Отзывы на книги автора «Петр Вайль»

Гений нового места
Переиздан сборник поздних эссе литератора и путешественника Петра Вайля – и лекарство от скуки, и учебник для туриста

Петр Вайль умер на 61-м году жизни пять лет назад, так и не побывав в Китае, съездить куда хоть раз он всегда мечтал. Во всех других – по крайней мере, интересных ему, – странах «русский литератор, гражданин США, живущий в Праге», бывал и живал. «Съездить» по стандартам Вайля – значит, провести в стране месяц-другой, исходить столицу пешком, осмотреть все достопримечательности из обязательного списка и, конечно, навестить лучшие рестораны и отведать местные блюда и напитки.

Ехать в незнакомый город или государство просто так, потому что любопытно, – не по-вайлевски: в Париже необходимо совершить экскурсию, например, по мушкетерским местам, в Дублине прогуляться по маршруту джойсовского Леопольда Блума, а уж какой Нью-Йорк без улиц Вуди Аллена и Френсиса Форда Копполы. Недаром именно Вайль написал чудесную книгу, а позже снял конгениальный цикл телепередач «Гений места»: о знаменитых людях и городах, с ними связанных.

В очередном тираже книги от издательства «Corpus» собраны поздние публикации из российских изданий («GEO», «Vogue», «Ведомости» и др.), вплоть до того момента, когда могучего на вид Петра Вайля – «к востоку от Карпат [меня] обзывают Карлом Марксом, к западу – Санта-Клаусом» – инфаркт отправил в годичную кому, из которой писатель уже не выбрался. В основном, это короткие, в длину газетной колонки или размер журнальной страницы, тексты, содержащие несколько советов-наблюдений о том или ином уголке Земли. Всякий раз практический ингредиент щедро сдобрен культурными ссылками – книги, картины, фильмы, – личными переживаниями и, куда без этого, описаниями еды. Кулинария, считает автор – такое же искусство, как и другие, а может и более ценное: разве есть какое-то занятие, которому мы предаемся чаще, чем прием пищи? Вот только у искусства этого есть одна уникальная особенность: чем лучше произведение – тем охотнее оно уничтожается.

Петр Вайль не только интеллектуал и гурман, но и жизнелюб, отчего его путевые заметки, даже самые богатые фактическим материалом, читаются легко и обладают отрезвляющим эффектом. А плохих путешествий, по его мнению, и вовсе не бывает: «Я убежден, что человек, недовольный каким-то местом, просто не увидел там чего-то. Не смог увидеть. Был плохо настроен, перенес свои внутренние неурядицы на внешние обстоятельства», – болезненный укол для тех, кому наскучили и берег турецкий, и кишащая туристами Европа, и берега Бали. Таких среди нас, увы, больше и больше: все повидавших и ото всего уставших – а на самом деле просто глаза толком не раскрывших.

Самые теплые отзывы Петра Вайля неизменно достаются Италии. Страна не экзотическая, а оказывается, что мы и близко ее не знаем – хотя это одна из наиболее «русских» стран, давний магнит для наших писателей, от Николая Гоголя до Максима Горького. Вряд ли «Слово в пути» даст ответ на вопрос о природе любви русских к Апеннинскому полуострову, но о многом другом человек, похороненный в Венеции, нам точно поведает – с максимальной увлекательностью.

Не знаю кто такой Петр Вайль. До этого момента я даже никогда не слышала этого имени. Но как чтец мне очень понравился. Очень интересный и приятный голос. Поскольку не знакома с его творчеством, то этот сборник стал для меня не просто сборником стихов известных со школьных лет поэтов, а книгой в которой жизнь отдельно взятого человека рассказала не только через его воспоминания, но и через стихи, сопровождавшие его. Повторюсь, с поэзией у меня сложные отношения, но многое из из упомянутого тут я тоже знаю и можно сказать люблю. Пушкин, Лермонтов, Блок, Есенин, Маяковский, Ахматова, Бунин, Пастернак, Иванов, Заболоцкий, Ходасевич, Северянин, Гумилев, Высоцкий и многие другие. Иной раз не могу вспомнить автора или все стихотворение, но уж отдельные строки и четверостишья знаю практический в каждом приведенном случае.

И травинка, и лесок,
В поле каждый колосок.
Травка, небо голубое,
Это все мое, родное.
Это родина моя.
Всех люблю на свете я.

Этот год подарил мне знакомство с Петром Вайлем. Такое случается чаще, чем принято думать. Ты обитаешь в одном пространстве с кем-то, чем-то совершенно своим, а пересечься все не получается, потом какой-то поворот шестерни в часовом механизме, встреча оказывается возможной, и ты думаешь: "Ох, ну надо же, как хорошо!" Не бросаясь читать у автора все, до чего можешь дотянуться, но пребывая в уверенности, что следующая встреча непременно состоится. 

В случае с Вайлем триггеров было два: весной его великий поклонник Игорь Князев, чья большая поклонница я, перезаписал "Гений места", дополнив "Картинами Италии", а летом в его же исполнении вышла аудиокнига "60-е. Мир советского человека". И Этим же летом в Редакции Елены Шубиной, новинок которой стараюсь не пропускать, вышел "Довлатов и окрестности", написанный с постоянным соавтором Александром Генисом.

И вот, осень - аудиокнига  "Карта родины". Восхитительный путеводитель по просторам России (и не только) от остроумного, наблюдательного, потрясающе эрудированного и доброжелательного, несмотря ни на что, рассказчика.
Россия книги - это родина глазами эмигранта, который смотрит на нее после долгого перерыва, до сих пор чуть удивляясь возможности писать это слово со строчной буквы. Страна, утратившая железобетонную целостность и переживающая не лучший период (девяностые не случайно сопровождает в новейшей русской истории эпитет "лихие").

Как ни странно, две главные русские беды, неизменные на протяжении столетий, прошедшая четверть века не то, чтобы вовсе отменила, но изрядно снивелировала. Дороги ощутимо лучше, дураков не то, чтобы меньше - может просто не стремятся так активно на передний план, переселились в интернет. Две другие характеристики "пьют и воруют" тоже поутратили остроту. Пьют меньше. Да-да, это так! А воруют, да кто ж его знает, но явно уже не так нагло. И это не может не радовать.

Из стабильного "сегодня" книга дает возможность путешествия на двухместной машине времени. Почему двухместной? Потому что неизменным спутником в этом путешествии будет голос  Князева, лучшего из возможных вергилиев. А книга, и впрямь, дивно хороша. Я даже не могу сказать, что в ней лучше. Города, где я бывала, но видела с иного, чем маститый  и знаменитый американец, ракурса, предстают знакомыми незнакомцами.

Те, где не бывала вовсе, но много о них читала, парадоксальным образом, более узнаваемы: да-да, вот именно так я представляла себе Владивосток - хочется сказать. Кстати же, с Калининградом совершенно мое впечатление. Меня столько раз упрекали любящие город люди за картинку серых бетонных кубов на брусчатке, какой увидела город в свой приезд, меж тем, в главе "Кант в бескозырке" теми же словами.

И полный комплекс ощущений матери, ребенка которой заслуженно похвалили, когда читала об Алма-Ате. Да-да-да, она такая, лучший город на свете. И вкус грузинских блюд на языке, терпкость молодого вина, когда о Грузии. Ну не была я там и читала не то, чтобы много, но с этой книгой получила возможность ощутить во всей полноте. И невыносимая горечь, когда о чеченской кампании, но не буду продолжать - это хождение по тонкому льду. Отличная книга.

Ответ на вынесенный в заголовок вопрос крайне прост: прочесть книгу Петра Вайля "Стихи про меня". Лично я стал слышать стихи и интересоваться поэзией только после данной книги. (А я прочел "Стихи про меня" в 37 лет, когда имел уже неплохой читательский стаж, причем, интересовался не только собственно художественными текстами, но и литературоведческими).

Книга Вайля избавила меня от снобистского отношения к поэзии, которое мне привила мой первый газетный главред. Лет двадцать назад я спросил её, считает ли она гениального прозаика Бунина столь же выдающимся поэтом. Она ответила: "Бунин, безусловно, поэт, но зачем говорить о Бунине, если есть Бродский"?

После такого ответа я (с некоторой опаской; а вдруг у меня не окажется вкуса?) начал читать Бродского; впечатление оказалось мощнейшим, и с тех пор я все поэтические произведения оценивал по весьма примитивному критерию: а оказывают ли они на меня столь мощное эмоциональное воздействие, что и стихотворения Бродского?

Поскольку я изначально был предвзят (позиция главреда "есть Бродский, а есть все остальные", крепко засела в голове, а я хотел, извините за выражение, потреблять только первосортные тексты), стихотворения других авторов столь сильного впечатления не производили. А уж если автор был припечатан где-то и кем-то, то я им в принципе интересовался, прикрываясь этой "припечатывающей" цитатой (например, Игорь Ефимов в письме к Сергею Довлатову написал (передаю суть по памяти), чтоб Довлатов никогда не писал, будто Бродский и Цветков — равнозначные поэты; Ефимов хранил письма Довлатова для потомков, и предостерегал, что после таких неосторожных высказываний потомки обвинят Довлатова в дурном вкусе).

А лет десять назад жена подарила мне на день рождения томик Вайля. И многолетнее заклятье исчезло.

Вроде Вайль и не пишет ничего особенного, а уж сложных научных разборов точно не устраивает; но только вот почему-то прочтешь процитированное им стихотворение в начале главы, и восторг испытываешь колоссальный. Не знаю в чем тут фокус, возможно, в том, что в книге, где есть только стихотворения, отдельный текст как-то теряется, сливается с остальными, и требуется много усилий, чтоб на нем сосредоточиться. А тут все выпукло, ярко, плюс в процессе чтения эссе Вайля, которое следует за стихотворением, не раз возвращаешься к тексту стихотворения.

Смешно говорить, но именно благодаря этой книге я смог насладиться тем, что знакомо каждому школьнику "Драли буксиры басы у причала...", "Мне наплевать на бронзы многопудье...", "вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката...". И уровень полученных эмоций впервые оказался сопоставим с эталонным, где в качестве единицы измерения "один Бродский".

Кроме того, я открыл для себя много новых имен. Это и современник Хармса Олейников, и наши современники — тот самый припечатанный Ефимовым Цветков и Лев Лосев.

Те, кто поэзию в принципе как-то не очень, могут смело пропускать стихотворение в начале каждого эссе и наслаждаться очаровательной прозой Петра Вайля. В эссе, посвященному стихотворению, он не проводит формальный разбор, а пишет либо об обстоятельствах, при которых он слышал стиховторение, либо размышляет о проблеме, задуматься о которой заставил его автор стихов. А рассказчик Вайль просто замечательный.

На закуску перескажу одну из историй Вайля. Приближаясь к той стадии опьянения, за которой следует буйство и беспамятство, Сергей Довлатов всегда декламировал одни и те же строчки Бродского:

…

Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто,

человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,

вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,

чьи застежки одни и спасали тебя от распада.

Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,

тщетно некто трубит в свою дудку протяжно.

Посылаю тебе безымянный прощальный поклон

с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.

Когда жена Довлатова, Лена, отыскивала загулявшего Сергея по телефону, она мрачно спрашивала у хозяев: "Ну что? Харон уже ищет драхму?" Если хозяева сообщали, что искал, причем, совсем недавно (то есть Довлатов уже декламировал Бродского), Лена отвечала: "Значит, минут 15 у вас еще есть".

По мере чтения этой книги я всё больше недоумевала, и не из-за представленного в нём набора блюд.

Произведение написано без малого сорок лет назад, и это очень заметно для современного читателя. Авторы не знают слово "морепродукты", используя английское слово "seafood". Аналогично гребешки - "scallops" и некоторые другие слова. Неправильные с точки зрения здоровья советы вроде цитрусовых соков по утрам.

Довольно забавные шутки перемежаются с весьма оскорбительными высказываниями о евреях, американцах, французах, женщинах и вообще всех, кто под руку подвернется. К тому же присутствует какой-то нездоровый патриотизм: только русские живут в холоде, только они страдали от бедности, только у них есть "смекалка" (привет, Задорнов). В некоторых местах авторы откровенно противоречат тому, что говорили несколько глав назад.

Но вернемся непосредственно к кулинарии. Рецепты очень сильно разнятся по своей точности - где-то прописаны вполне четкие пропорции, время приготовления и так далее; в других "рецептах" всё настолько расплывчато, насколько это возможно. Есть откровенный упор на конкретные ингредиенты, которые рекомендуют добавлять чуть ли не в каждое второе блюдо - например, сельдерей, петрушку, майоран.

Получилась какая-то солянка (ха!) из исторических экскурсов, шуток-прибауток, неоднозначных высказываний и кулинарных советов, которые в моём сознании никак не укладываются в стройную картину. К тому же, я крайне привередлива в еде, и большая часть рецептов пролетают мимо меня либо по ингредиентам, либо по способу приготовления. Может, в этом и причина моей придирчивости к самой книге.
______________________________
Слушала в исполнении Капитана Абра. Хорошая, добротная начитка, не без своих огрехов, например, в ударениях. Но в целом голос приятный, и он помог мне осилить эту книгу очень быстро.

Если нравится Вайль и если нравятся эссе. Это- два неприменных условия, чтобы читать эту книгу.
Когда они соблюдены (как в моём случае), то можно получать удовольставие. И его много- такая увесистая книга!
Её можно читать точечно- с любого места до любого. Можно и подряд.
Можно блоками- про писателей, например. Или про самого Вайля. Или про кино. Про политику. Про эмиграцию. Довлатова. Бродского.
Есть эссе довольно посредственные, есть такие, что читаешь, улыбаясь от радости- это ж надо, как он увидел, как сказал!
Но читать её всю и сразу, мне кажется, и не нужно.
И, повторюсь- мне нравится Вайль. Он производит впечатление порядочного человека, порядочность которого замешана на многих годах тренировок в честности.
Он хорошо знает то, о чем пишет, пишет остроумно, но без особого самолюбования.
Книга- мозаика: десятки кусочков, все разные, пёстрые, неравномерные и неравноценные. Мелькают названия, лица, города- и возникает общее ощущение внимательного и любовного наблюдения за жизнью.

Открываю томик одинокий -
томик в переплёте полинялом.
Человек писал вот эти строки.
Я не знаю, для кого писал он.

Пусть он думал и любил иначе
и в столетьях мы не повстречались...
Если я от этих строчек плачу,
значит, мне они предназначались. (Вероника Тушнова)

Каждый читатель, наверное, хотел бы написать про себя такую книгу. "Стихи про меня" - это не только о Вайле, но и о литературе, о биографии писателей, о стране, в которой мы живем, о людях, о мире. Это стихи, которые понравились автору и эссе об этих стихах.

Главное отличие этой книги в том, что единственный критерий отбора текстов - это сам Вайль и его предпочтения. Это Анненский и Бунини, Мандельштам и Северянин, Есенини и Заболоцкий, Маяковский и Олейников, Бродский и Окуджава, Гандлевский и Лосев. И многие, многие другие.

Не всё, что нравится Вайлю, близко мне. Пожалуй, только Анненский, Заболоцкий и Лосев, да ещё, наверное, открытый мне автором Александр Володин, которого я знала только как драматурга. Но читала всё с большим интересом.

Да, и вот захотелось тоже составить для начала такой сборничек - "Стихи про меня" - и наполнить его своими стихами и размышлениями о них. Не для кого-то - просто для себя. И начала бы я вот с этого стихотворения Николая Заболоцкого:

Во многом знании — немалая печаль,
Так говорил творец Экклезиаста.
Я вовсе не мудрец, но почему так часто
Мне жаль весь мир и человека жаль?

Природа хочет жить, и потому она
Миллионы зерен скармливает птицам,
Но из миллиона птиц к светилам и зарницам
Едва ли вырывается одна.

Вселенная шумит и просит красоты,
Кричат моря, обрызганные пеной,
Но на холмах земли, на кладбищах вселенной
Лишь избранные светятся цветы.

Я разве только я? Я — только краткий миг
Чужих существований. Боже правый,
Зачем ты создал мир, и милый и кровавый,
И дал мне ум, чтоб я его постиг!

Первое впечатление от книги, ещё в процессе чтения - безумно импонирующий слог, ирония, богатство цитат, незаметно вплетающих частное во всемирное. Грешок, за который Вайль попрекает русскую культуру - вечное желание говорить с полётной высоты, за всех, - ему самому свойственен, но с этим ничего не стоит смириться.
И воспринимать эту книгу не как бесспорный документ, но как яркое, детальное видение (ударение куда пожелаете).

В чём суть: давно и плотно американский гражданин Вайль описывает свои путешествия по России, в том числе - по собственным молодым следам, по следам своей семьи.
Интереснее, правда, первые впечатления, элегантно-акынские рассказы: о крохотных местечках и о больших городах, от Калининграда до сахалинской Охи ("Оху ли я увижу возрожденной?"). Сладки и ярки картинки из южных земель (уже не российских) - Кахетии, Алма-Аты, Ташкента.

Вообще, когда читаешь эту книгу - в новеньком издании, с современной обложкой - создаётся обманчивое впечатление свежести текста, ан нет! Постепенно понимаешь, что многое написано ещё в 90-х, кое-что - на рубеже веков, а всей книге уж минул десяток лет.
И думаешь с надеждой и болью: а как там сейчас? Хуже ли (хотя кажется - где-то хуже точно некуда); лучше ли? Можно ли увидеть ещё то, о чём рассказывает Вайль, попробовать на вкус и плоды, и вино, и воздух?
Ведь вот он сам - собеседник, толстый и весёлый (почти видишь его и слышишь голос, гулко журчащий над горячей плитой, где что-то готовится) - оказывается, умер, пять лет назад почти умер, а ты, закрыв книжку, попрощался с ним как с живым.

И раскидистое пространство, воссозданное в книге, оказывается побеждено временем; оно отправляется вместе с автором в туманные и сомнительные субстанции - те, о которых нам ничего не известно.
Ибо от нас Родина страшно, немыслимо далека - не проехать её, не перейти, не понять и не пережить, только слиться с ней в крохотной точке на карте. Потому-то как раз книга Вайля - ценный опыт отстранения. Ровно до той границы, на которой живут интерес и нежность. Почти любовь.

На мой вкус, самыминтересным разделом в книге был второй, посвященный литературе. А там основноеместо занимал И.Бродский. К автору и его «контрагенту», я отношусь, в общем,неплохо (по сравнению с ними, другие настырные: Генис раздражает, а Дбыковотвращает).

И Вайль, и Бродскийжили недолго, но интенсивно, а главное, оказывались в нужное время, в нужномместе (другой вопрос – чего им это стоило). Но попади они в другое время, особыхуспехов они бы не добились. А так, напоследок удалось вырвать кусок и улитературы, и у критики, и у публицистики-эссеистики, да и пожить в политическиинтересное время. У следующих ничего этого уже нет и не будет. К примеру, какиелитературные журналы в эпоху соцсетей. Слава и «Нью-йоркера» и «Нового мира»осталась навсегда позади, как и прочие литературные страсти. Повезло ребятам прославиться в конце литературнойэпохи.

А прочие разделы окино-живописи и пр. менее интересны, это след газетной поденщины и т.п. Рядмыслей, высказанных и цитируемых Вайлем,можно поддержать...

Я очень редко интересуюсь биографиями современных авторов. Но мимо эссе об искусстве, литературных рекомендаций я пройти, как книголюб, не могу. Так и наткнулась на данную книгу Петра Вайля. До сего момента читала у автора только «Гений места». Книга трудная, но интересная, со многими отсылками. Как оказалось, по словам автора, это и есть его самая сильная книга. И большое интервью, помещенное в самом начале книги, не только дает узнать Петра как человека, но и рассмотреть «Гений места» под другим углом.

Прочтя книгу, я могу уверенно сказать, что как человек, как личность автор мне не близок и даже есть некое отторжение. Для меня эта книга была именно ценна его вступительными статьями к книгам его друзей, его высказываниями на литературоведческие темы. Автор сообщает, что он все меньше и меньше читает художественную литературу и все меньше и меньше любит ее. И от этого интереснее было прочесть о тех авторах и книгах, которые он все же выбрал. Ничего нового после я прочесть не захотела. Удивительно скучно описал он выбранные произведения. Наверное, эта книга не принесла мне пользы, и не понравилась, а оставила какое-то чувство брезгливости.