© Кошевой П.К., наследники, текст, 2017

© ООО «ТД Алгоритм», 2017

Глава первая. На Ленинградском направлении

Два парада

Стремительный бег поезда, ставший привычным за десять дней пути, неожиданно замедлился. Вагон тряхнуло на стрелках, лязгнули буфера… Остановились на полустанке, название которого нам ничего не говорило.

Комиссар А.З. Тумаков, приникнув к оконному стеклу, недовольно заметил: «Ну вот, опять будем воду брать…»

Нетерпение комиссара было понятно. Это чувство испытывали все: мы спешили на фронт из далекой Даурии, где ранее несли службу. Сводки Совинформбюро были день ото дня тревожнее, и нам хотелось скорее встать в ряды действующей армии.

Я прикинул в уме пройденное поездом расстояние. Получалось, что мы шли со скоростью свыше 1000 км в сутки, по тем временам почти рекордной. Молодцы железнодорожники!

К эшелону подкатила легковая машина. Вышел военный, который, как оказалось, искал меня. Хорошо подогнанная шинель, каракулевая шапка-ушанка и независимая манера поведения выдавали в нем работника крупного штаба. На петлицах – четыре шпалы, полковник.

– Вы командир шестьдесят пятой стрелковой дивизии? – спросил он меня.

– Да, – подтвердил я.

– Полковник Кошевой Петр Кириллович?

– Да.

Прибывший отрекомендовался представителем Наркомата обороны, предъявил документы. Он был послан встретить меня и немедленно доставить в Куйбышев к генерал-майору Матвею Васильевичу Захарову. До города было не более 15 километров. Мою «эмку» быстро сняли с вагона-платформы, и мы поехали.

Всю дорогу я терялся в догадках: «Неужели предстоит разгрузка? Почему здесь? Ведь фронт еще далеко. Или…»

Герой Советского Союза Петр Кириллович Кошевой

В Куйбышеве машины остановились у огромного серого здания: Дом промышленности…

Полковник уверенно повел меня почти бегом по лестницам и коридорам. В здании было полно военных. Навстречу нам то и дело попадались озабоченные, сосредоточенные командиры с папками в руках. Все торопились. По кабинетам стояли железные койки, раскладушки, на подоконниках и шкафах рядом с чайниками и котелками лежали шапки.

Матвей Васильевич Захаров – плотный, высокий генерал – принял меня сразу. Я отрапортовал о составе дивизии, вооружении и запасах.

– Личный состав и технику дивизии выгрузить, – приказал он. Видя мое недоумение, пояснил: – Седьмого ноября в Куйбышеве состоится парад войск, посвященный двадцать четвертой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Ваша дивизия будет в нем участвовать. Командовать парадом поручено генералу Пуркаеву, принимать – маршалу Ворошилову. Параду придается большое политическое значение: в Куйбышеве размещаются Советское правительство и дипломатический корпус. Они будут на параде. Ваша задача, – закончил разговор М.В. Захаров, – отлично подготовиться. Никаких скидок на погоду, недостаток времени и прочие обстоятельства не делать. Помните о значении парада.

Я все же не удержался от волновавшего меня вопроса:

– Товарищ генерал, скажите, Москва наша?

– Москва наша, товарищ Кошевой. И останется нашей. Но, – чуть помолчав, добавил генерал, – положение там очень тяжелое. Еще раз повторяю: парад имеет большое политическое значение.

* * *

Из дневника генерал-полковника Ф. Гальдера – начальника генерального штаба сухопутных войск Германии, запись за 10 октября 1941 года… – 3 ноября 1941 года:

«…Танковая армия Гудериана… подошла к Туле (от Орла).

4-я армия во взаимодействии с танковой группой Гёпнера прорвала оборонительную позицию противника (прикрывающую Москву) на участке от Оки (в районе Калуги) до Можайска»^[1].

* * *

Я возвращался в дивизию, обуреваемый и чувством радости: «Москва наша… И останется нашей», – и в то же время беспокойством: успеют ли подойти эшелоны с войсками своевременно? Они ведь были еще в пути.

Подготовку к параду проводили днем и ночью. Бойцы, узнав о нашей задаче, занимались с большим старанием. На нескольких стадионах и ипподроме, на улицах и площадях города войска отрабатывали движение в строю и приемы с оружием. Не все наладилось сразу, но люди исправляли недостатки тщательно и усердно.

Мне приходилось участвовать в строевых тренировках с раннего утра до позднего вечера. За день до парада я наблюдал за подготовкой 38-го стрелкового полка неподалеку от городского рынка. Увлекся и не заметил, как рядом со мной остановился человек, который тоже стал наблюдать за подготовкой войск. Обернулся – Ворошилов!

Я отрапортовал маршалу, а он улыбнулся по-русски широко, крепко пожал руку. Узнав, что в свое время я долго служил в Московской кавалерийской дивизии, приветливо заметил, что хорошо помнит отличных кавалеристов. Им ведь не раз приходилось участвовать в парадах на Красной площади.

Климент Ефремович разговорился. Он сообщил мне, что в Куйбышеве находятся многие правительственные и военные учреждения. Сказал также, что парад 7 ноября должен показать, что у страны есть мощные резервы сухопутных войск и авиации для продолжения борьбы с фашистами. Это будет советским ответом клеветникам на Западе, которые заявляют, что СССР сумеет продержаться еще не более двух месяцев. Поэтому и необходима демонстрация нашей истинной силы.

Маршал внимательно присматривался к действиям бойцов, их внешнему виду.

– Обмундирование плоховато. Получше-то нет? – спросил он меня.

– Нет, товарищ маршал. Это все, что имеем.

– Небогато. – Он подумал минуту. – Я поговорю с интендантами. Думаю, что к параду вы получите новое обмундирование на всю дивизию…

Наступило 7 ноября.

Еще только рассветало, а четкие прямоугольники войск уже стояли на центральной площади города в ожидании парада. Артиллерия и моточасти выстроились на ближайших улицах. Было морозно и сухо. Бойцы и командиры – в новом обмундировании.

Стрелки часов приближались к десяти, когда на большой трибуне появился М.И. Калинин. Вслед за ним туда поднялись А.А. Андреев, Н.М. Шверник, М.Ф. Шкирятов и другие члены правительства, а также советские и партийные работники, представители военного командования. Внизу, слева от трибуны, большой группой разместились дипломатический корпус, военные атташе, иностранные корреспонденты.

Ровно в десять на площадь выехал верхом на коне К.Е. Ворошилов. Сводный оркестр заиграл встречный марш. Приняв рапорт М.А. Пуркаева, Ворошилов начал объезд войск.

Он здоровался с бойцами и командирами. По площади неслось «ура».

Закончив объезд, Климент Ефремович поднялся на трибуну, подошел к микрофону.

– Товарищи бойцы, командиры и политработники нашей доблестной Красной Армии! От имени Советского правительства поздравляю вас с большим праздником нашей Родины – двадцать четвертой годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции!

К.Е. Ворошилов говорил о суровых испытаниях, которые выпали на долю советского народа, о смертельной опасности, нависшей над страной. Он призвал отдать на защиту Родины, завоеваний Октября все силы, знания и опыт.

Маршал К.Е. Ворошилов принимает парад в Куйбышеве 7 ноября 1941 года

Начался парад. Первыми прошли бронетанковые войска, артиллерия.

Стоя перед фронтом дивизии, я наблюдал, как внимательно следили за прохождением частей представители дипломатического корпуса.

Настал черед нашей дивизии. Прошел штаб, за ним – четкие колонны батальонов связи и саперного. Миновав правительственную трибуну, я вышел из строя и наблюдал за частями. Шел 311-й, за ним 38-й и 60-й стрелковые полки. Бойцы печатали шаг, оружие наперевес. Асфальт глухо гудел под сапогами. Лица суровые, все взоры устремлены в одну точку – на трибуну, откуда приветственно махали руками…

Я смотрел на членов правительства, на марширующую по площади дивизию. Казалось, что я вижу ту общую судьбу, которая есть у нашей великой партии и народа. На параде мы выражали эту кровную связь в торжественном марше. На фронте предстоит выразить ее в победах над врагом.

Проследовала мотопехота, начался воздушный парад. Краснозвездные самолеты шли в несколько ярусов. Мощный рокот моторов заполнил площадь от края и до края. Он долго слышался и после того, как последний ряд воздушных кораблей скрылся за горизонтом.

По оценке К.Е. Ворошилова и всех присутствующих, парад сухопутных войск и боевой авиации прошел хорошо, был внушителен.

Вечером Советское правительство устроило большой прием. Присутствовали и зарубежные дипломаты. На приеме стало видно, что парад в Куйбышеве произвел на иностранцев сильное впечатление. Дипломаты засыпали наших представителей вопросами: «Где вы взяли столько техники?», «Откуда такие большие резервы?», «Откуда эта авиация?» Военные атташе воочию убедились, что сил у нас много, а советское командование чувствует себя уверенно, если позволяет себе такую роскошь, как парад.

После парада мы ждали приказа на погрузку, но получили по телефону распоряжение прибыть 8 ноября на стадион «Динамо».

Мне показалось, что я ослышался. Пришлось командиру, передавшему приказание, еще раз повторить. При этом было сказано: время – 12 часов, без оружия.

Правительственная трибуна на военном параде в Куйбышеве 7 ноября 1941 года

– Что будет? – спросил я.

– Состоится митинг, приедут Калинин и Ворошилов.

* * *

В казармах, школах и палатках, разбитых под открытым небом, на спортивных полях стадионов города, где размещалась дивизия, в тот день и вечер не смолкали разговоры. Все были взволнованы парадом, встречей с членами правительства.

Получив распоряжение о митинге, мы собрали политсостав и договорились, как его проведем.

Утомленный волнениями дня, я вернулся на квартиру. Мы с Тумаковым размещались в одной из комнат, которую уступила нам для ночлега женщина с ребенком. Муж ее был на фронте. Только присел, в комнату вбежал комиссар. Он был взволнован и с порога крикнул:

– Знаешь ли, Петр Кириллович, в Москве на Красной площади состоялся парад московского гарнизона!

– Вот это здорово! – обрадовался я. – Значит, прочно стоит Москва. Да точно ли?

– Сам слышал по радио, – отдышался наконец Тумаков. – И Сталин речь держал. Я приказал связистам записать ее. Как только сделают, сообщим всему личному составу, проведем митинги.

Почти в полночь комиссар принес отпечатанную на ротаторе речь И.В. Сталина, раздал ее политработникам. Утром речь уже изучали в подразделениях.

* * *

Задолго до полудня 8 ноября 1941 года вместительное поле стадиона неподалеку от вокзала заполнили построенные в колонны наши забайкальцы. Стояли, плотно прижавшись друг к другу, над головами клубился пар от дыхания.

Два грузовых ЗИС-5 с откинутыми бортами свели кузовами посредине поля – сделали трибуну. Соорудили нехитрые ступеньки. На перекрестке улицы, ведущей к стадиону, «махалы» зорко наблюдали за подходящими автомашинами. Наконец они подали знак – едут.

Калинин и Ворошилов шли рядом: Климент Ефремович – твердой, спокойной походкой; Михаил Иванович, годы которого были уже немалыми, передвигался с палочкой. Всесоюзный староста улыбался, поблескивая стеклами очков.

Иду им навстречу строевым, от волнения забыл, кому докладывать. Остановился, приложил руку к козырьку. Ворошилов по едва заметной паузе понял мое затруднение. Вижу, он глазами показывает на Калинина.

После доклада Михаил Иванович поздоровался за руку, по-штатски. Чтобы не смущать его, так же поздоровался и Ворошилов. Направились к трибуне. Стадион взорвался криком «ура». Казалось, не будет ему конца.

Поднялись на трибуну. Климент Ефремович громко поприветствовал войска. Ему дружно и с душой ответили.

Микрофонов тогда не было. И речи говорили, и пели без них. Климент Ефремович окинул взором стадион и громко сказал: «А ну, ребята, подходи ближе!»

Хорошо обученные забайкальцы пропустили, конечно, это не предусмотренное уставом обращение и, не реагируя на него, продолжали стоять по стойке «смирно». Ворошилов повторил обращение, но тоже безуспешно. Поняв ошибку, он рассмеялся, кивнул находившимся возле грузовиков командирам и политработникам – правильно, мол, дело поставлено – и попросил меня подать команду подвести людей поближе. Я скомандовал, ряды бойцов приблизились к автомашинам, а скоро все сбились плотной массой.

Звонким голосом К.Е. Ворошилов начал выступление.

От имени Советского правительства и Верховного Главнокомандования Красной Армии он объявил бойцам, командирам и политработникам шестьдесят пятой стрелковой дивизии благодарность за высокую выучку, продемонстрированную на параде.

Его слова потонули в криках «ура». Когда стало тихо, Климент Ефремович по-простому спросил:

– Ура-то ура, товарищи, а воевать как будем?

По рядам прошел смех, гул.

– Не подкачаем!

– Можете положиться!

– Дадим фашистам по зубам!

Далее Климент Ефремович сказал, что недавно возвратился из поездки на фронт, понюхал пороху, повидал врага.

Маршал рассказал о собственных впечатлениях о противнике, подчеркнул, что у него сильная авиация, и дал ряд советов: не бегать от самолетов как зайцам, ложиться сразу в придорожные кюветы, на поле – в лощины, канавы, воронки от снарядов и бомб.

Вы едете на фронт, продолжил Климент Ефремович, дивизия ваша кадровая, хорошо подготовленная, вооруженная. Командиры хорошие. Вы еще не воевали, и, может быть, кое-кому кажется страшно, а когда повоюете, то страх пройдет. Надо смело и решительно нападать на врага и беспощадно его уничтожать, быстро и хорошо пользоваться лопатой, окапываться, не пренебрегать маскировкой, непрерывно вести разведку, беречь в бою командиров и политработников.

К.Е. Ворошилов закончил свою речь словами о верности военной присяге, о том, что силы наши неисчислимы, что только сейчас начинают по-настоящему развертываться резервы страны, что победа будет за нами.

Потом говорил М.И. Калинин. Мороз был сильный и не позволял ему глубоко дышать. Но стадион замер, и было отчетливо слышно каждое слово.

Михаил Иванович сказал, что прожил долгую жизнь и многое видел, испытал, рассказал коротко о годах царизма, о революции, о том, что враг пришел теперь в наш родной дом и хочет все отнять, а советских людей превратить в рабов. Как Председатель Президиума Верховного Совета СССР, продолжал он, я надеюсь на вас, надеюсь, что враг будет разбит, победа завоевана. «Истребляйте врага немножко вот вы, – и правой рукой Михаил Иванович сделал жест в сторону одного из бойцов, – немножко вот вы, – жест в сторону второго, – немножко вы, – в сторону третьего, – а в итоге будет множко… Родина ждет от вас сокрушительных ударов по фашистским поработителям и насильникам. Дойдите до Берлина!»

– Война, товарищи, – дело тяжелое. Не все вернутся домой. Но со многими мы еще встретимся, и я буду рад пожать вашу руку. – М.И. Калинин улыбнулся: это был намек на вручение правительственных наград. Стадион оживился, все знали, что Михаил Иванович вручает их лично.

– Помните, за что вы идете в бой, – закончил он. – Вы идете защищать самое великое, самое святое дело – дело нашей Октябрьской революции. Родина никогда не забудет вашего ратного труда, подвигов и мужества. Смерть немецко-фашистским захватчикам! Да здравствует победа!

Стадион взорвался от громких возгласов, горячих аплодисментов.

– Да здравствует товарищ Калинин!

– Да здравствует товарищ Ворошилов!

М.И. Калинин отступил немного назад и легонько подтолкнул меня вперед: теперь, мол, дело за тобой. Меня охватило волнение, но слова, казалось, полились сами. Я заверил Советское правительство, Центральный Комитет нашей партии, лично М.И. Калинина и К.Е. Ворошилова, что 65-я дивизия с честью и достоинством выполнит свой долг перед Родиной. Затем призвал воинов беспощадно и по-геройски уничтожать оккупантов, бить их везде и всюду, не зная покоя и усталости.

– Пока жив, я буду требовать от вас только этого! – закончил я свое выступление.

Речь, видимо, понравилась: Калинин взял меня за руку, Ворошилов похлопал по плечу.

– Как ты думаешь, – спросил Климент Ефремович Калинина, ничуть не стараясь понизить голос, – можно сказать, куда направляем наших товарищей?

– Если это не будет разглашением военной тайны, то скажите, – ответил, улыбаясь, Михаил Иванович.

– Товарищи, – громко крикнул Ворошилов, обращаясь к стадиону, – вы будете защищать Москву! Желаем вам еще раз больших успехов в борьбе с врагом!

Под несмолкаемое «ура» М.И. Калинин и К.Е. Ворошилов проследовали через тесный живой коридор к своим машинам. А стадион долго еще бурлил и волновался под впечатлением этой встречи.