бы невозможно».

Однако не все было правдой в этом кратком рассказе. О беременности от него швеи Авдотьи и о предстоящих родах Тургенев узнал еще в 1842 году, о чем сохранилась его запись в Мемориале: «В мае родится Полинька». Теперь Тургенев увидел восьмилетнюю девочку, которая тащила тяжелое ведро с водой, набранной в колодце. Девочка была настолько сильно на него похожа, что не оставалось никакого сомнения в его отцовстве. Маленькая Пелагея сильно тяготилась своей жизнью и жаловалась на то, что никто ее не любит. Ивану Сергеевичу стало стыдно и жалко ребенка, и он поклялся себе, что позаботится о ней, и его дочь никогда не будет знать нужды. Он написал Виардо: «Я почувствовал свои обязанности по отношению к ней, и я их выполню – она никогда не узнает нищеты, я устрою ее жизнь, как можно лучше… Скажите, что вы обо всем этом думаете и что я должен сделать – я собираюсь отдать ее в монастырь, где она останется до 12 лет – там и начну ее воспитание».

Певица быстро отозвалась и распорядилась, чтобы Тургенев отправил девочку к ней, при этом она выговорила очень высокую плату за ее проживание в своем доме. Тургенев ответил без промедления: «Относительно маленькой Полины, вы уже знаете, что я решил следовать вашим приказаниям и думаю лишь о средствах исполнить это быстро и хорошо».

* * *

«Удочерение» маленькой Полины в 1850 году – это несомненно был хорошо продуманный и рассчитанный жест со стороны Полины Виардо. Это были не только большие деньги, но и верный способ накрепко привязать к себе ускользнувшего поклонника. Ведь Тургенев уехал в Россию, и неизвестно было вернется ли он обратно. Иван Сергеевич сам признавался в этом: «Покидая вас, я хорошо знал, что расстаюсь надолго, если не навсегда». Однако мадам Виардо из своего «стада» никого просто так не отпускала, это было не в ее правилах. Ведь Тургенев был не только знаменитым писателем, аристократом и красавцем, но в обозримом будущем богатейшим наследником.

Мадам Виардо все рассчитала, она от этого «удочерения» ничего не теряла, лишь выигрывала, ведь Иван Сергеевич готов был выплачивать за дочку крупное содержание. И самое главное, что она становилась приемной матерью его дочери, то есть невенчанной женой Тургенева. Писателя этот поступок певицы несказанно восхитил, с этих пор Полина Виардо стала для него «ангелом» и «святой». Он посылал ей одно за другим самые восторженные письма, полные любви и преданности.

Девочка была переименована в Полинетт, конечно, в честь Полины Виардо, а осенью Тургенев поехал с ней в Петербург и отправил со знакомой француженкой в Париж. Перед отъездом он рассказал растерянной девочке, что ее ждет в Париже необыкновенное счастье, и она должна быть вечно признательна своей благодетельнице. А Полине Виардо он написал: «Не буду говорить вам о моей благодарности: для нас с вами это слово не имеет значения; но вы знаете, что можете рассчитывать на мою полную, совершенную, вечную преданность, вы знаете, что можете потребовать у меня мою жизнь, и я буду счастлив вам ее отдать. Говорю вам так и знаю, что вы этому верите…»