– Ты живёшь тут с кем-то? – и тут, что-то дернуло умолчать о маме. – Одна? Чья ты тогда?

Я открыла глаза и отстранилась, а мужчина поднялся на ноги. Вопрос не по правилам, и он это понял тут же.

– Спокойно, можешь не отвечать. Продолжим игру? – он вновь присел на корточки.

Я мотнула отрицательно головой и сорвалась к выходу. Схватить меня не успели, и я беспрепятственно выскочила на улицу. К Безликому игру, мне бежать надо. Задурил голову совсем!

Солнце уже не так жгло глаза, но ощущение жжения всё равно оставалось. Я мутным взглядом нашла тот самый угол в заборе и понеслась туда. Только бы не догнали. И как по насмешке Безликого за руку крепко ухватилась широкая ладонь.

– Постой. Куда ты бежишь? Скажи хоть имя, – добрый мужчина не давал добежать до заветной дверцы.

– Симанира. – тихо, на грани слышимости, прошептала.

– А на каком этаже ты жила в замке? – не отпускал меня человек.

Я пальцем указала вниз, на землю.

– Но там… в темницах нет детей! – обескураженно помотал головой мужчина.

– А меня и так нет! – фыркнула и голой пяткой ударила по ноге мужчины.

Он тут же отпустил мою руку, шипя что-то себе под нос, и я рванула в потайную дверку. Как мама и предупреждала, ход за дверкой сразу ведет вниз, и только через сто шагов выходит на поверхность. Я стала считать.

Мама не ошиблась, как и всегда: Пройдя сто шагов, я увидела просвет и выбежала на зеленую траву. Солнце уже поднялось выше деревьев, и начинало греть. Глаза болели всё сильнее, и их пришлось закрыть. Надо чуть-чуть отдохнуть.

Сколько я сидела на той полянке, не знаю, но, когда глазам стало легче, приоткрыла их и пошла на звуки города. Теперь вопрос стал за тем, как найти нужный дом. Взгляд было тяжело фокусировать хоть на чём-то и идти «вслепую» было неудобно. Осознание того, что я в городе, появилось тогда, когда мимо промчалась грохочущая телега, едва не задев меня. Вслед что-то кричал злой возничий.

Я во все глаза разглядывала дома и улицы, дороги и людей. И чем больше я видела, тем хуже понимала. Мама показывала мне на иллюзиях и воспоминаниях, каким был мой город. И сейчас, видя всё вживую… а этот ли город я видела?

На иллюзиях мамы город… цвел. Дома были сделаны из солнечных камней и дерева с опаловыми прожилками. На солнце город был похож на драгоценные пещеры, от которых невозможно оторвать глаз. На каждом участке у владельца дома был или цветущий сад, или озерцо. Дороги были вымощены красноватым камнем с чёрными прожилками, который плавно переходил в бордово-желтый песок. Именно на наших землях был такой песок, который, как, оказалось, выделяет вещества, очищающие организм от влияния чёрной магии. Наверное, именно потому сюда сбегало много магов и магических существ.

Сейчас же город выглядел… бедно. Дома выцвели и стали серо-грязного цвета, и не были видны даже прожилки дерева. Зелени почти не осталось, пару кустиков на сто метров, да и только. Дороги заросли травой, а камни покрылись грязной коркой, которую, наверное, ничем не содрать уже. А песок… драгоценный песок города, его не было видно, так как везде была грязь и мусор.

Город изменился до неузнаваемости. В том, что мама показывала настоящие воспоминания, я не сомневаюсь. И теперь… даже люди стали другими. Глаза чаще смотрят в землю, чем прямо, на людей. Одежда потеряла краски и стала блеклой, бедной.

– Мамочка… – хрипло прошептала я.

Ступая босыми ногами по не нагретому ещё камню, я с трудом вчитывалась в названия улиц. И так, полностью сосредоточившись на выцветших табличках, я совсем не заметила человека, идущего мне навстречу. Он больно схватил меня за предплечье, вздёргивая, будто хотел сделать меня выше.

– Смотреть надо, куда идёшь! – выкрикнул зло мужчина, внешность которого рассмотреть не получалось, так как он всё тряс и тряс меня.

Вокруг собирался народ, а мужчина всё кричал, и дошло уже до того, что меня обозвали воровкой. И никто мне не спешил помочь. Как мама и говорила… рассчитывай только на себя. Вот я и рассчитываю…, наверное, именно потому во мне сейчас плескалось море спокойствия, нежели страха. Боялась я только того, что могу откусить язык, если меня продолжат трясти.

– Ми… ми… ми… ми… – вежливого "Мистер" выговорить, никак не получалось.

– Что здесь происходит!? – раздался чуть рокочущий голос мужчины.

Он заворожил меня сразу. Именно таким мама и показывала мне принца в одной единственной сказке. Я во все глаза рассматривала его лицо, которое обрамляли темно-коричневые пряди, выпавшие из хвоста, нос был с горбинкой, серо-карие глаза, которые сейчас отдавали сталью. Губы были поджаты так сильно, что они превратились в тонкую линию. Но, как и говорила мама, внешность не главное. По пришедшему было видно, что он гвардеец или из гильдии, и явно занимал своё место не за красивые глазки. На перевязи висел двуручник, с кожаной перевязью у навершия. И так как вся перевязь была протерта, а на руках была наверняка огрубевшая кожа… передо мной стоял сильный человек.

– Мне повторить вопрос? – звуки вернулись, и я поняла, что меня уже и не трясут.

– А ты кто такой? – попытался огрызнуться мужчина, что держал меня. Но вот именно пытался…

– Заинтересованная сторона. Что вам сделала эта девочка? – и цепкий стальной взгляд остановился на мне.

– Обокрасть меня решила, оборванка! – вновь обрел силу голоса мужчина.

– Где доказательство? – спокойно поинтересовался, пусть будет, наёмник. На него он походил больше, чем на гильдийца.

Вот тут сразу начала и толпа рассасываться, и мужчина наконец-то отпустил мою руку. Её свело и даже пальцы с трудом двигались.

– Вы безосновательно обвинили девочку в том, что она не делала. Вы знаете, что за это полагается, – наёмник очень шустро оказался возле мужчины и, положив руку на лоб, что-то прошептал.

Прошли мгновения, и на землю мой обидчик упал кулем. На лбу расцветала красным драконья руна, что означала «Мошенник». Мой спаситель – маг. Мама говорила их избегать. И насколько бы я не испытывала симпатию к этому незнакомцу, надо бежать. Бежать, искать тот треклятый адрес. Мама просила.

Как только мысль точно сформировалась в голове, я рванула в ближайшую подворотню. Бежала сломя голову, только не учла одного. Он взрослый маг, а значит, быстрее меня. Ничего удивительного, что через три поворота я врезалась в него.

– Тебя не учили говорить "спасибо"? – держа меня за плечо, серьёзно спросил наёмник.

– Спасибо, – тихо, как привыкла разговаривать за десять лет, ответила ему.

Резко, что-то изменилось. Наёмник присел на корточки и заглянул мне в глаза, нахмурился, положил одну руку на шею, а вторую на лоб. «Вот и всё, – мелькнуло в голове, – и на меня клеймо поставят. Интересно, какое? "Лгунья" или "Беглянка"?»

Когда наёмник убрал руки, взгляд его стал задумчивым, и сосредоточенным. Только и это меня волновало в последнюю очередь. Глаза не болели, и я смогла даже посмотреть на яркий лучик солнца. А когда решила спросить, что же сделал этот маг, голос прозвучал до неузнаваемости звонко.

– Тебе лет восемь, десять от силы. Глаза привыкли к мраку, словно ты была в тёмном помещении всю жизнь, а голосовые связки настолько тонкие, что есть сомнения, что ты вообще не разговаривала. Но… на тебе стоит настолько сильный ментальный щит, что даже мне не под силу его пройти, – а вот теперь, я испугалась, и даже чувство благодарности притупилось.

– Ты так и будешь молчать? – после долгой паузы спросил наёмник.

Бежать. Мне нужно бежать. Куда? И как уйти от наёмника?

– Улица Красных фонарей, мне нужно туда, – голос опять прозвучал чисто и звонко.

– Красных фонарей… – задумчиво протянул мужчина. – Какой дом?

Я хмуро из-под растрепанной челки глянула на спасителя, и мотнула головой.

Молчание затягивалось. Грязные стены тёмного переулка, казалось, давили, а синее небо стало хмурнее.

– Ну, что же, идём, – он встал и протянул мне руку.

Я глянула на него, на руку, и вновь в его глаза, раздумывая, – он же не настолько наивен, верно?

– Не возьмёшь меня за руку, потащу за ворот тряпки, которая считается твоей одеждой, – не меняя интонаций, сказал мужчина, не опуская руку.

Я оглядела себя, а потом посмотрела на наёмника. Да, моя "одежда" больше походила на тряпичный мешок, чем на нормальную одежду.

– Я пойду рядом до улицы Красных фонарей. Не убегу, – хмуро решила, и обещание я сдержу. На этой самой улице я и сбегу! Как мама и говорила… сдерживать обещания нужно всегда, главное, правильно поставить само обещание.

Наёмник хотел что-то сказать, потом махнул рукой и сам взял меня за руку. Моя ладошка сразу де скрылась в его большой руке.

– Я обещания сдерживаю, – зло сказала, но руку не вырвала. Ей было тепло…

Мужчина хмыкнул и повел меня дальше по улице. Зрение вернулось в нормальное состояние, а город нет… такой же грязный и бедный.

Перед наёмником будто расступались, образовывая проход. Я же могла рассмотреть его ещё немного, так как шла немного сзади. Он был одет в темно-синюю рубашку, ворот которого выглядывал из-под тёмного, почти черного камзола. На ногах были черные сапоги до середины голени, в которые были заправлены прямые черные брюки, верх которых скрывался за краем камзола. Волосы, оказалось, были до ключиц.

– Вот она, твоя улица. Дом какой? – неожиданно раздался голос наёмника.

Я оглядела стертые таблички. Мы находились около двести девятого дома. До седьмого дома ещё идти и идти.

– Скажи мне номер дома, всё равно ведь не поймёшь, что написано, – поторопил мужчина.

– Почему? – вырвался вопрос, хотя я зареклась с ним говорить без надобности.

– Почему? Девочка, оглядись, это квартал драконов, здесь всё в рунах, – как несмышленой, стал объяснять.

И что, что руны? Их что, не все знают? Но мама говорила, что этому учат с детства.

– И что? – не смогла сдержать вопроса.

Мужчина открыл рот, намереваясь что-то сказать, но передумал и стал вновь задумчиво смотреть мне в глаза. У него они в такие моменты становились шоколадными…

– Прочти номер и вывеску вон того дома, – его палец указал на зеленый дом с синими вкраплениями.

Чем отличался этот район от города целиком… здесь цвели растения… много. И дома были не серые, а цветные. И дороги чище. Ноги уже саднили, и явно были все в царапинах.

– Дом двести три, «Кондитерская Вариарта», – и посмотрела на наёмника.

Вот только тот что-то явно обдумывал и на меня не смотрел совсем.

– Говори номер дома, – резко сказал, поворачивая меня к себе лицом.

И тут до меня дошло. Не сбежать. От него – никак. А бежать надо…

– Семь.

Он кивнул и быстро пошел вперед, не обращая внимания, что я спотыкаюсь, и голые ноги уже кровоточат.

Остановился, когда и я заметила номера домов с однозначными цифрами. Девятый… пятый… третий…

– Где седьмой? – спросила, когда не увидела номера.

– За тобой, – мужчина неотрывно смотрел мне за спину. Поворачивалась медленно, предчувствуя беду.

Не ошиблась. Не знаю, как не заметила этого. Дом… его не было. Только черное пепелище, где не осталось ничего. Ноги резко перестали держать, и я осела на землю. Совсем как тот мужчина, что получил клеймо от наёмника.

Я смотрела на черные развалины и не знала, что делать. Мозг ещё не дошел до того, что если план «А» провален, то пора переходить к плану «Б».

Нет того, к чему бежала. Этого просто нет. Кодовая фраза, что прочно засела в голове… она бесполезна. Это ответ на вопрос, который мне не зададут. "Какой сегодня день?" – должна была услышать, и ответить:

– Virea zo an di vi ag. – вырвалось тихим шепотом.

"Восстание мира из пепла изгоев". Кто же это придумал…

– Вставай, – раздался голос за спиной.

– Уходите.

– Вставай. Или мне тебя силой поднять? – не отставал наёмник.

– Вы не слышали? Уходите! Я сама справлюсь! – в ногах появилась сила, и я, встав, повернулась к мужчине. – Я справлюсь сама, – повторила тихо и пошла по улице.

Голова стала работать, пережив душевную боль разочарования, и запасной план всплыл настолько чётко, будто он осязаем. Мне нужно было в северный город Равен, где набирают на обучение магии. Мама говорила, что она у меня точно есть. Этот план был вторым, потому как тут были нюансы: добирать до города пешим ходом два месяца. Это первое. Мне десять лет. Это второе. И третье… на обучение принимают с семнадцати, когда просыпается сила.

Мама говорила, что в этом случае мне надо найти работу где-нибудь в городе и выживать… До поступления у меня семь лет. И эти семь лет мне надо не только прожить, работая, но ещё и учась. Знание – сила, и способ выжить там, где без них погибнешь.

– И куда ты собралась? – послышался усталый голос наёмника за спиной.

Мотнула головой, скрестила руки на груди и продолжила идти. Не хочу я разговаривать с ним, как он не поймёт? Глупый взрослый!

– В дальнюю дорогу собралась? – теперь в его голосе слышался смех.

Любопытство брало верх над разумом, и я оглянулась. Улыбался. В первый раз. У него теплая улыбка.

– Ну, поговорим? – и он присел на лавочку, что стояла слева от нас.

Мама меня учила строго, и я понимала, что одной без одежды и еды не выжить. Да, мне десять лет и в моём возрасте дети и не думают о последствиях. Но мне нельзя о них не думать. Именно потому я присела на ту же лавочку, только так, чтоб он не мог до меня достать.

– Давай начнём с простого, хорошо? – чуть подумав, кивнула, соглашаясь с его словами. – Как тебя зовут?

«Сима, запомни, тебя зовут не Симайла. За такое имя могут убить, слишком созвучно с именем твоего отца. Для чужих, ты – Симанира. Но прошу, не забудь, чья ты дочь, и как твоё настоящее имя» – прозвучали слова мамы, будто наяву.

– Симанира.

– Меня Инарэм. – кивнул наёмник. – Сколько тебе лет?

– Десять, – отвечала осторожно, ожидая подвоха. Да и видела я, как он подбирается ближе.

– А мне двадцать семь, – и тут, будто опомнившись, он протянул мне руку. – Пожмешь?

Обычный жест приветствия. Мама учила. Но рукопожатие – жест приветствия равного. Девушек приветствуют, целуя внутреннюю сторону запястья. Если чин двух мужчин разный, то тот, кто «выше», просто кивает, а тот, кто «ниже» чуть наклоняет корпус. Я пожала руку, тем самым запутав Инарэма. Зная маргенский, и не зная простого правила, о которых могут не знать разве что крестьянки.

– Как зовут твоих родителей? – решил не заострять внимания, на не состыковках наёмник.

– Не отвечу, – хмуро глянула на мужчину, и на то, что он сократил уже половину расстояния.

– Они каины?

– Нет! Отец умер до моего рождения, а мама… она пропала, – и только сейчас, в этот момент поняла – я могу больше не увидеть маму. Никогда.

На глаза навернулись слезы, и я, неотрывно смотря на растерявшегося наёмника, чувствовала, как катятся слезы. Я осталась одна. Встала быстро, до того, как рука наёмника коснулась моих волос. Я развернулась и быстро пошла, куда глаза глядят, пока ещё видят. Слёзы застилали всё, и я совсем не заметила камень на дороге, о который споткнулась и упала.

Подтянув под себя колени, уткнулась в них носом и тихо плакала. Хотелось к маме, чтоб не болели ноги и вообще куда-нибудь в тепло. Хоть солнце уже и стояло в зените, оно почти не грело, так как листья на деревьях уже опадали, и скоро должна была прийти холодная пора года.

Неожиданно, на плечи легли тёплые руки и потом меня подняли и прижали к груди. Широко распахнутыми глазами посмотрела на наёмника, который неспешно куда-то пошел со мной на руках. На меня он не смотрел, оглядывал только улицу и прохожих, которые странно косились на него. А мне… мне стало тепло.

– Куда вы меня несете? – решила задать вопрос, когда глаза начали слипаться.

– К себе. Спи, – и неожиданно, поддавшись его словам, веки закрылись, и я провалилась в сон.

Возражения остались неуслышанными, и я спокойно спала. Но даже через сон, я понимала, что делаю неправильно. Мама говорила, ни с кем не разговаривать, и ни к кому не ходить. А я пошла. Мама будет ругаться, если увижу её ещё раз.

Чуткость сна, выработанная с рождения, дала о себе знать, когда наёмник положил меня на диван. Глаза сразу распахнулись, и я села, подозрительно глядя на мужчину. Только долго это не продолжилось. Взгляд притягивало то место, где мы оказались. Тёмно-зеленые стены с витиеватым рисунком, деревянный резной столик, стол и стулья, пару кресел из неведомого мне материала. Тут было просторно, много света и много вещей. Диван, на котором я лежала, был мягким и удобным. Неужели, на таком спят все люди? А мы с мамой спали на соломе…

Погрузившись в рассмотрения комнаты, я совсем не заменила, как ушел и уже успел вернуться наёмник с чем-то в руках. Он сел около моих ног и стал на столике раскладывать принесенные вещи.

– Почему ты сразу не сказала, что ты поранила ноги? – он на мгновение отвлекся от своего занятия и глянул на меня, я только скептически посмотрела в ответ. А что ещё будет, если только бегать с голыми ногами?

Он взял одну мою ногу, и я с опаской стала наблюдать за его движениями и действиями. Белая пушистая вещь в его руке была смочена чем-то резким, и когда он стал протирать ступни, защипало так, что слёзы из глаз брызнули. Но вырвать ногу не получалось. Я дергалась, пыталась вырваться, но не получалось, наёмник держал крепко. Когда он закончил протирать одну ступню, он подул на неё и боль начала отступать. Потом такое повторилось и со второй ногой, и я тоже пыталась вырваться. После, он их перебинтовал чем-то мягким и белым, а потом надел…

– Что это? – спросила, с удивлением тыкая пальцем в ткань.

– Носки, – осторожно ответил мужчина. – Ты не видела носков? – казалось, его удивление не знало границ.