Цитаты из книги «Критика цинического разума»

Оба подхода вызывают сомнение. Разве они не заставляют исследование топтаться на стадии изучения своего собственного «отражения в зеркале», когда наивный собственный «интерес» к предмету затеняет сам предмет? Проекции, апологетика, преодоление, ностальгия, спасение – все это позиции и их отражения в исторических зеркалах.

Веймар, с какой стороны ни посмотри, служит политико-моральным уроком истории, который стремится преподать каждый.

Часть авторов «уже тогда» знали, как надо было действовать, да вот, к сожалению, не дали; другая часть «заблуждалась», зато знает сегодня, как надо было.

Второй подход к Веймару уделял главное внимание фашизму, приходу к власти национал-социалистов. Здесь интерес был почти сплошь апологетическим и дидактическим: почему та или иная партия или персона вынуждена была поступить так; почему национал-социалистический фашизм был столь неудержим и как ему пытались помешать; почему все было столь ужасным, как оно было. Веймар в этом свете предстает как предфашистское время, как «то, что было перед Гитлером».

бы археологический подход к погребенным под позднейшими напластованиями слоям немецкой политической культуры.

Поскольку Третий рейх и времена реставрации при Аденауэре перерезали связь с идеями и потенциалами веймарской культуры, новые левые вынуждены были практиковать как

Веймарская республика стала чем-то вроде детской лужайки для игр, на которой резвится левый историзм, ареной, на которой можно потренироваться в выборе партийных позиций и ангажементов на материале прошлого – так, будто есть какая-то польза от такого выяснения «задним числом», на какую бы сторону ты стал в то время.

Существует два легко отличимых друг от друга подхода к Веймару: ностальгически археологический и апологетически политический.

Веймарские циники от искусства упражнялись в умении изображать себя хозяевами положения, тогда как положение это на самом деле было таково, что в нем все пошло вкривь и вкось и не осталось никакой возможности сохранять независимость. Они упражнялись в умении подниматься над абсурдом, над непостижимым, которое, однако, уже давно стояло перед глазами и виделось со всей ясностью.

Первая мировая война здесь еще может пониматься как событие, относящееся к истории метафизики, – в какой-то мере, как военный комментарий к словам Ницше «Бог умер».