Отец задумчиво встал и пошел к двери. Остановился, обернулся и продолжил свою мысль. Я до сих пор так люблю делать: прокрутить часть мысли в голове и потом выдать ее вторую часть вслух.

– Знаешь, дочка, какая самая крепкая валюта сегодня?

– Какая?

– Ну знаешь же, чего задаешь глупые вопросы?

Я знала, конечно же. После кризиса 1998 года, когда доллар вырос заметно, а гривня упала, я все прекрасно понимала. Папа перебил ход моих мыслей…

– … никогда не храни деньги в гривне. Всегда меняй на доллар.

– Почему?

– Потому что Украина еще не встала на ноги. Должно пройти время, прежде чем эта страна станет сильной. А пока ее позиции ослаблены – меняй. Всегда меняй и никогда не держи в национальной валюте. Здесь будет еще не один кризис, прежде чем страна станет на ноги. Каждый кризис будет тяжелым.

– Было бы что держать, – задумчиво произнесла я. – А как спрогнозировать кризис?

– Если бы кто-то это знал и понимал, то кризисов вовсе не было бы. Возможно, твои дети или внуки будут жить в лучшие времена, чем мы. Но главное, чтобы не было войны. В России война с Чечней – вот это страшно! Страшно, когда убивают людей, и все это подкашивает экономику страны и настроения людей…

Я плохо понимала, о чем он говорит. Точнее, тогда я не задумывалась об этом глубоко, возможно, в силу своего возраста.

– Знаешь, если будешь работать как я… – начал свою мысль отец, но тут же оборвал ее. – Хотя лучше работать в свое удовольствие, а не как лошадь. По крайней мере, девочки рождаются не для того, чтобы вкалывать. Для этого существуют мужчины, – еле заметно улыбнулся отец.

– Так что, вообще не работать?

– Нет, почему? Работать… Кем ты хочешь стать? Дизайнером одежды?

– Да, – твердо сказала я

– Ну вот, учись в своей художественной школе, затем поступай в институт, учись на дизайнера. Хотя я лично считаю, что дизайнер интерьеров лучше, чем дизайнер шмотья, но это тебе решать…

– … учись и?

– Учись и работай в свое удовольствие. Не нужно загонять себя в работу от заката до рассвета. Нужно уметь и работать, и отдыхать. Иначе когда жить?

– Это точно, – улыбнулась я и уткнулась в тетрадку с домашним заданием.

Отца я сильно любила. Мне в нем нравилось все – красота, ум, любовь к жизни. Любовь ко мне. Правда, в последние годы его жизни с мамой они стали все больше ссориться, и он уходил в себя. Приходил ко мне в комнату и слушал какой-то шансон «А белый лебедь на пруду…» по кругу раз десять. Это была, по-моему, единственная песня в таком стиле, которую он слушал. Как-то мы начали спорить с ним касательно Земфиры. Мне было четырнадцать лет, когда я впервые услышала ее альбом «Ромашки». Из-за любви к ее песням я и взялась за гитару, чтобы научиться их играть. Хотя до этого отец пытался меня научить, но мне было не интересно.

апрель, 2001 год (город N, Украина)

Виктор Цой «Кукушка»

Виктор Цой «Перемен»

Земфира, альбом «Прости меня моя любовь»

ДДТ «Актриса весна»

Чайф, альбом «Давай вернемся»

Би-2, альбом «Би-2»

Очень давно я поняла, что я никогда не смогу остановиться. Наверное, это закладывается в характере и в темпераменте человека. Быть может, я просто не могу представить себя не делающей чего-то, не бегущей куда-то. Но! Иногда я не хочу никуда бежать, никому звонить. Я не хочу спешить. Я устаю, как пружина, которая постоянно в движении: она то вытягивается, то сжимается. По законам физики, пружина не перестанет делать свои механические движения, пока не лопнет. Туда-сюда, туда-сюда. Иногда я хочу остановиться, но это просто невозможно в моем случае. Я сразу же хватаюсь за телефон, начинаю думать и анализировать, почему же у меня один звонок в день, а не сто?! «Боже мой! – проносится у меня в голове, – я что, никому не нужна?!» Когда привыкаешь к быстрому ритму, очень сложно все поменять. Остановиться на какое-то время, чтобы потом уверенно идти дальше, остановиться, чтобы спокойно подумать, пофилософствовать, помедитировать… Я такая многозадачная! Миллион вопросов в день, все нужно успеть сделать, к ночи голова идет кругом и разрывается мозг. Для него это огромная нагрузка. Но и отличная подпитка.

– Ты только что играла Цоя? – заглянул отец в комнату.

– Нет, – я перестала играть на гитаре и отложила ее.

– Ну как нет, если это Виктор Цой, песня «Кукушка».

– Нет, это Земфира, песня «Кукушка».

– Вообще-то это песня Цоя.

– Да, но она его песню перепела.

Ай, зря я это сказала! Отец терпеть не мог кавер-версии. Это его злило и раздражало:

– Она свои бы песни пела.

– Так поет! – начала я защищать Земфиру.

– Что она там поет? «Ты стучала в дверь открытую, я молчала, как убитая…» и еще клип, где лицо ей зарисовали. Ужас! И ты это слушаешь? Ты же слушала нормальные группы: Beatles, Deep Purple, Queen, Ария, Наутилус, Алиса, Цой, Аквариум, Чайф… – папа перечислил еще с десяток рок-групп.

– Так я слушаю и их. Просто Земфира – это что-то новое такое… Интересное.

– Знаешь, когда я учился играть на гитаре в восьмом классе, никаких Земфир не было! – раздраженно заметил отец.

– Так были другие… ДДТ, Алиса, Машина Времени – твои любимые.

– Да! Вот я играл в группе на гитаре и пел на дискотеках, и все под эти песни танцевали.. А сейчас что… Во-первых, попсы много. Откуда она вся вылезла? Во-вторых, есть же старые группы, чего бы на них не ровняться. Можно же подобрать аккорды к песне, допустим, «С причала рыбачил апостол Андрей», – отец пропел пару строк из песни Наутилуса.

– Так я это все знаю. Но надоедает слушать одно и то же! И петь одно и то же. Если появляется что-то новое, то почему бы не купить кассету и не послушать… ДДТ, Алиса тоже когда-то были новыми группами! Не нужно быть таким консервативным, пап!

– Кассеты-ы… – хмыкнул отец. – Я вот, кстати, чего заходил: завтра идем музыкальный центр покупать. Хватит эти кассеты слушать и ручкой перематывать на любимые песни…

– Музыкальный центр! – крикнула я. – Класс!

– Да, тебе музыкальный центр, а маме утюг… Кстати, какой утюг ей выбрать, не знаешь?

– Не знаю, какой-то, чтобы гладил, а не мял одежду, с паром, из этих, новых. (Я гладить никогда не умела, не любила, потому так и не научилась. В итоге у меня муж гладит, и все счастливы.) А чего бы тебе у мамы не спросить?

– Здрасте, это сюрприз, причем тут мама. Зачем портить сюрприз? – нахмурился отец.

– Так она же знает, что ей утюг нужен, она и будет его ждать от тебя, – протянула я.

– Может, и будет, но она еще ждет от меня кожаное пальто, сапоги и платье. Но утюг сейчас важнее. Старый же сломался, и уже невозможно починить. Я разбирал несколько раз… Ему столько лет, сколько мы с нашей мамой женаты.

Папа всегда в говорил «нашей», «нас», «мы» и никогда – «с твоей мамой».

Он встал с дивана, напевая себе что-то под нос, но потом оборвал мелодию и сказал:

– Ну, ты поняла про Земфиру? Земфира Земфирой, но ты Шевчука подбери, что ли… Или «Наутилуса», из раннего. Но, знаешь, я ее уважаю немного. Она же сама пишет тексты и музыку. Это важно. Важно, чтобы музыка шла из сердца. Ты тоже начни что-нибудь писать.

– Я? – я вопросительно посмотрела на отца.

– Ты, конечно! Тут, кроме тебя, никого нет.

– Так я не умею писать. Только картины. Я же на художника учусь, а не на поэта или композитора.

– А ты попробуй. Что там писать-то? Написала четыре строчки – вот тебе и куплет, подобрала под него музыку. Потом написала развитие к куплету – получился припев. Делов-то… А белый лебедь ту-ту-ту, качает падшую угу… – снова начал насвистывать отец.

3 июля – 10 июля, 2002 год (Россия, Москва)

7Б, альбом «Молодые ветра»

Земфира «ПММЛ»

Чайф «Время не ждет»

Этим летом отец пригласил меня и маму в Москву. Мы никогда не были там всей семьей. Один раз я летала в Москву с мамой, когда мне было четыре года, но помнила я это очень смутно. В этот раз папа смог взять отпуск на неделю и позвонил нам, чтобы мы приезжали.

Мы с мамой сели в поезд в три часа дня, и только к вечеру следующего дня добрались до Москвы. Папа стоял на перроне. Что-то поменялось в его лице – он был грустным, уставшим и выглядел старше своих лет.

Отец зашел в поезд, чтобы помочь нам с сумками – мы набрали столько вещей, будто переезжали сюда насовсем. Люди мелькали перед глазами, и я не могла сфокусироваться. На вокзале было грязно и воняло бомжами. В зале ожидания на стульях полулежали алкоголики. Рядом с ними стояли пустые бутылки из-под дешевой водки. К ним подходила милиция и выгоняла с насиженных мест. Такой меня встретила Москва.

«Фу, какая жесть!..» – подумала я, – и это столица России».

Мне не хватило бы литературных слов, чтобы описать мое смятение и раздражение.

– Пойдемте, нам нужно купить билеты на электричку, и через сорок минут будем на месте, – сказал отец, взвалив на себя две тяжелых сумки.

Я шла за ним и смотрела вокруг. В пятнадцать лет я носила расклешенные джинсы, обтягивающие майки и футболки, а также много тонких браслетов на руках – деревянных и кожаных. На голове у меня была бандана с надписью «Nirvana». На плечах – черный рюкзак, на котором я сами серебристыми маркерами сделала надписи любимых групп.

Папа купил билеты на электричку, но нам нужно было подождать час, потому что одна только что уехала. Мы с мамой не нашли мест ни в зале ожидания, ни на перроне и сели прямо на наши сумки.

– Вы есть хотите? – папа достал кошелек. – Давайте куплю что-то?

– Мне воды, – сказала мама.

– И мне, – повторила я.

– Шаурму будете?

– Шаурму? – мы с мамой недоуменно посмотрели на него.

– Шаурма – это лаваш, в который завернуто мясо, морковь, лук, и все это в каком-то соусе, – уточнил папа.

– А оно острое? – переспросила мама. Ей нельзя было острого после операции.

– Нет, можно попросить без горчицы.

Папа вскоре вернулся, принес воду и три шаурмы. Когда я доедала последний кусок, приехала электричка. Мы заняли свои места, и я достала кассетный плеер, который папа подарил мне на день рождения год назад.

– Что слушаешь, дочка?

– Да вот, подруга дала кассету группы «7Б»…

– Это что-то новое? Я таких не знаю…

– Да, только вышел их первый альбом. Новая группа. Хочешь послушать?

– Давай, одну песню послушаю.

Папа внимательно слушал минут пять, а потом сказал:

– Ну, такие ничего ребята, вокал запоминающийся, хорошие тексты и музыка. Неплохой такой поп-рок.

– Поп-рок? – удивилась я.

– Ну конечно, не рок же, – спокойно сказал папа на мой возглас.

Мама смотрела в окно и молчала. Мы с папой продолжали разговаривать о музыке. Потом в вагон зашли музыканты, и папа бросил им несколько рублей в шляпу. Они остановились возле нас и спели песню группы «Чайф».

– У вас гитара расстроена, ребята, – сказал папа.

– Да? – удивились музыканты.

– Ну, я смотрю, она у вас старая, не держит строй просто. Или струны попробуйте поменять.

Музыканты в смятении спрятали гитару в чехол и сели напротив нас на свободные места. На их лицах читалась усталость. Вообще на лицах всех москвичей читалась усталость. Лица цвета земли, пустые безразличные глаза… И все сидят с сумками в обнимку. Там нельзя иначе, потому что количество краж сумок, кошельков, документов и других личных вещей просто зашкаливало, особенно в городском транспорте, где всегда было многолюдно – толпы зевак-туристов, подростков, студентов, спешащих на учебу, служащих… У меня снова начало рябить в глазах. Голова закружилась от этой серой массы людей.

– На следующей станции выходим, – сказал нам папа, пожав руки музыкантам.

Мы вышли, и оказалось, что еще двадцать минут нужно ехать автобусом. Папа работал в каком-то небольшом городке в Подмосковье. Ему не нужно было каждый день ездить в Москву. Я не представляю, как ездили люди два раза в день на работу или учебу. По три-четыре часа пути! Можно было сойти с ума…

Автобус будто целую вечность трясся на кочках – дорога была не асфальтирована – и наконец-то мы вышли на остановке. От нее метров триста – и вот он, дом, в котором жил отец. Здесь было три комнаты, кухня, туалет и душ на улице. Мы прожили там неделю. Я проводила каждый день в Москве с утра и до вечера, потому что хотела попасть на Красную Площадь, в Третьяковскую галерею, Пушкинский музей. А потом мне очень сильно захотелось обратно в Украину. Мне нравились большие города, но это мог быть Харьков, Киев, Николаев, Запорожье, Одесса, Кривой Рог, Днепропетровск и другие, но никак не Москва. За неделю я устала там настолько, что, вернувшись домой, приходила в себя дней пять.

Отец провожал нас на вокзале. Тогда я видела его в последний раз. Мы много говорили, потому что до поезда оставалось почти три часа. Мама у нас вечно торопилась и боялась опоздать, потому всегда приезжала заранее. Так было и в этот раз. Мы приехали в жару в четыре часа дня, хотя поезд был в семь вечера. Сидели в духоте и вони московского вокзала. Бомжи спали на лавочках, цыгане ходили просили милостыню. Кто-то читал газеты, кто-то ел бутерброды – изо дня в день одно и то же. Москва поглощала людей, предварительно запихнув их в мясорубку жесткой жизни, где каждый искал себе место под солнцем, расталкивая окружающих локтями в метро, и мог вцепиться в любого, кого посчитал своим соперником. Это вам не украинцы – добрые, милые, отзывчивые люди. Они всегда мягче боролись за свои идеи и свободу. Здесь же, в многомиллионном городе, некогда было думать про доброту и заботу о другом. Здесь люди выживали на каждом квадратном метре. Поэтому у них были такие серые лица и такие отрешенные взгляды.

– Папа, почему ты такой грустный? – спросила я.

– С чего ты взяла, дочка? – он сделал вид, что не очень понял вопрос.

– Пап, ну меня-то можно не обманывать. Я же вижу.

– Знаешь, дочка, я уверен, что ты вырастешь прекрасным человеком. Сказать почему?

– Почему?

– Потому что мы с мамой растили тебя в любви. И вообще ты плод нашей большой любви. Это важно, запомни. Все должно быть только по любви. Это природно и естественно.

– Хорошо, я запомню.

– И еще я хочу, чтобы ты знала, что я тебя сильно люблю. Ты самая красивая, самая умная и будешь успешной, я уверен в этом.

– Спасибо, папа, очень приятно такое слышать… – растерялась я и не нашлась, что еще сказать в ответ.

– Знаешь, мы с мамой в последнее время очень много ссоримся. Это все от недопонимания, переутомления от быта и погасших чувств. Я уже много лет живу отдельно от вас, работаю здесь и приезжаю к вам три-четыре раза в год на несколько недель. Для мужчины это сложно, а для женщины – невыносимо. Но если они любят друг друга… Я думаю, что быт давно стер все то светлое, что было у нас с твоей матерью. Сейчас остались только обязанности… мои перед вами.

– Пап, не говори так! Просто сейчас сложное время. Наоборот, нужно друг друга поддерживать.

– Послушай, дочка, сложное время будет всегда. Поверь мне. Мой отец умер, когда я учился в десятом классе. Тогда для меня тоже было сложное время – и младшая сестра на руках. Я научился готовить, стирать, убирать и носки штопать. Ты уверена, что в 2005-м будет не сложное время, или в 2008-м? Или в 2014-м? Будет разное, но ты должна понимать одно – многое зависит от человека, группы людей, большой группы людей.

– Но я девочка еще… Мне пятнадцать лет всего. А ты уже рассказал на десять лет вперед!

– Да какая ты девочка, ты так быстро выросла, я и оглянуться не успел, а у тебя в следующем году одиннадцатый класс! Время летит быстро – не угонишься. Потом институт, работа, парни, муж, дети… У тебя еще много всего впереди.

– Ну а ты-то почему такой грустный? Потому что я выросла?

– Да, понимаешь, я все это время, с пяти твоих лет и до сегодня, провел за работой в другой стране. После развала СССР, сама знаешь, работы в нашем маленьком городе не было. Здесь же все стремительно развивалось, и можно было найти работу. А ведь, казалось бы, еще недавно тебе был месяц, и я тебя сам купал и пеленал, мама наша долго боялась тебя купать, наверное, месяцев до восьми. А в три года я возил тебя в садик на велосипеде, заплетал кривые косички, одевал платья… А ты выросла так быстро, не успел оглянуться.

Папа замолчал и отвернулся. Мне показалось, что он даже смахнул слезу. По крайней мере, его глаза блестели. Я понимала, что его психологическое состояние на грани. В свои сорок четыре он потерял вкус к жизни и больше не хотел бороться. Просто был готов плыть по течению. Выплывет – хорошо, утонет – ну и ладно. У меня побежали мурашки по коже. Я сдержала себя, чтобы не заплакать. После долгой паузы, отец снова заговорил:

– То, что ты закончишь школу на «отлично», поступишь в институт, потом закончишь его и найдешь работу, я уверен. Но ты пойми одно – тебе нужно быть честной, в первую очередь, с собой. Я честно прожил эту жизнь. Честным путем, вкалывая, как лошадь, заработал на квартиру, машину, наш отдых на морях, который не все себе могут позволить. Я старался максимально объективно смотреть на все происходящее. Но твоя задача еще сложнее. По характеру ты человек, который будет метаться, бегать, прыгать, спотыкаться, но получать желаемое и достигать максимального результата. Очень сложным путем.

– Ну и что в этом плохого? – удивилась я.

– В получении желаемого нет ничего плохого, просто хотелось бы, чтобы тебе в жизни все давалось гораздо проще, чем мне. Но мышление у тебя другое… Не знаю я… Просто будь всегда собой.

Папа смотрел сквозь меня. Впервые мне не нравился этот диалог. Я крепко его обняла. Разговор для меня был очень тяжелым. Как будто отец пытался за этот час сказать мне что-то важное, а я не до конца понимала его. У меня началась паника. Папа итак был последнее время более закрытый, чем обычно. А тут такие серьезные разговоры о смысле жизни. Словно он доживал последние дни…

С тяжелым сердцем я села в поезд. Папа стоял возле окна поезда и махал мне рукой. Я два раза выбегала из поезда, обнимала его и целовала. Ночь в пути я проплакала. Мама молчала и ничего у меня не спросила.

23 Июля, 2002 (город N, Украина)

Pink Floyd, альбом «The Wall»

Apocalyptica

Чайф «За полшага»

Дельфин «Ткани»

Пикник «Я пущенная стрела»

Михей и Джуманджи «По волнам»

Avril Lavigne «Complicated»