Колян вынырнул из забытья и почувствовал, что замерзает. Щеки и пальцы рук щипало от мороза. Было тихо. Под потолком тускло мигал фонарь, раскачиваясь от ветра. Вокруг метались снежные хлопья. «Что такое, зима, что ли?» – удивился он и задумался о том, где находится. С трудом вспомнил, что вместе с Павлом пришли к старику, про клад хотели разузнать. Самогон пили, пока ждали. Повернул голову, увидел спящего рядом друга. Одежду его снегом припорошило. Откуда снегу взяться в мае? Ведь май же на дворе, он вспомнил это. Посмотрел в сторону двери и оторопел. Подумал даже, что спит еще на самом деле, ведь не может наяву быть такого. Или горячка белая началась? Точно, пить меньше надо. Такие уродины только в пьяном бреду привидеться могут. Жуткие страхолюдины, будто из фильма ужасов выбрались. Встали у двери, не шевелятся. Длинные волосы висят сосульками, в них водоросли запутались. Лица зеленые, прогнившие. Глазищи мутные, белесые. Вместо губ – две кривые синие полоски, не рты, а шрамы. Кикиморы болотные самого тошнотворного вида. Интересно, что будет, если подойти к ним? Исчезнут или нет? Уверенный в том, что кикиморы не настоящие, Колян заворочался и поднялся на ноги. Те мгновенно взгляды с открытой двери на него переметнули и губами задвигали быстро-быстро, будто говорили что-то, но ни звука не издавали. Он шагнул к ним, шатаясь. Приметил кочергу, валявшуюся у стола. Очень кстати, сейчас она ему пригодится. Сон это или не сон, а кикимор из избы прогнать надо и дверь закрыть, чтоб снег не летел, да запереть покрепче, чтоб всякие мерзости больше внутрь пробраться не могли. Размахнулся кочергой, а те вдруг руками замахали, рты немые разинули. Не хотят уходить. Ну что ж, им же хуже будет. И всадил с размаху кочергу прямо в рожу одной. Она тут же на пол свалилась и скорчилась вся, задрыгалась. Другая выскочила наружу и умчалась в ночь. Колян подтолкнул к порогу ту, что кочергой огрел, но она руками в ноги его вцепилась, да больно так, будто клещами сдавила. Он пнул ее изо всех сил, та на крыльцо вылетела и кубарем по ступенькам скатилась на траву. Посмотрел – лежит, не шевелится. Другой не видать. Закрыл дверь и запер на засов. Так-то лучше. Обернулся и похолодел. Что за наваждение? Не успел кикимор прогнать, а тут черт рогатый откуда ни возьмись появился. Стоит посреди избы, шатается, лапы когтистые мохнатые к нему тянет. Страшный-то до чего! Рыло свиное на морде, черной шерстью покрытой. Рога на лбу торчат. Глаза горят, будто угли раскаленные. Ну и сон! Просто кошмар какой-то! Когда же он кончится? И Павел куда делся? Ведь в начале сна-то он был, спал на полу рядом с ним, а теперь исчез, нет его там. Что же с чертом-то делать? Идет на него, вот-вот схватит. Может, задушить вздумал? Нет, сон это или не сон, а бесу проклятому его не одолеть. Кочерга еще в руке. Хорошо, что не бросил. Взялся покрепче за рукоять да врезал с размаху прямо между рогов. Тот пошатнулся, но не упал. Еще врезал – не падает, мало ему. Но попятился. Колян пошел в наступление. Вдруг черт поймал кочергу да дернул на себя. Потеряв равновесие, Колян рухнул на пол, стукнувшись лбом так, что искры перед глазами взметнулись салютом. И провалился в темноту.

Даша в панике мчалась, не разбирая дороги. Колян сошел с ума. Людкино лицо с торчащей в глазнице кочергой стояло перед глазами. Надо было сразу удирать, как только увидели убитого старика. На что надеялись? Она всегда подозревала, что Людкин муж сумасшедший. Все время ее лупил. Зверел по пустякам, даже трезвый, а уж пьяный и подавно невменяемым становился, вот и укокошил. Господи, что делать-то? Куда бежать? Тьма непроглядная кругом, да еще метель поднялась, буря настоящая. Снег под ногами скрипит, вся земля усыпана. Даша помнила, что слева от избушки близко озеро. Не оступиться бы, не свалиться в воду. Остановилась оглядеться. Маленькое оконце светилось вдалеке. А больше ничего видно не было – лишь тьма да снежные хлопья. Слава Богу, сумасшедший Колян за ней не погнался. Людку-то как жалко! Но как ей помочь? Теперь ей, наверное, уже ничего не поможет. Вряд ли после такой травмы выживет. А Павел? Там же Павел остался! Хоть бы Колян его не тронул. Не должен. Ведь тот спит на полу, внимания не привлекает. С сумасшедшими самое главное – внимания не привлекать. Но ей-то что делать? За ночь замерзнуть можно, холод-то какой! Идти некуда. Решила подождать. Бежать еще дальше страшно. В такой глуши и волки, наверное, водятся, да и заблудиться можно, ведь близко лес. А тут хоть свет из оконца виден. Отдышалась, в себя пришла немного. Мысли бег замедлили. Стала думать. Наверняка приступ Коляна долго не продлится. Скоро очухается и поймет, что натворил. К утру, должно быть. Там Павел проснется, пойдет ее искать. Главное – не замерзнуть насмерть. Одежда не очень теплая. Курточка спортивная, шапки нет. Хорошо хоть кроссовки не снимала, потому что в избе пол грязный был, а то босиком убежала бы. Шанс выжить есть, только надо двигаться. Даша поприседала, потом запрыгала. Снег захрустел под ногами. Надо же, аномалия какая: снег в мае! А днем жара стояла градусов под тридцать. Устала прыгать, остановилась. Снег продолжал скрипеть. Рядом совсем. От страха обмерла. Кто там? Шаги. Будто вокруг нее ходит кто-то, но кто, не видно в темноте.

– Здравствуй, девица! – донесся из снежной бури мужской голос. Даша попятилась, повернулась и бросилась наутек, подстегиваемая волнами страха.

– Зачем бежишь? – послышалось сзади. – Неужто я такой страшный?

Голос не злой. Насмешливый немного и ласковый. Приятный. Остановилась, оглянулась назад. И тут – странное дело – ветер вдруг стих, снежинки, роящиеся в воздухе, на землю осели, а в небе луна из-за туч вышла и залила все вокруг серебристым светом. Сразу все видно стало. Оказалось, стоит Даша на самом краю обрывистого берега озера, с другой стороны нависает стена густого леса, а впереди, вдали, человек какой-то. Идет к ней. Любопытно стало, кто же это все-таки. И страх прошел. Такой голос только у хорошего человека может быть, подумала Даша. Стояла и смотрела, как он приближается к ней. Высокий, статный, и вот уже видно, что молодой, не старше ее. Улыбается. А лицо какое! Таких красавцев она лишь в рекламных роликах видела. «Джилетт, лучше для мужчины нет!» – вспомнился известный слоган. Парень будто с экрана телевизора сошел – та же густая темная щетина, блестящие волосы красиво зачесаны назад, мускулистое тело, облаченное во что-то спортивное и модное светлого серого цвета – хорошо сочетается с его смуглой кожей и темным цветом волос.

– Кто вы? – крикнула она ему. – Откуда вы здесь?

– У меня машина в грязи застряла. Буксовал, пока бензин не кончился. По карте посмотрел, что деревня недалеко, да пошел помощи просить. Думал трактор найти. Проплутал по лесу несколько часов, боялся, что не выберусь. Вот, наконец-то вышел к деревне. Обрадовался, как свет в избе увидел издали, так и шел на него. А тут вы.

Радость нахлынула на Дашу. Счастье-то какое! Нормальный человек, не маньяк, не монстр. Просто ехал куда-то и застрял.

– Вы местная? – спросил парень, продолжая шагать к ней. Она почувствовала аромат его парфюма. Дорогой!

– Нет, мы днем приехали, мы туристы. Только трактор вы здесь вряд ли найдете. Деревня вымерла совсем. Все избы пустые. Один старик тут был, и тот… – Она вдруг прикусила язык, опомнившись. Пожалуй, о старике упоминать не стоит.

Парень остановился в двух шагах от нее. Улыбка его стала шире. Даша отметила, что зубы у него очень белые, прямо как свежий снег. Почувствовала симпатию и одновременно горечь. Ну почему ей-то достался такой никчемный мужик, как Павел? И это еще не худший экземпляр. По крайней мере, не такой буйный, как Колян. Почему ей ни разу в жизни такой принц не встретился?

– Зачем такая красавица одна ночью гуляет? – спросил незнакомец.

– Подышать вышла, – ответила Даша первое, что пришло в голову. Ну, а что еще можно было сказать? Не выкладывать же с ходу всю правду. Надо же, красавицей ее назвал! Павел, тот ни разу не назвал. Но, может быть, она просто в темноте ему такой показалась? Не разглядел, как следует?

– Смотрю, замерзла совсем. – Он шагнул ближе и руки протянул, будто обнять собирался. Даша заметила, что пальцы у него все в грязи. Прямо капает грязь на снег.

– Вы руки испачкали, – пробормотала она, чувствуя растущую тревогу. Странно это все. Он будто не слышал, обхватил ее за плечи, вонзая острые ногти. В лицо смрадом дохнуло. Ни намека на ароматный парфюм, лишь вонь гнилого болота и тухлой рыбы. Даша инстинктивно отвернула лицо, и взгляд ее случайно упал на водную гладь. От увиденного отражения ноги ее подкосились, и она повисла на чужих руках, как безвольная кукла. То, что стояло перед ней, держа в объятиях, не было человеком. Нечто бесформенное, как оплывшая куча теста, нависало над ней, обволакивая по бокам. Уже через мгновение Даша больше ничего не могла видеть. Дыхание перехватило от недостатка воздуха. Тело обожгло ледяным холодом. Прежде чем потерять сознание, она почувствовала, как горячие слезы выплеснулись из глаз, и мелькнула мысль о матери, которая не дождется ее возвращения домой.

Старик стоял на берегу омута и смотрел на воду, по которой разбегались круги, качая большую желтую луну. Вот и все. Хозяин омута будет доволен. На этот раз он угодил ему и с едой, и с женой. Не часто бывает такая удача. Понравилась ему белобрысая. К себе забрал. Ух, и страшен он! Сколько раз видел старик его безобразный облик, а никак не привыкнет. Сердце трепещет, тело в дрожь бросает. Хоть и знает, что тот не тронет его. По крайней мере, пока он его кормит.

Старик повернулся и пошел к крыльцу, где скрючилось тело долговязой. Взял за волосы, разметавшиеся по траве, подтянул к краю нависшего над омутом берега и столкнул в воду. Вот и корм. Труп медленно скрылся в колышущейся тьме. Теперь пора и в избе прибрать.

Вошел в дом. Тихо. Хорошо. Наконец-то все закончилось. В этот раз совсем быстро. Насвинячили, конечно. Гостей старик не любил. Зато теперь еды надолго хватит – и ему, и хозяину, и прочей нежити. Он нагнулся и приподнял истертый тряпичный половичок, прикрывавший крышку люка с железным кольцом. Откинул его, открыв темный проем в полу. Одно за другим сбросил вниз два мужских тела. Там, внизу, прохладно, почти все лето иней с земляных стен не сходит. Долго пролежат, не испортятся. Старик почувствовал голод и усталость. Усталость была сильнее. Решил поспать, а после уж взяться за приготовление обеда. Давно он не хлебал горячего наваристого бульона. И мяса целую зиму не ел, все грибами сушеными перебивался да ягодами. Вот выспится и устроит себе пир.

Однако уснуть никак не получалось. Старик ворочался на скрипучей железной кровати, утрамбовывая сплющенный за долгие годы затхлый грязный матрас, но сон не шел к нему. Воспоминания давно ушедших дней наполнили голову. Так было всегда после завершения очередного дела. Что это? Неужели его мучают угрызения совести? С тех пор, как он узнал секрет, все человеческие чувства в нем притупились. Он забыл, что такое жалость, любовь, радость, сочувствие и сожаление. Но почему-то каждый раз, когда все заканчивалось, в его памяти всплывал один и тот же день. Тогда ему было лет пятнадцать, а в деревне еще не было ни одного заброшенного дома. Поля вокруг Камышовки – небольшие, с трудом отвоеванные у лесов и болот островки земли – засевались рожью, овсом и пшеницей, а из соседнего села приезжали комбайны и тракторы по дороге, проложенной сквозь сосновый бор. Жизнь кипела в окрестностях все лето и замирала лишь с наступлением первых заморозков. Родители Кузьмы были многодетными, как и большинство семей в деревне. Помогать содержать хозяйство – корову, уток и свиней – приходилось с детства. Да еще за младшими присматривать, пока мать с отцом трудились в колхозе. Вся деревенская ребятня собиралась толпой, малыши и подростки вместе, чтобы пойти в лес по грибы-ягоды или в соседнее село, где находились школа и продуктовый магазин. Идти приходилось не меньше часа через дремучий лес по отсыпанной поверх болот дороге для сельскохозяйственной техники. Пока шли, кто-то обязательно рассказывал какую-нибудь страшилку, нагоняя страху. И тогда от хрустнувшей поблизости ветки или внезапно раздавшегося за ближайшим кустом шороха все припускали бегом, оглушительно визжа. Казалось, что вот-вот на извилистую, покрытую рытвинами дорогу выйдет «черный дровосек» с окровавленным топором, выскочит на коне «всадник без головы», держа свою отрубленную голову в руке, или выступит из-за толстого кедра двухметровый леший, похожий на высохшее корявое дерево. Но испытанный в эти моменты страх не шел ни в какое сравнение с тем ужасом, который охватывал Кузьму, да и всех остальных, когда они проходили мимо избушки лесника, стоявшей на самом краю покрытого ряской омута. У крыльца всегда маячил костлявый силуэт. Даже издали было заметно, какое уродливое у старика лицо, похожее на высохшую кривую картофелину – такое же темное, бугристое, с наростом, лишь отдаленно напоминающим нос. Но ужаснее всего были его глаза – блестящие, глубоко спрятанные под нависшими бровями, круглые и сплошь черные, как у неясыти. Кузьма всегда чувствовал спиной его взгляд. Знал, что тот смотрит. Знал, что нельзя смотреть в ответ. Родители и бабушка с дедушкой всегда предостерегали его: «Только не смотри ему в глаза. Что бы ни случилось, не смотри в глаза!»

О леснике в деревне ходила дурная молва. Поговаривали, что тот – настоящий черный колдун и служит нечистой силе. Может быть, потому, что он никогда ни с кем не общался. Считали, что он причастен к исчезновению людей. В деревне часто пропадали люди – каждое лето по три-четыре человека. Как ни искали их, даже костей не находили. Кузьма считал, что люди могли пропасть по разным причинам. Места вокруг болотистые, гиблые, а самогон и бражку в деревне любили многие. Спьяну-то немудрено в трясину угодить, или в омуте утонуть (родители говорили, что омут бездонный и запрещали ходить туда купаться), а можно и в волчьи зубы попасться. А что костей не находили, так разве их в лесу найдешь? Иголку в стоге сена и то отыскать проще. Валяются где-нибудь под кустом или в овраге, в высокой траве, обглоданные добела, высохшие. Так думал Кузьма, но в глубине души слухам верил – ведь говорят же, дыма без огня не бывает – и боялся старика, как и все остальные. Вот только проходя по тропинке вдоль омута и зная, как тот буравит его взглядом, он очень хотел оглянуться, будто неведомая сила пыталась заставить его сделать это, нарушить родительский запрет. Или это было любопытство? А, может, и желание пощекотать себе нервы. В общем, однажды Кузьма оглянулся. И хотя старик был далеко, он все равно почувствовал, что встретился с ним взглядом. И знал, что старик ему… подмигнул! С того дня жизнь Кузьмы круто изменилась.