– О чем думаешь?
Я вздрогнула, низкий голос вернул меня в настоящее, хотя эмоции по-прежнему держали в плену. Отведя взгляд, я начала торопливо переставлять предметы, стоящие на столе, понимая, что выдаю себя с головой. Откинув ложку, потерла лоб и посмотрела на Маркуса.
Он застыл в дверном проеме, прислонившись к косяку. Поза была расслабленной, но напряженный взгляд говорил о беспокойстве.
– Сейчас приготовлю завтрак, – проигнорировав вопрос, стала я суетиться, ломая голову над извечным, женским «что приготовить?».
– В чем дело, Эни?
Я тяжело вздохнула, начала доставать все, что нужно для блинчиков. Говорить о своем путешествии в прошлое не хотелось. Зачем вообще об этом говорить? Время разговоров давно прошло, пришла пора действий.
Не хочу спешить с выводами, но начало нашей совместной жизни пока только испортило мои отношения с сыном и, если так пойдет дальше, то мне такое «счастье» не очень -то нужно.
Я все понимаю, не глупая. Мэтт ревнует, но он имеет на это полное право, и я не позволю травмировать психику ребенка, будь хоть тысячу раз прав его отец.
Размышляя обо всем этом, на автомате завела смесь на блины, Маркус так и стоял в дверях, следя за моими действиями. Вид у него был грозный. Я искоса поглядывала на него, ловя недовольный взгляд.
Что сказать? Восхитительно! Еще и суток не прошло, а между нами уже воздух звенит от напряжения. Сомнения вновь терзают душу.
На протяжении четырех лет я только и делала, что думала, как поступить: остаться с Маркусом или же одной? И делая выбор, я должна была думать, прежде всего, о сыне. У меня не было права на ошибку, я не могла позволить себе сделать шаг навстречу, а потом дать задний ход. Все должно было быть четко-определенным и никаких «давай попробуем, может, что и получится».
У нас ребенок, который по нашей вине перенес психологическую травму, поэтому я должна была все решить сразу; либо наша жизнь с сыном остается без изменений, за тем лишь исключением, что иногда он будет встречаться со своим отцом, либо мы учимся жить все вместе. Поэтому я не гоню лошадей, давая своим страхам завладеть мною. Нужно время.
Естественно, на первых порах всегда сложно. Неловкость неизбежна. В переписках легко быть откровенным, но тет-а-тет все совсем иначе.
Я опять задумалась, а потому, когда сильные руки обняли меня за талию, подскочила, ударив затылком по лицу Маркуса.
– Черт! – застонал он.
– Прости, пожалуйста, я задумалась и не увидела, как ты подошел. – протараторила я и обернулась. – Все в порядке? – шепнула, дотронувшись до сломанного еще в тюрьме носа.
Маркус улыбнулся и кивнул.
– Вправить тебе его не удалось, – заметил шутливо. Мы улыбнулись, и меня отпустило. Прошлое отступило на задний план.
Было только это утро: Маркус в красных шортах и белой майке, которая визуально делала его кожу еще смуглее; я, нарядившаяся в длинное платье бежево – розовотого цвета с открытой спиной. Оно было простеньким, поэтому вполне могло сойти за домашнее, хотя раньше я бы в таком и на прогулку пошла.
Стоя перед зеркалом полчаса назад, я вдруг отчетливо поняла, что мне нужно обновить гардероб. Я чувствовала себя несколько неуютно, поэтому мне нужны были хотя бы тряпки, чтобы иметь каплю уверенности в себе, чтобы не сравнивать себя каждую гребаную секунду с какой-нибудь мисс «90-60-90», побывавшей в кровати моего бывшего мужа. Короче, хотелось быть на уровне. На том уровне, к которому он привык. Поскольку сегодня у меня выходной, то я уже наметила себе, как проведу день, когда Мэтт уедет в школу, а Маркус на встречу с матерью.
– Где ты витаешь? – опалило мою щеку горячее дыхание. Я смущенно улыбнулась, пожимая неопределенно плечами, и отвернулась чтобы продолжить готовить завтрак. Маркус продолжил держать меня в своих объятиях. Чувствуя жар его тела, мне тоже стало жарко. Захотелось прижаться к нему, раствориться в его руках и не думать ни о чем, но вместо этого я произнесла строго:
– Ты мне мешаешь.
– Ничем не могу помочь, – покаялся Маркус, положив подбородок мне на плечо. Я лукаво улыбнулась, опустила руку в тарелку с мукой, а потом быстро мазнула ладонью по его щеке.
– Ах, ты хитрюга! – воскликнул он, отскочив от меня. Я же выставила грудь вперед с видом победительницы, но оказалось, ликовать было рано. Маркус стал размазывать муку по лицу на индейский манер, чертя какой-то только ему понятный, боевой рисунок из белых полос с таким видом, что не оставалось сомнений, меня ждет возмездие.
Я попятилась назад, но не успела сделать и пары шагов, как Беркет обхватил меня за талию. Я начала брыкаться и визжать.
– Марусь, не надо! – смеясь, орала я, когда он подтащил меня к тарелке с мукой.
– Эй, вы чего? – забежал на кухню Мэтт. Я испуганно замерла, не зная, что ответить, как объяснить, но мне и не пришлось. Маркус в очередной раз отправил меня в нокаут легкостью, с какой он преодолевал стену отчуждения с Мэттом.
– Мы играем в индейцев. Иди скорее сюда, сынок, помоги мне.
Глаза Мэтта загорелись, и он подскочил к нам. Улыбка расцвела на его губах, на щеках появились ямочки.
– Давай, разукрась-ка мамочку, чтобы знала, как вести себя.
– Немедленно прекратите! – закричала я, давясь смехом, но мои мужчины были непреклонны. Мэтт подошел к тарелке с мукой и поднес ее ко мне, а Маркус стал щекотать меня. Я начала вырываться из его рук, но смех душил, и сил не хватало.
– Сынок, сыночек… не надо, мама будет ругаться! – визжала я, выгибаясь, как дикая, пока мы не упали на пол. Мой малыш загадочно мне подмигнул, а затем перевел взгляд на отца.
– Давай, сынок! – смеясь, дал добро Маркус, и тут же в лицо ему было брошено все содержимое тарелки. Задело и меня, но незначительно.
Маркус замер, ошарашенный таким сюрпризом. Мы с Мэттом заговорчески переглянулись и расхохотались, как сумасшедшие, глядя на безупречно-белое лицо. Маркус все еще переводил недоуменный взгляд с меня на сына, а потом тоже засмеялся.
– Маленький предатель! Я вам это припомню, – пообещал он, когда я вырвалась из его рук и села сверху, пригвождая его руки к полу, а Мэтт стал щекотать его.
– Признавайте поражение, мистер Беркет! – прохрипела я сквозь смех. Он замотал головой, давясь им. Мэтт продолжал весело кричать, посыпая нас мукой. Но видя, что отец все еще борется, наш малыш кинулся на него, помогая мне удерживать пленника, и стал щекотать еще яростнее.
– Ладно, ладно, сдаюсь! – выкрикнул он. Мы обессиленно упали на пол, держась за животы, приходя в себя после бойни. Я обняла Мэтта и поцеловала в щеку. Больше всего меня радовал факт, что сын забыл о своей обиде. Мэтт прижался ко мне и, улыбаясь лукаво, прошептал на ухо:
– Мы выиграли. Давай, заставим папу печь блинчики?
– У меня есть идея получше, а то так мы останемся без завтрака.
– Что вы там шепчитесь? – прищурился Маркус, с подозрением оглядывая нас и стряхивая с себя муку. Мы тоже были не в лучше виде.
– Советуемся насчет вашего наказания, – ответила я с усмешкой. Маркус приподнял бровь в ожидании. Я же расплылась в довольной улыбке, обвела взглядом разгромленную кухню, уделанную в муке, и пропела сладким голоском:
– Вы должны привести все в порядок здесь, иначе завтрака вам не видать, как своих ушей.
– Вот, значит как?! Ну, ладно, без проблем, – пожал он плечами и полез в карман за телефоном. Я сразу же сориентировалась.
– Я же сказала, что это должны сделать ВЫ и никто иной!
Маркус втянул в себя воздух и тут же закашлял. Видимо, мука попала ему в нос.
Пока он боролся с приступом кашля, я отправила Мэтта приводить себя в порядок и собирать сумку в школу. Выходные подошли к концу, пора возвращаться в привычные будни. Отряхнув платье, я вновь занялась готовкой. Решив, что помоюсь перед завтраком.
– Тряпка и ведро в кладовке, – подсказала я, когда Маркус оглянулся вокруг. Нахмурившись, он подошел ко мне и недвусмысленно пообещал:
– Я тебе это припомню… Ох, как припомню!
Я усмехнулась и тоном строгой училки отчеканила:
– Непременно, а пока за работу, мистер Беркет!
Он отсалютовал мне и скрылся за дверью. Я с усмешкой покачала головой и принялась за блины. Настроение было отличным. Мне вдруг вспомнилось наше первое совместное утро.
Я тогда проснулась раньше. Все было настолько непривычным, странным, но при этом я была безгранично счастливой. Хотелось смеяться, танцевать, прыгать. Я смотрела на своего первого и на тот момент, конечно же, казалось, последнего мужчину, и понимала, что он – тот самый: любимый, необходимый, родной. Тот, кого я неосознанно, как и все, искала среди тысяч. Единственный для моего сердца.
Слезы безумной радости жгли глаза, ибо мне на пути к родной душе, не попадалась масса тел, а повезло с первого раза. Знаете, когда находишь свою половину, того человека, который поистине твой, это чувствуется сразу. В тот момент мне было абсолютно неважно, кто он, и что мы совершенно из разных миров, в то мгновение существовало только наше измерение, в котором мы были только вдвоем. И пусть тогда он ко мне не испытывал и десятой доли моих чувств, но даже те крохи, что были в его душе, казались мне небывалой роскошью, и я благодарила за них Бога.
В то утро я быстро привела себя в порядок несмотря на то, что все тело ломило: мышцы ныли, саднило между ног. Ночью я была слишком возбуждена, поэтому не замечала боли, но утро исправило сие маленькое недоразумение.
Я кое – как дотащила свое ноющее тело до ванной и только тогда вспомнила, что душ у нас не работает, точнее – нет горячей воды. Пришлось мыться холодной и очень кстати: она не позволила мне сконцентрироваться на боли и, как следует взбодрила.
Прикусив губы, чтобы не визжать, я приняла рекордный по скорости душ и выскочила из него, забыв о всяком дискомфорте.
А после началось самое жуткое – выбор белья, которое у меня было исключительно, как потом называл его Маркус, «детским». Хлопковые трусики различных теплых оттенков с веселыми принтами: бабочками, цветочками и прочей ерундой.
Я смотрела на все это «великолепие» и приходила в ужас. Перед мысленным взором нарисовалась Лорен Мэйсон, на обложке недавнего номера Maxim, который, словно по заказу, всю неделю маячил перед моими глазами. Я натыкалась везде на этот чертов журнал, в итоге не выдержала и купила его себе.
В общежитии, словно безумная, всматривалась в сексуальную блондинку в каком-то роскошном белье, призванном даже импотента привести в боевую готовность. Я искала хоть какие-то изъяны, но, увы… На мой вкус она была агрессивно – красива, типичная стерва. Весь ее вид кричал: «сожру и не замечу», но мужчинам такие нравятся, верно?
Я злилась, ревновала, поскольку, как бы наивна ни была, знала, что таких женщин, как она, не бросают ради таких, как я. В таких, как я не влюбляются, когда рядом женщина, вроде Лорен. Но даже, если такое и случается, то это не наш случай.
Как бы мне ни хотелось, но я знала, что Маркус Беркет не любит меня. Хотя вопросы в духе «Почему он здесь, со мной? Почему бросил ее и приехал ко мне?» давали мне малюсенькую надежду. Мне хотелось верить, что у его поступков одна причина, но я боялась разочарования. К счастью, отбросив все эти мысли, я быстро вернулась к вопросу о белье, с которого, собственно, и началась моя головомойка. В этом женское проклятье – в умении раздувать из мухи слона.
Оглядев еще раз свои закрома, пришла к выводу, что мое белье – лучшее противозачаточное средство. Увидев такую прелесть, у мужика сразу же уровень тестостерона в крови упадет до минимума. Пожалуй, это даже смешно. Но смех смехом, а, как ни крути хреново, когда в шкафу сплошь "антиВиагра". Остается только ходить голой, что я и сделала, хотя стеснялась жутко, но своего белья я стыдилась еще сильнее.
Накинув халатик на голое тело, я отправилась на кухню готовить своему мужчине завтрак. Я не была сексуальной, опытной или хотя бы смелой, поэтому даже, если мне и хотелось подняться наверх, заползти под одеяло и разбудить любимого ласками, а после продолжить познавать новый для меня мир, то я была просто не в состоянии пересилить саму себя. Слишком неловкая, стеснительная, мне было даже страшно посмотреть ему в глаза после всего, поэтому максимум, как я могла проявить свои чувства – это позаботиться о нем.
О проекте
О подписке