Таким образом, исправления преп. Максима Грека частью были неудачны, частью не были доведены до конца. Тем не менее нельзя сказать, чтобы его дело не оставило по себе следов. Правительство усвоило мысль о необходимости исправления русских богослужебных книг; лучшие справщики последующего времени пользовались исправлениями Максима. Еще при жизни последнего неисправность книг была засвидетельствована на Стоглавом соборе (1551 г.) самим царем Иоанном IV. Изыскивая меры против этой неисправности, собор постановил, чтобы в городах поповские старосты пересмотрели по церквам богослужебные книги и, если они окажутся неправильными и сомнительными, правили бы их собором с добрых переводов, – чтобы писцы писали книги также с добрых переводов, – чтобы, наконец, неисправленные книги были отбираемы. Это соборное постановление не могло принести существенной пользы, потому что собор не указал «добрых переводов»; да и контроль над списыванием книг установить было трудно. В связи именно с неудачею меры Стоглавого собора стоит устройство в Москве типографии. Царь с такою заботою отнесся к этому делу, что на свой счет построил печатный двор. Печатание было поручено диакону Ивану Феодорову и Петру Тимофееву Мстиславцу. Почему решились заменить рукописные книги печатными – это понятно. Теперь можно было ввести в употребление книги одинаковые и остановить дальнейшую порчу их от переписчиков. Но типография не встретила себе сочувствия. Сразу же явились враги нового учреждения. Они пустили в народ молву, что в типографии работают еретики. Едва успела типография выпустить несколько книг, как печатный двор был подожжен и станок с буквами сгорел; печатники должны были бежать из Москвы. Будучи возобновлена, типография работала вяло, нерешительно. Впрочем, и без того печатание не могло само по себе служить ручательством за правильность печатных изданий. Все дело заключалось в книжной справе и зависело от того, какой характер будет иметь эта справка, – будут ли печатать действительно исправленные книги. Оказалось, что на первых порах по устройстве в Москве печатного двора главное внимание правительства было обращено на самое печатание книг, как на новое дело в восточной России, от которого ждали особенной пользы для Церкви, но не на предварительное исправление книг, которые считали нужным издавать в печати; в глазах правительства ценился более труд печатника, чем труд справщика; имя печатников выставлялось в предисловиях и послесловиях печатных книг и им всецело приписывались и труд издания печатных книг, и все достоинства и недостатки в содержании и изложении последних. Так как книги печатались не всегда под личным надзором митрополита московского или патриарха, то личным взглядам печатников и свободе их действий открывался больший или меньший простор, которым определялся и характер книжной печатной справы. Знаменитый первопечатник дьякон Иван Федоров работал под руководством просвещенного митр. Макария, мог иметь под руками все лучшие списки богослужебных книг и несомненно пользовался исправлениями в этих книгах, сделанными Максимом Греком: поэтому его издания отличаются лучшею, внимательною справою. Последующие же печатники, при новых митрополитах, не всегда дружелюбно смотревших и на самое печатание книг, и на справу по образцам Максима Грека, не только не подвинули книжной справы вперед, но направили её даже в худшую сторону. При печатниках из фамилии Невежиных, около сорока лет заправлявших печатанием (1568–1609), в печатные издания была внесена масса погрешностей, даже против прежних рукописных книг. Не один раз издавалась Общая Минея, но не одной описи в ней не было исправлено; в Псалтирь внесены были молитвы сомнительного характера; в синаксариях Цветной Триоди перемешаны все недели против старых списков Триоди; чуть ли не во всех богослужебных книгах в молитвах были сделаны изменения конечных славословий, противные содержанию молитв и православию; чрез неправильную постановку знаков препинания изменен и затемнен смысл речи; допущены описки в словах и целые выражения, проводящие еретическую мысль; в Потребнике 1602 года в чине освящения воды в день Богоявления была напечатана прибавка слова «и огнем»: «Сам и ныне, Владыко, освяти воду сию Духом Твоим святым и огнем».
Первый опыт более тщательного исправления первопечатных книг был произведен там, где провел последние дни своей жизни преп. Максим Грек. Это было после смутного времени, в междупатриаршество. В Москве задумали напечатать Потребник. Исправление его было поручено Дионисию, архимандриту Троицко-Сергиева монастыря. В сотрудники ему были даны старцы канонархист Арсений Глухой, книгохранитель Антоний Крылов и священник подмонастырского села Иван Наседка. «Иные извычные книжному учению старцы» могли быть по «избранию» архимандрита. Выбор правительством и места и лиц был весьма удачен: ибо там – «в обители и книгами исполнено» и есть «разумные старцы» способные на дело, – говорилось в царской грамоте; в среде избранных было и сознание необходимости исправления наших книг. Поэтому троицкие справщики отнеслись к порученному им делу серьезно. «Полтора года день и ночь сидели» они над исправлением Потребника. Положив в основу «макарьевский перевод», справщики сверялись, кроме того, со «многими переводами» славянскими, древность которых восходила за «полтораста лет и больше». Справщики замарали слово «и огнем» в водосвятной молитве, исключили две молитвы, которыми священник пред литургией разрешал сам себя от грехов, внесли молитву храмине. Кроме Потребника справщики пересмотрели: Цветную Триодь, Октоих, Общую и Месячную Минеи, Псалтирь и Каноник; главное исправление состояло в изменении славословий молитв, обращенных к одному Лицу св. Троицы и оканчивавшихся: «и Тебе славу воссылаем Отцу и Сыну и св. Духу». В 1618 году архим. Дионисий привез свой труд в Москву для представления духовной власти и, по его челобитью царю, в июле был собор, под председательством митр. Ионы. Собор не только не одобрил сделанных в Требнике исправлений, но и самих справщиков осудил как еретиков – за то, что они «имя св. Троицы в книгах велели марать и Духа святого не исповедуют, яко огнь есть». И нельзя много удивляться этому! Могли ли судить иначе невежественные ревнители буквы, разъяснявшие дело собору, не знавшие «ни православия, ни криво славия, божественныя писания точию по чернилу проходившие»?! Могли ли они понять догматические основания сделанных исправлений?! Мало того, исправления коснулись церковного обряда: исключив слово «и огнем», троицкие справщики признали как бы ничего незначащим обряд погружения в воду, при освящении её на Богоявление, зажженных свечей, в силу которого появилось слово «и огнем» и которым, по мнению русских, совершалось самое освящение воды. Обряд этот был известен всему народу и народ легко понял новую мнимую ересь. Дионисия и Наседку собор запретил от священнодействия, а Арсения и Антония отлучил от св. причастия.
Четыре дня Дионисий был приводим для допроса на патриарший двор, с «позором» и побоями; в Вознесенском монастыре в кельях матери царя инокини Марфы его подвергли пытке; наконец послали в Новоспасский монастырь: здесь велено было Дионисия бить и мучить сорок дней и в дыму ставить на полатях. В праздничные и торговые дни митрополит приказывал привозить верхом на кляче скованного Дионисия на патриарший двор и здесь заставлял его класть поклоны под открытым небом, пред толпами народа; грубая чернь ругалась над мнимым еретиком, бросала в него грязью. Арсений Глухой томился в железах на Кирилловском подворье. Около года тяготело осуждение над справщиками, и все это время дело их волновало общество: тогда, по выражению современников, в Москве «возста зельная буря, возгорелся велик пламень». Только с приездом (апрель 1619) в Москву иерусалимского патриарха Феофана послышался голос в пользу троицких справщиков и дело вновь было пересмотрено на соборе. В продолжении восьми часов Дионисий блистательно защищал свои исправления, и все справщики были оправданы. Тем не менее слово «и огнем» не сразу было уничтожено, – его печатали по-прежнему, только с замечанием на поле: «быти сему глаголанию до соборнаго указу». Очевидно, народное волнение требовало осторожности и мудрый Филарет Никитич понимал это. В 1625 году последовал указ об уничтожении слова «и огнем», потому что были получены грамоты патриархов александрийского и иерусалимского, вместе со списками из древних греческих книг богоявленской молитвы, за подписями патриархов; но и тут патриарх Филарет оговорился, что «погружение свеч» оставляется по прежнему. «Буря» после этого затихла, но глухой ропот остался…
Уничтожение слова «и огнем» лишь после того, как было получено свидетельство с Востока, стоит вне связи с порядками книжной справы того времени, потому что оно основывалось на показании древних греческих книг и не имело никакого влияния на перемену взгляда на новые издания этих книг. Важнее по своим последствиям были представления Троицких справщиков. Они указывали два средства для организации книжной справы на лучших началах: а) иметь образованных справщиков и б) особых из столичного духовенства наблюдателей за печатанием. И действительно, в патриаршество Филарета (1619–1633) печатники теряют свое значение, имена их выставляются в издаваемых книгах реже, а затем и совсем не упоминаются; зато состав справщиков быстро пополняется и притом лицами по тому времени образованными. Во главе их были поставлены два опытных троицких справщика: Арсений Глухой и Антоний Крылов. В качестве наблюдателей и цензоров трудились: игумен Богоявленского монастыря Илия и ключарь Успенского собора Иван Наседка, бывший сотрудник Дионисия. Филаретовские справщики относились к своему делу серьезно; напр. над исправлением Устава они трудились несколько лет с большим вниманием и критическим тактом, так что в издании его дали книгу сравнительно исправленную. Были приняты некоторые исправления и замечания арх. Дионисия; списками пользовались сравнительно лучшими, наиболее древними, которые нарочно для этого собирались из монастырей. Но, конечно, пользование одними славянскими книгами было средством недостаточным. Кроме того, справа не коснулась всех книг, изданных при п. Филарете: книг напечатано было много, а исправлены только Требники 1624 и 1625, Служебник и Следованная Псалтирь 1627, и Уставы 1632 и 1633 гг. Отсюда в разных изданиях одной и той же книги появлялись разности. Не были изъяты из употребления и дофиларетовские издания. Таким образом цель приведения к единству и согласию церковных книг и чинов не была достигнута и при патр. Филарете.
При патриархе Иоасафе I (1634–1640), преемнике Филарета, организация книжной справы изменилась к худшему. Он не имел и не мог иметь той силы и влияния, какою обладал великий государь патриарх Филарет. Вмешательство патриарха в дела печатного двора, находившегося в ведении приказа Большого дворца, было теперь отстранено; царские указы на счет исправления и печатания книг, рассылавшиеся по епархиям, исходили даже без упоминания имени патриарха; книги издавались, правда, с благословения патриарха, но в выходных листах нигде не говорилось, чтобы они свидетельствовались патриархом, как это было при Филарете. На печатном дворе получили силу и известность уже не справщики и не печатники, а приказные. Состав филаретовских справщиков был заменен новыми малоизвестными людьми, – остался лишь Арсений Глухой. Некоторое время ограничивались перепечаткой филаретовских изданий; затем в иоасафовских изданиях стали появляться изменения и отличия от прежних изданий, состоявшие в отмене некоторых чинов и обрядов, изложенных в филаретовских Требниках и Служебниках, и в замене их новыми. Насколько при этом справщики поступали нередко произвольно, видно из того, как издан был Номоканон. Номоканон составлен на Афоне около половины XV века, а в Москве напечатан в 1639 году как переделка печатного киевского издания 1624 года По сохранившейся в библиотеке московской Синодальной типографии рукописи Номоканона, с которой набран текст иоасафовского издания, видно, что, предварительно переписав печатный киевский Номоканон, справщик до трех раз принимался черкать и марать рукопись, делая поправки – частью руководясь утвердившимися в Москве церковными обычаями, частью на основании печатных и рукописных книг, частью просто до своему усмотрению.
По смерти Иоасафа († 28 ноября 1640) до посвящения патр. Иосифа (27 марта 1642) печатание книг не прекращалось; заведовавшие печатным делом продолжали руководиться личными соображениями. Напр. при издании Каноника было повторено филаретовское издание (1631 г.); напротив, при издании церковного Устава (1641 г.) справщики как бы намеренно игнорировали труды своих предшественников по изданию Устава 1633 года; внесли 19 новых статей против последнего и в общем возвратились к уставу 1610 года, осужденному патр. Филаретом.
При патриархе Иосифе главными книжными справщиками состояли протопоп московского во имя Черниговских чудотворцев собора Михаил Рогов и ключарь большого Успенского собора Иван Наседка, помощниками – старец Савватий и миряне Шестой Мартемьянов и Захарий Афанасьев. Под конец патриаршества вновь были определены: архимандрит Андроньевского монастыря Сильвестр – главным справщиком, Захарий Новиков и Сила Григорьев – помощниками. Иосифовские справщики работали усердно и много; при п. Иосифе было издано книг столько, сколько не выходило ни при одном из прежних патриархов, и большинство изданий принадлежало к разряду книг богослужебных. Исправление в последних теперь коснулось как состава книг и распорядка статей, так и языка их. По изложению иосифовские богослужебные книги представляются сравнительно лучшими; по содержанию они в одном сходны с изданиями иовлевскими, в другом с филаретовскими, в ином с иоасафовскими, а во многом разногласят со всеми. Так как поправление производилось только по славянским книгам, то недостатки были неизбежны. Сами иосифовские справщики хорошо сознавали неисправность русских богослужебных книг, как рукописных, так и печатных, о чем и засвидетельствовали в предисловиях и послесловиях своих изданий.
О проекте
О подписке