Глава 2. Ведьмина дочь

Раненый парень застонал, и отец тут же кинулся к сыну, осматривая пропитанные кровью повязки. Бабки закудахтали, как наседки, причитая о судьбе молодца.

– Как же так-то, наш Ренурчик, наш сильный, красивый парень, и кто его так?..

Тут до прибывших дошло, что нужно осмотреть место, где сыночек старосты и получил эти раны. По траве разлетелись алые брызги, трава примята, одежда моя похожа на несуразные тряпки. И руки дрожат от пережитого. Высокий мужчина недовольно глянул на мой подол, разорванный ворот и, кажется, все понял, но предпочел сделать вид, что ничего не было.

– Опять Виталина! И почему я не удивлен?! – рявкнул Дранк, староста. – Разве отец не запретил тебе ходить к лесу?

– Запретил, – понуро опустила голову, сама думая при этом про зверя и его горячий язык.

Не глупый пес, а жестокий убийца выглянул сегодня на поляну. И спас меня. В этом нет сомнений. Только вот как он заметил происходящее, как понял, что я нуждаюсь в помощи? И так ли опасны эти загадочные твари… Пока от деревенских вреда было гораздо больше. Сколько тычков и щелбанов я переживала в детстве, и вот теперь, когда, подобно невзрачной гусенице, окуклилась и распустила крылья, моя внешность и доверчивость снова сыграли не в пользу хозяйки.

– Кто его ранил, отвечай? – Староста больно схватил меня за подбородок, заставляя посмотреть в лицо.

– Волк! Он вышел из леса, когда ваш сыночка решил взять силой то, что ему не предназначалось. – Злость вылилась в грубые слова.

– Врешь! Не было никакого волка! – встрял вдруг Силк, светленький паренек, стоявший на карауле, пока его друг рвал на мне платье.

– Силк, протри глаза! Как это не было?! По-твоему, это я ему оставила порезы? – ляпнула и замолчала, потому увидела на лице парня подтверждение своих слов. Да он и правда думал, что это я. Я! Но как?!

Староста перевел задумчивый взгляд на свидетелей. Лаврик, паршивец, гаденько усмехнулся и ткнул пальцем в мою сторону.

– Конечно, она его ранила, кто же еще? На поляне были только мы. Ренур нагнул девку, а как хотел… эм… поговорить, так и получил порезы эти.

Сын старосты снова застонал, намекая, что неплохо бы перестать болтать и отвести его к местной лекарке, бабке Агафье.

– Не знаю, какие у вашей семейки секреты, но чтоб я тебя рядом с моим сыном не видел! – твердо сказал Дранк, и бабки его поддержали. Языкастые и злые сплетницы. Как только доковыляли сюда на своих пропитанных ненавистью отекших ногах?

– Морковка с ботвой, вот кто она, девка эта. Одно сказать надобно – ведьмина дочь! Приживалки они оба с отцом, – припечатала бабка Маруся, местная сплетница с отсутствующими зубами.

И вот в этот момент я действительно почувствовала себя лишней. Случись кто снасильничал бы Анишку, там все бы село встало на ее защиту, и отец девушки бы выпорол парня, а потом заставил жениться. Со мной же отчего-то деревенские не сюсюкались.

– Прикройся, Отворяющая. – Последнее слово было выплюнуто с издевкой.

– Эй, Дранк, да у нее глаз один зеленым горит! – заметила Маруся и осенила себя знаком защиты.

Но меня уже понесло. Такова была дурная девичья натура. Я могла долго терпеть, но накопленное рано или поздно выплеснется, переполняя чашу. Уже и запрет папеньки забылся, и то, что глаз остался без линзы, стало безразлично. Все чувства будто выгорели, оставив только злостное ощущение несправедливости и грязи. Бедра после прикосновений Ренура горели, под тонкой светлой кожей уже наливались синяки. Платье безвозвратно испорчено. И волк этот, которого никто, кроме меня, якобы не видел!

– А не вам ли, бабка Маруся, мой отец помогал дрова колоть и баньку ставить? – Я поднялась с травы, стараясь не обращать внимания на брезгливые взгляды деревенских. – Не вам ли, староста Дранк, когда ваша кобылка принесла жеребчика хромого, я его выхаживала травами? Не ты ли, Лаврик, еще месяц назад у моего дома с букетиком полевых цветов стоял?! А теперь решили компанией подкараулить и снасильничать?

Я оглянулась в сторону леса. Среди длинных черных стволов мелькнула белая шкура крупного даже для своего племени волкодлака. Тварь с тропы. Один из оживших кошмаров с пожухлых страниц справочника фауны нашего мира. Зверь, спасший меня, но навсегда изменивший жизнь босой девушки, оказавшейся не в том месте не в то время.

Вопросы деревенские проигнорировали.

– Ступай, девка, и не гневи старосту! Нечего на парней наговаривать! А то не жить вам тут с отцом больше. Выгонит, как пить дать! – Бабка Фрося больно тыкнула меня в бок, оставляя очередной синяк.

Спорить с темными, как справедливо заметила, Анишка, не хотелось.

– Пусть гонит. Мы и сами тут не останемся! – огрызнулась я, разворачиваясь прочь.

– Сколько тропке не вейся, все равно конец будет! – бросил староста и смачно сплюнул на землю.

Горло душили спазмы невыплаканных слез. Только не на глазах этих людей… только не на их глазах… Шла, чуть не плача, прихрамывая. В спину мне неслись проклятия о вечном Забвении за вранье, но перед внутренним взором стоял белый волк с ледяными глазами, черным носом и золотыми когтями на большой лапе.

Осторожно брела по уже ровной дороге, но ступни нещадно болели. Наколотые и отбитые, пока спасалась бегством. Только когда оказалась у околицы, поняла, что произошло. Он же чуть было не…

Утробный, давно скрываемый всхлип вырвался наружу. Я обессиленно осела на ослабевших коленях, так и не открыв ворота. Уткнулась лбом в согнутые колени. Как Ренур вообще решился на подобное? Неужели настолько вскружила голову молодая кровь? Да, ребята не блистали большим умом, однако всегда побаивались моего отца. Он отличался от местных, да и в целом к нему относились лучше, чем ко мне с рыжей огненной шевелюрой.

Сколько так просидела – не знаю. Благодарила судьбу, что дом наш стоял на отшибе и процессия с раненым «Ренурчиком» прошла окольными тропами, мимо меня. В сторону дома Анишки старалась вообще не смотреть. И чем дольше сидела, оплакивая солеными слезами последние остатки справедливости в Новом Перепутье, тем больше понимала – нужно отсюда бежать.

Сегодня они меня чуть не снасильничали, и если бы не волк… Горло сжало спазмом. Я заставила себя расслабиться.

До чего еще может дойти?

Отец пришел на закате и застал меня, как и было. В синяках, ссадинах и с израненными ногами под нашими воротами.

– Доченька? Что стряслось… кто… это сделал? – Грозные черные брови отца свелись на переносице. Он любил меня больше всего в жизни и не раз это доказывал.

– Ренур с дружками… – Голос был слабым и подрагивал.

Грозный высокий мужчина сильно сжал челюсти и с размаху всадил топор в рыхлое бревно, служившее заменой уличной скамейки или вовсе порой выполнявшее функцию колоды.

– Он принудил тебя?.. – На отца было страшно смотреть. Сейчас в черноволосом мужчине проявлялись какие-то звериные черты. Те, которых я никогда в нем и не видела.

– Нет. Попытался… меня спас… волкодлак, пап. И самое обидное, деревенские считают, что я вру. Потому что не видели его. Хотя он стоял ко мне так же близко, как я вижу сейчас тебя!

– Подожди, а ты как его увидела? Волкодлаки – твари Троп, их так просто не рассмотреть. Только если… Где твоя линза, Виталина? – Он сузил глаза, ища на моем лице ответ на вопрос. Я устало поднялась и упрямо вздернула подбородок.

– Не знаю где. Потерялась. Пока они меня держали.

Большие ладони сграбастали мои худенькие плечи в медвежьи объятия.

– Девочка моя. Не пугай меня так. – Грудь отца вибрировала от мощного голоса. – Я уже подумал, что придется убить паршивца.

– Потом пришел староста и обвинил меня во вранье, – всхлипнула. – Давай уедем отсюда, пап? Я больше не могу тут… среди этих…

– Тш-ш… Вита. Ты и сама далеко ли ушла от них? Выучила уже тот список трав, что я тебе приготовил?

Он отстранил меня от себя и вопросительно поднял бровь. Я мучительно покраснела, признавая правоту отца. Вместо того чтобы потратить время продуктивно, я просидела несколько часов, просто пялясь в небо и страдая. Пусть даже и повод имелся, но труд – вот что могло отвлечь. И учеба. Так у меня имелась хоть какая-то слабая надежда, что отец отпустит меня обучаться в соседний город. Там имелось небольшое писарское училище. Уверена, среди каменных домов или стеллажей с книгами я почувствую себя лучше.

– Пап?

– М?

– Что теперь будет? Они видели мой глаз и не оставят нас в покое. – Я наслаждалась ощущением защищенности в руках отца.

– Плохо, что видели, но с чего им тебя преследовать? Разве ты ведьма или Отворяющая?

Медленно покачала головой. Может, я и вижу всякое, но точно не относила себя к особым людям. Здесь, в забытой Ходящим глуши, выделяться лучше не стоит.

– Вот именно. Иди во двор, скотину накорми и коров запусти, они вернулись с пастбища. – Голос отца был тверд и непреклонен. Как он не понимает, что деревенские нам теперь жизни не дадут?

Я лишь кивнула и тоскливо вздохнула. Для начала, пошла домой, ополоснулась в простом летнем душе, смывая противные чужие прикосновения. Вовсе не о таких мечтает нежное девичье сердце в восемнадцать лет… Вовсе не о них. Да и, честно говоря, о любви я думала в последнюю очередь. Больше о том, как выбраться из этого болота, куда зачем-то нас загнал отец.

Завела коров, пересчитала кур и гусей, пробежалась по двору, проверяя, все ли в порядке. Подмела мелкий мусор. Повседневные дела вытеснили плохие мысли.

– Покушаем, и ложись спать, доченька. А я поговорю со старостой… – Отец поцеловал меня в лоб, ткнувшись колючим подбородком. Еще одна его особенность – он брился каждое утро, что тоже отличало его от деревенских. Но своей привычке он не изменял.

– Пап, давай уедем? Продадим хозяйство и подадимся в город. Я обещаю, постараюсь сдать экзамены хорошо и поступлю в училище. Видеть не могу эти деревянные стены и недовольные лица…

– Нет, малыш. В городе опасно, там… слишком много острых глаз. – Папа присел на стул рядом со мной и вытащил из-за пазухи маленькую коробочку. – Тут запасная линза. Новая.

– Но пап… они же очень дорогие… Откуда?

– Тихо, малыш. Твоя безопасность прежде всего. Надевай и постарайся больше не терять.

Большая ладонь заботливо прошлась по рыжей волне, немного запутавшись в кудрях. Этот день, наконец, закончился.

А ночью в калитку постучали.