2.Из дневника

От школы до Пустого города ровно двести четырнадцать километров. Около часа в полупустой электричке с деревянными сиденьями и рассветным небом в больших окнах, затем еще на машине по промерзшим ухабам. А в городе только пешком, ощущая поминутно тяжесть рюкзака за спиной и взгляды темных окон, устремленных на тебя из давно заброшенных квартир, магазинов, безлюдных кофеен. Говорят, что только там можно почувствовать себя безысходно одиноким и услышать оглушающую тишину.

Тут в классе все совершенно иначе. Тишины нет даже когда Катерина Сергеевна отрывает взгляд от учительского стола и выразительно смотрит в глубину класса сквозь толстые очки, слегка прищурившись. Неиссякаемый гул слегка стихает, уступая место шуршанию тетрадей и акварельных листов учебников, а перешептывания становятся тише, но не исчезают совсем. Иногда на мгновение они затихают, а потом следуют сдавленные смешки. Наверное, это нормально для выпускного класса – больше не делать вид, что тебя волнуют и пугают такие вещи как свирепый взгляд из-под очков или недовольное шиканье с напоминанием что в классе нужно соблюдать тишину. В дни хорошего настроения Катерина Сергеевна списывала наше стойкое нежелание соблюдать тишину и хотя бы делать вид, что нам интересна математика на разыгравшиеся магнитные бури. В остальные дни обходилось строгими замечаниями словно по часам и многозначительным молчанием, пока мы наконец не снизим громкость фонового шума до приемлемого уровня.

Во всем остальном это был обычный урок. Я широкими штрихами угольного мелка царапал желтоватые листы блокнота, и этот шорох сливался с общей какофонией. Марго недовольно смотрела на меня, поправляла косую рыжую челку, скрывающую половину широкого лица и со странной смесью любопытства и презрения косилась на мой блокнот. Угораздило же сесть рядом. Впрочем, это она подсела ко мне, неприлично опоздав на урок. Я бы предпочел одиночество. Марго не была хрупкой девушкой, но и занимающей много места ее тоже не назовешь. И все же она старалась занимать как можно больше этого самого места.

– Мы тебе не мешаем? – вполголоса спросила она. Я на секунду оторвался от рисунка и пожал плечами. Это означало одновременно и нет и отстань по-хорошему. И, кажется, Марго меня поняла. Зато позади противно зашикали, чей-то тонкий кулачок ткнул меня под лопатку. Я не обернулся, я смотрел на приоткрывшуюся дверь. Плечо и локоть с синей спортивной форме уже проникли в класс, а их владелец еще скрывался в коридоре и продолжал вести там непринужденную беседу, изредка прерывающуюся негромким смехом.

– Дмитрий, – Катерина Сергеевна специально выдержала паузу, – Александрович, в чем дело?

Думаю, все представили одну и ту же картину в тот момент, как Катерина Сергеевна вытягивает длинные пальцы в подобие пинцета, хватает хрупкое ухо незваного гостя и назидательно покачивая головой выпроваживает его за дверь. По кабинету заскользили полуулыбки и перемигивания, мгновенно связав в общем то не слишком дружный класс в некое подобие коллектива, в котором было место для общих шуток. Я в таком не участвовал. Отложив блокнот, я сложил перед собой руки и разглядывал как прыгают тонкие морщины вокруг глаз вошедшего.

– Простите, я на минутку.

Дмитрий Александрович – наш тренер. По волейболу у парней и по плаванию у девочек. С девочками он занимался, почему-то, с большей охотой, а нам доставались опоздания на урок и длительные нудные лекции на предмет того, что залог половины победы в правильном выборе мяча. Кто-то даже пытался это записывать. Мне же не приходило в голову тратить бумагу на подобную ерунду.

Он наконец распрощался с кем-то за дверью и теперь смотрел на нас, сжимая в руках сложенный пополам листок.

– Вы позволите? – спросил он и не дожидаясь ответа зашуршал листом. – Напоминаю, одиннадцатый «б», если кто-то еще желает записаться на экскурсию – сегодня последний день и осталось всего два места.

– А куда экскурсия? – спросил томный голос с заднего ряда. Ответ и так всем известен, просто удобный случай потянуть время.

– Все туда же, уважаемый. Двое очень не вовремя отказались от поездки, Дмитрий Александрович выразительно посмотрел на меня, но я только кивнул в ответ и вернулся к блокноту. – Понимаю, многие недовольны тем, что экскурсия совпадает с осенними каникулами, и у вас, наверное, куда больше интересных на это время, чем провести несколько дней в палатках, посидеть у костра, посмотреть на руины Южного Моста.

– Пустого города, – хрипло откуда-то позади меня.

– Пусть так, хотя это не совсем верно, – Дмитрий Александрович раздраженно вздохнул – к спорам он был не расположен, и развернул лист. – На сегодня у нас едут: Егоров, Кислов, Кислова, Стрельников, Картыш, Самойлов, Бешка…

Марго замахала рукой у себя над макушкой.

– … Калугина. Как видите – почти все с параллельного класса, и меня очень огорчает эта ваша пассивность.

Я оторвался от блокнота.

– Подождите, Калугина уже едет?

Марго закатила глаза. Где-то в недрах класса раздался сдавленный смешок.

– Да, Никита, если для тебя это так принципиально.

Принципиально. Это слово разлеталось по классу в канве из ехидных смешков. Я внимательно смотрел как губы девочек произносят это слово с полуулыбкой и на последнем слове, отворачиваясь от меня искристые взгляды впиваются в смуглое лицо Дмитрия Александровича, словно ища поддержки и одобрения. Тонкие пальцы откидывают пряди волос с лица. Наклонив голову, я смотрю на высокие подчеркнуты скулы прямые и курносые носы, комочки туши на длинных ресницах. Черный мелок замирает над бумагой, ища себе место, но там уже сжатые безглазыми домами улицы, по которым ветер несет сухие листья прибивая их к ржавым фонарям и покосившимся лавкам.

– Мы наконец можем продолжить? – Катерина Сергеевна теряла терпение.

Виновато улыбнувшись, тренер вышел, напоследок многозначительно взмахнув в воздухе списком.

– Извините, можно? – я захлопнул блокнот и выбежал следом за ним под молчание учителя и смешки класса.

В коридоре было пусто. Блестел недавно вымытый пол под лучами врывающегося в большие окна желтого солнца. Нечеткие следы медленно растворялись на глянце линолеума. Дмитрий Александрович успел исчезнуть, даже звук торопливых шагов забрать с собой. Коридор тянулся в обе стороны и был наполнен тишиной, только негромкое шуршание и бубнеж доносились из-за приоткрытой двери соседнего кабинета. Я обернулся, посмотрел на тяжелую от вековых слоев краски дверь, за которой сидел и пялился в учебники мой класс, накинул на голову капюшон толстовки и заспешил в конец коридора, туда, где за поворотом возле забитой швабрами подсобки была всегда открыта дверь на школьный двор.

Солнце припекало, старалось изо всех сил, но ступени старой лестницы все равно были холодными и сырыми. Я присел на край бордюрного камня, из которого торчали перила, посмотрел на свои черные от мелка пальцы. Блокнот не захватил зря. Сейчас в него бесцеремонно лезет Марго, брезгливо переворачивая страницы кончиком карандаша. На ее лице заранее застыло отвращение к каждому рисунку и снисходительная, но немного польщенная улыбка, когда дойдет до схематичного, но вполне узнаваемого эскиза своего лица. Пусть смотрит, главное, чтобы ничего не дописала под рисунком. Хотя от этого ей удержаться сложно. Потом будет долго смотреть на профиль Саши Калугиной с обычным вопросом в глазах – что в нем такого, чего нет во мне? Дернется, когда ее окликнет учитель и захлопнет блокнот. Рисунки Пустого города ее никак не заинтересуют. Она их просто пролистнет как не заслуживающие и капли ее внимания.

Я поежился. Солнце грело только одно мое плечо, а второе гладил прохладный ветер, пробираясь под толстую, но искусственную ткань. Под лестницей лежал цветастый портфель, прямо в куче собранных, но еще не вывезенных листьев. Девочка-первоклассница что-то шепча себе под нос, возилась в углу под перилами, собирала крупные кленовые листья и показывала их солнцу, словно сравнивая яркую желтизну. Она заметила меня, стала петь потише и воровато вытащила застрявший между прутьями перил огромный лист. Я помахал ей кончиками перепачканных пальцев. Наверное испугал. Девочка исчезла за лестницей, но скоро появилась снова с желтым кленовым букетом в руках. Она отряхивала выглядывающий из-под курточки подол сарафана и смотрела на меня огромными любопытными глазами.

– Привет, – сказал я.

– Вы тут курить будете? – картаво спросила она с явным осуждением в голосе.

– Не буду, – серьезно заверил я и в доказательство показал пустые ладони. – А ты чего не в классе?

Она пожала плечами и хлопнула себя по карманам, из которых торчали цветные перчатки.

– Нас отпустили.

– Тогда домой иди.

Та же мысль посетила и меня. Еще два урока, но за крышами ржавых гаражей за школьным стадионом колышутся ветви старых дубов. Между ними тропинка вниз к реке. Там в темной прозрачной воде неспешно дрейфуют унылые утки, уставшие от летней жары. Низко склонившиеся голые ветви почти касаются медлительной воды.

– Не пойду, – заявила девочка и показала букет.

– Нет иди. Дома ждут.

Она шагнула было к углу школьного крыла, за которым скрывалась дорожка к центральным воротам, но потом торопливо вернулась обратно.

– Там мальчишки. Они дерутся и обижают.

Я невесело усмехнулся. Пожалуй, есть из-за чего волноваться. Горстка не слишком умных шалопаев была для девочки бедой номер один и темным клубящимся пятном на фоне безмятежного желтого дня. Да и я, пожалуй, казался ей глубоко взрослым и потому беспечным дядей. Писклявые голоса мальчишек и правда доносились из-за угла. Похожи на самоуверенный лай щенков, еще неуверенно стоящих на ногах, но пытающихся одолеть ненавистный растрепанный веник.

Потянувшись, я приоткрыл дверь.

– Беги по коридору до конца и налево. Там запасной выход. Где лево знаешь?

Она уверенно кивнула.

– Молодец! Стой, портфель забыла.

Мелкие звонкие шаги затихли за дверью, а затем из сменил пронзительный звонок. Я сидел, жмурился от солнца, наблюдал как наполняется школьный двор. На меня не обращали никакого внимания, словно я был частью побитой непогодой и временем лестницы. Даже девятиклассники, бодро щелкающие зажигалками, пролетели мимо меня и скрылись по ту сторону перил. С параллельного класса натекла небольшая толпа. Они стояли у клумбы, негромко смеялись. Девушка в красном жакете пристально смотрела на меня, изредка отвечая усталой улыбкой на шутки одноклассников. Я, не отрываясь, смотрел на нее и мимо нее на желтые кроны дубов. Еще минута, другая и она торопливым шагом направится ко мне, на ходу сердито поправляя жакет. Ее стянутые в хвост светлые волосы будут хлестать ее по плечам и лопаткам.

– Держи!

Тощий рюкзак и блокнот шлепнулись о мои коленки. Марго потянулась, прикрыв глаза и демонстрируя солнцу голый пупок.

– Рисовать научись, бездарность, – бросила она равнодушным голосом с тонкой срывающейся ноткой плохо скрываемого удовольствия. Добралась до своего портрета.

– Марго, – окликнул и удивился собственному хриплому голосу и наглости, – ты Калугину сегодня не видела?

– Я не слежу за твоими подружками, Никита, – ответила она не оборачиваясь. – Но знаешь кто точно знает? Ее парень. Можешь позвонить ему и поинтересоваться. У меня где-то был номер. Поискать?

Отвечать я не стал. Марго злорадно улыбалась, но я этого не видел, только чувствовал. Кончики ее ушей слегка шевельнулись. Хотя, может быть снова просто щурилась, глядя на солнце. Она продолжала стоять на месте и пытаться действовать мне на нервы, но вместо этого только закрывала собой красный жакет и сердитый взгляд.