Глава 4

Четыре дня спустя я отправился в Леконфилд-хаус на отборочную комиссию. Перегородка из матового стекла в нише отодвинулась, и пара глаз внимательно изучила меня. Хотя я был знакомым лицом, у меня все еще не было пропуска. Я терпеливо ждал, пока полицейский звонил в офис Камминга, чтобы организовать мое сопровождение.

– Значит, сегодня к генеральному директору, сэр? – спросил он, нажимая на кнопку вызова лифта. Железные ворота с тяжелым грохотом отъехали в сторону. Это был старомодный лифт, приводимый в действие рычагом на латунной коробке. Он лязгал и со свистом поднимался по зданию. Я считал этажи, проползая мимо, пока мы не добрались до пятого, где располагались офисы высшего руководства МИ-5.

Пройдя немного по коридору, мы свернули в большую прямоугольную комнату, в которой размещался секретариат генерального директора. Он выглядел точно так же, как любой другой офис в Уайтхолле: секретарши, знававшие лучшие дни, твидовые костюмы и щелкающие пишущие машинки. Только массивные сейфы напротив окна выдавали это место. В середине дальней стены комнаты находилась дверь в кабинет генерального директора. Длина внешнего офиса была специально рассчитана на то, чтобы помешать любому незваному гостю. Это давало генеральному директору время активировать автоматический замок на его двери, прежде чем кто-нибудь смог ворваться внутрь. Когда над его дверью загорелся зеленый огонек, секретарша сопроводила меня через огромное пространство и впустила внутрь.

Кабинет генерального директора был светлым и просторным. Антикварная мебель из орехового дерева и кресла с кожаными спинками делали его больше похожим на Бонд-стрит, чем на Уайтхолл. Портреты трех предыдущих генеральных директоров сурово смотрели через комнату с одной стены. С другой стороны за полированным столом для совещаний сидел полный состав Совета директоров МИ-5. Я узнал Камминга и Холлис, но остальные были мне незнакомы.

Генеральный директор, сэр Дик Голдсмит Уайт, пригласил меня сесть. Я встречался с ним раньше во время одного из многочисленных визитов в офис Камминга, но я не мог притворяться, что хорошо его знаю. По иронии судьбы, он также учился в Бишоп-Стортфордском колледже, где установил рекорд в беге на милю, но это было задолго до меня. Он был высоким, худощавым, со здоровыми чертами лица и острым взглядом. В нем было что-то от Дэвида Нивена, те же безупречные английские манеры, непринужденное очарование и безукоризненное чувство стиля в одежде. Действительно, по сравнению со своим коллегой он был просто неотесанным.

Когда мы сели, он начал интервью на официальной ноте.

– Я слышал, вы хотите присоединиться к нам, мистер Райт. Возможно, вы могли бы объяснить свои причины.

Я начал с объяснения некоторых вещей, которые я уже сделал для Службы. Я подчеркнул, как ранее сделал Каммингу, что для меня невозможно сделать больше, если меня не пригласят внутрь и не будут полностью доверять.

– Я думаю, что говорю от имени всех моих директоров, – ответил он, – когда заверяю вас, что мы не рассматривали бы возможность привлечения ученого, не предоставив ему доступ, необходимый для выполнения работы. Вы будете полностью проинструктированы.

Камминг кивнул.

– Однако, – продолжал Уайт, – я думаю, мне следует прояснить, что Служба безопасности не похожа на другие департаменты Уайтхолла, с которыми вы, возможно, знакомы. Если вы присоединитесь к нам, вы никогда не будете иметь права на повышение.

Он объяснил, что поступают на контрразведывательную службу, как правило, в более старшем возрасте, чем на государственную, следую установленной схеме карьерного роста, включающей подготовку общего офицерского состава в самых разных подразделениях МИ-5. Немногие из этих рядовых офицеров сделали следующий шаг к ограниченному числу должностей старшего офицерского состава (помощника директора), и еще меньше имели реальные шансы претендовать на одну из шести директорских должностей. Поступив на должность старшего офицера для выполнения узкоспециализированной работы, я фактически исключил любые шансы на директорство. Я откровенно сказал собеседнику, что, поскольку по натуре я был исследователем-одиночкой, а не одним из боссов, меня это нисколько не беспокоило.

Мы кратко поговорили об интеграции с Уайтхолл, которая, по моему мнению, требовала срочного внимания в технической области, и через двадцать минут вопросы начали иссякать. Наконец, Дик Уайт подвел итог.

– Мое мнение, мистер Райт, заключается в том, что я не уверен, что нам нужно такое животное, как вы, в Службе безопасности, – он сделал паузу, чтобы произнести свою кульминационную фразу. – Но если вы готовы попробовать, то и мы готовы.

Скованность растаяла. Другие члены правления встали из-за стола, и мы поболтали несколько минут. Когда я уходил, Дик Уайт поманил меня к своему столу в дальнем конце комнаты.

– Питер, я собираюсь назначить тебя в A2 к Хью Уинтерборну, и, очевидно, Малкольм будет отвечать за выполнение заданий, но я сказал ему, что, по-моему, ты будешь тратить большую часть своего времени на вопросы филиала D – советскую проблему, – он слегка побарабанил пальцами по своему настольному ежедневнику и посмотрел в окно в направлении комплекса советского посольства в Кенсингтоне. – Мы пока никак не выиграем эту битву, – он захлопнул дневник и пожелал мне удачи.

После обеда я вернулся на пятый этаж, чтобы пройти обычное собеседование с директором по персоналу Джоном Марриоттом. Во время войны Марриотт служил секретарем Комитета по борьбе с двойными преступлениями, органа, ответственного за выдающийся успех МИ-5 в военное время – вербовку десятков двойных агентов внутри нацистской разведки. После войны он служил в службе безопасности на Ближнем Востоке (SIME), прежде чем вернуться в Леконфилд-хаус. Он был доверенным чиновником.

– Просто хотел поболтать – несколько личных деталей, что-то в этом роде, – сказал он, продемонстрировав характерное масонское рукопожатие. Тогда я понял, почему мой отец, который также был масоном, косвенно упомянул о вступлении в братство, когда я впервые обсудил с ним работу на МИ-5 полный рабочий день.

– Нужно убедиться, что ты не коммунист, ты понимаешь.

Он сказал это так, как будто подобное было невозможно в МИ-5. За несколько недель до окончательного подхода Камминга я узнал, что отставной полицейский, прикрепленный к секретариату генерального директора, навел справки обо мне в компании Marconi. Но, кроме этого интервью, я не подвергался никакой другой проверке. Действительно, хотя это был период, когда МИ-5 устанавливала строгие программы проверки по всему Уайтхоллу, только в середине 1960-х годов в МИ-5 вообще была введена какая-либо систематическая проверка.

Стол Марриотти был пуст, и я предположил, что интервью записывалось на пленку для включения в мой послужной список. Он отнесся к сеансу достаточно серьезно, но задал всего несколько вопросов.

Я сказал ему, что ненавижу нацизм и коммунизм. Мы перешли к моей личной жизни. Он ходил вокруг да около, пока наконец не спросил:

– Случайно, никогда не был педиком?

– Никогда в своей жизни.

Он внимательно изучал меня.

– К вам когда-нибудь обращался кто-нибудь с просьбой выполнить тайную работу?

– Только вы.

Он попытался рассмеяться, но это явно была фраза, которую он слышал тысячу раз прежде. Он отпер ящик своего стола и дал мне анкету для заполнения с указанием сведений о ближайших родственниках. Я прошел проверку. Неудивительно, что Филби, Берджессу, Маклину и Бланту далось это так легко.

Прежде чем официально присоединиться к A2 в качестве научного сотрудника, я прошел двухдневную подготовку вместе с молодым офицером, поступившим в МИ-5 из университета. За программу обучения отвечал жесткий, деловитый офицер по имени Джон Какни. Мы хорошо ладили. Какни мог быть откровенно груб, но вскоре я понял, что он просто устал приводить в форму молодых рекрутов МИ-5, как правило, низкого уровня. Он в корне отличался от среднего офицера МИ-5. Он отказался подчиняться монотонности темной одежды в тонкую полоску, предпочитая более смелый стиль. Какни был самостоятельным человеком и имел широкие горизонты за пределами офиса. Для меня не было неожиданностью, когда он покинул МИ-5, чтобы продолжить успешную карьеру в бизнесе, сначала в Victoria Investments, а позже в Crown Land Agents и в качестве председателя Администрации Лондонского порта. Сегодня сэр Джон Какни является председателем Westland Helicopters.

Какни начал наше обучение с обычной лекции о правовом статусе МИ-5.

– У нее его нет, – прямо сказал он нам. – Служба безопасности не может иметь обычный статус департамента Уайтхолла, потому что ее работа очень часто связана с нарушением приличий или закона.

Какни описал различные ситуации, такие как проникновение в помещение без ордера или вторжение в частную жизнь человека, в которых может возникнуть дилемма. Он ясно дал понять, что МИ-5 действовала на основе 11-й заповеди – «Ты не должен быть пойман» – и что в случае задержания управление мало что могло сделать для защиты своих сотрудников. Он описал, как осуществлялась связь с полицией. Они были готовы помочь МИ-5, если что-то пойдет не так, особенно если обратиться к нужному человеку. Но между двумя организациями существовали очень определенные трения.

– Специальный отдел хотел бы быть нами, а мы не хотим быть ими.

Какни передал нам текущий внутренний каталог МИ-5 и объяснил, как была организована Служба. Существовало шесть управлений: Отделение A занималось ресурсами; Отделение B было отделом кадров; Отделение C контролировало систему охраны и проверки на всех правительственных объектах; Отделение D занималось контрразведкой; Отделение E управляло британской разведкой из все еще длинного списка колоний и отвечало за кампании по борьбе с повстанцами в Малайе и Кении; и, наконец, отделение F было империей внутреннего наблюдения, что в основном означало слежку за Коммунистической партией Великобритании и особенно за ее связями в профсоюзном движении.

Какни немного рассказал о сестринской службе, МИ-6, или SIS (Секретная разведывательная служба), как ее чаще называли в Уайтхолле. Он дал нам стандартный справочник МИ-6 и рассказал об очень немногих отделах, с которыми МИ-5 поддерживала регулярную связь. На практике это сводилось к отделу контрразведки МИ-6 и небольшому исследовательскому отделу, занимающемуся делами коммунистов, хотя это последнее было ликвидировано вскоре после того, как я присоединился к МИ-5. Какни был старательно уклончив в своих комментариях, и только позже, когда я начал налаживать собственные связи с техническими специалистами МИ-6, я осознал глубину антипатии между двумя службами.

По истечении двух дней нас сфотографировали и выдали наши пропуска МИ-5. Затем Какни представил полицейского особого отдела в отставке из отделения С, который прочитал нам лекцию о секретном делопроизводстве. Нам сказали ни в коем случае не выносить документы из офиса. Всегда проверять, чтобы наш стол был очищен от всех бумаг, а двери заперты, прежде чем выходить, даже если всего на десять минут. Мне также выдали мой кодовый номер сейфа и сказали, что дубликат номера хранится в сейфе генерального директора, чтобы руководство могло получить любой документ в любое время дня и ночи из сейфа офицера. Все это было разумно, но я не мог не противопоставить это неадекватности проверки.

После первой недели Какни провел меня в кабинет, который был пуст, если не считать магнитофона на столе. Он достал из шкафа несколько больших катушек с пленкой.

– Вот, – сказал он, – с таким же успехом ты можешь получить это из первых уст!

Сюжет аудиозаписи был напечатан на катушке. «Краткая история британской службы безопасности» Гая Лидделла, заместителя генерального директора в 1946–1951 годах. Лидделл был выдающейся фигурой в истории МИ-5. Он пришел в 1927 году из Специального отдела, где практически в одиночку руководил советской контрразведывательной программой. Он решительно и энергично контролировал контрразведку МИ-5 на протяжении всей войны и был выдающимся кандидатом на кресло генерального директора в 1946 году. Но Эттли назначил вместо этого полицейского, сэра Перси Силлитоу, почти наверняка в назидание МИ-5, которую он подозревал в подготовке письма Зиновьеву в 1924 году^[14]. Лидделл продолжал служить под началом Силлитоу, едва способный сдерживать свою горечь, только для того, чтобы попасть в скандал с Берджессом/Маклином в 1951 году. Он дружил с Берджессом много лет, и когда Берджесс ушел, то же самое произошло и с теми шансами, которые Лидделл все еще имел на высшую должность. Вскоре после этого он ушел в отставку с разбитым сердцем и перешел в Комиссию по атомной энергии.

Я аккуратно перемотал пленку и надел наушники. Мягкий, воспитанный голос начал описывать часть тайной истории Британии. МИ-5 была сформирована под руководством капитана Вернона Келла в 1909 году. Военное министерство, наконец, осознало, что надвигающийся европейский конфликт требует хотя бы малой толики контрразведки. Вскоре МИ-5 доказала свою полезность, арестовав почти всех немецких шпионов, действовавших в Великобритании, почти сразу после начала войны. Лидделл тепло отзывался о Келле, который, по его мнению, создал престижную организацию из неблагоприятных начал благодаря силе своей личности. Бюджеты МИ-5 были строго ограничены в годы после Первой мировой войны, и МИ-6 яростно лоббировала поглощение своего конкурента. Но Келл хитро боролся за сохранение контроля над МИ-5 и постепенно расширял свое влияние.

Зенит его престижа после Первой мировой войны пришелся на успешный рейд ARCOS в 1927 году. Советская торговая делегация, базирующаяся в их офисах по адресу Мургейт, 49 вместе со Всероссийским кооперативным обществом Лимитед (ARCOS), подверглась налету полиции, действовавшей по инструкциям МИ-5, и было раскрыто огромное количество шпионской деятельности. Рейд на АРКОС оправдал широко распространенное мнение внутри МИ-5 о том, что недавно созданное Советское государство было главным врагом и что для борьбы с ним должны быть задействованы все возможные ресурсы. Эта точка зрения была дополнительно подтверждена чередой других шпионских дел в 1930-х годах, кульминацией которых стала крупная советская попытка в 1938 году проникнуть в Вулвичский арсенал с помощью работавшего там инженера-коммуниста-ветерана по имени Перси Глэйдинг. Блестящему агенту МИ-5 Максвеллу Найту удалось посадить женщину-агента, которая предала заговор.

К 1939 году Келл потерял хватку. Он был стар. Лидделл щедро оправдывал неспособность МИ-5 подготовиться ко Второй мировой войне. Когда Черчилль стал премьер-министром, полный решимости трясти Уайтхолл до тех пор, пока он не покорится, уход Келла был только вопросом времени. Но хотя Лидделл сожалел о потере Келла, он сердечно приветствовал нового генерального директора сэра Дэвида Петри. Петри руководил вербовкой огромного количества одаренных интеллектуалов, и под его руководством (и Лидделла, хотя об этом не говорилось) возникла знаменитая система двойного пересечения. Каждый немецкий шпион, высадившийся в Британии, был либо схвачен, либо передан для передачи дезинформации немецкому верховному командованию. Операция прошла с выдающимся успехом и стала основным фактором в введении немцев в заблуждение относительно местоположения высадки в День «Д». Лидделл вынес простой вердикт МИ-5 во время войны. Он назвал это «лучшей связью непохожих умов в истории разведки».

Но отчет Лидделла закончился вскоре после войны. И, по правде говоря, его лекция плохо вошла в историю. Случай за случаем, инцидент за инцидентом были точно зафиксированы, но тема постоянного успеха МИ-5 вводила в заблуждение. Он прекрасно знал о недостатках послевоенного периода, корни которого, по сути, лежали в 1930-х годах. Не было упоминания о Берджессе и Маклине или о том, что они имели в виду, и не упоминалось ни об обширной программе модернизации, которая, как знали и он, и Дик Уайт в конце 1940-х, давно назрела.

Во многих отношениях Лидделл был трагической фигурой. Одаренный, пользующийся всеобщей популярностью на Службе, он мог по праву претендовать на роль главного архитектора нашего разведывательного мастерства военного времени. И все же его погубили его неразумные дружеские отношения. Когда я слушал запись, мне казалось, что он разговаривает сам с собой в затемненной комнате, исследуя историю в поисках оправдания загубленной карьеры.