– Спасибо, Олег Дмитриевич! – добавил полковник Белов и услышал короткие гудки в трубке. Он сделал пару небольших глотков бурбона из стеклянного стакана и поставил его обратно на стол. Евгений Павлович положил телефонную трубку на базу и встал из-за стола, бросив взгляд на картину, висевшую на стене в его кабинете. На весеннем пейзаже была берёзовая роща, полянка, яркое солнце на безоблачном небе и трава, пробивавшаяся из ещё сонной земли. Запах этого великолепия не сравним ни с чем! Нет больше в мире ничего схожего по своей красоте и простоте, чем родная земля! Её тишина, свежесть, материнская ласка и грубая рука Воспитателя…

Белов помнил сад под окнами отчего дома, где росли яблони и вишни. Кислый вкус антоновки и сладковатый штрифель. Сыроватый ветерок с озера и высокая трава на поле. Всё это невозможно забыть или потерять, если ты дорожишь этим и верен своей Отчизне!

Постоянная жизнь Евгения Павловича вдали от дома сделала его сухим и чёрствым, но не лишила сердечного тепла, которое, словно, материнское тепло, не оставляло никогда, как в минуты испытаний, так и в мгновения тленного счастья.

Полковник Белов знал, что ничто в этой жизни так жестоко не судит человека, как время! Не иметь ничего в шестьдесят лет – это тяжёлое испытание и от бремени одиночества его спасала только служба. Она была его единственной семьёй.

Евгений Павлович плеснул из бутылки в стакан немного бурбона и, взяв его в правую руку, расстегнул пуговицы на пиджаке. Он прошёл к кожаному дивану, стоявшему в стороне от рабочего стола у стены, где рядом в кадке росла небольшая декоративная пальма порядка метра в высоту. Белов дотронулся до её листика пальцами левой руки, будто хотел прикоснуться к молодости, подобно роднику среди высоких сосен. Он сделал пару небольших глотков бурбона и сел на диван, поставив стакан на небольшой высокий столик, стоявший рядом с кадкой. Евгений Павлович закрыл глаза и погрузился в короткое забытьи…

Подмосковье. Коттедж директора ФСБ

Бояров сидел за рабочем столом в своём домашнем кабинете, положив локти на подлокотники офисного кресла. Из открытой фрамуги дул свежий ветерок, наполняя помещение ароматом свежескошенной травы. Олег Дмитриевич застегнул пуговицы серого кардигана, надетого поверх голубой сорочки. Гипертония снова давала о себе знать. Высокое давление, подскочившее ночью от воспоминаний и нервов, постепенно падало, оставляя после себя лишь головную боль.

Бояров открыл хьюмидор из сандалового дерева, стоявший на рабочем столе, и вытащил из него сигару. Он тут же её обрезал и плотно зажал губами во рту. Олег Дмитриевич поднёс спичку и принялся раскуривать крепкий кубинский табак. Про наставления врачей в этот момент он не думал, запрещавших ему курить. Уже было слишком поздно, чтобы начать играть в здоровый образ жизни. Он посмотрел на чёрно-белую фотографию в рамке, стоявшую на столе рядом с хьюмидором, где на фоне песков и жестоких гор Афгани стоит «шишига» их разведгруппы и все ребята ещё живы…

Бояров сделал несколько тяг, и сигара начала медленно тлеть. В пустоте закрытых глаз снова шли караваны, гул моторов, адская жара, взрывы фугасов, разрывы гранатомётных зарядов, кровь, запёкшаяся на раскалённом песке, треск «АКМ», пустой патронник и лихорадочно сжатая в руке граната… Звук винтов «МИ-24», летящих на помощь, словно ангелы и выпущенные ракеты. Изуродованные тела «духов», распластавшихся на обожжённом пески, и голоса друзей…

Сердце Олега Дмитриевича внезапно сжалось и пронизало тупой болью. Сквозное ранение так же не оставляло его в покое. Пуля под сердце, не задевшая жизненно важных органов и кровеносных сосудов, всё равно «убила» Боярова, но только не физически. Это произошло психологически, оставив после себя метку о том, что смерть всегда рядом.

Он сделал пару тяг сигары и выпустил табачный дым изо рта. Олег Дмитриевич провёл ладонью левой руки по аккуратно зачёсанным назад чёрным волосам, которые разбавляла местами серебристая седина, и задумался о ситуации в посольстве в Вашингтоне. Для Боярова не было секретом, какую разрушительную силу могла иметь информация, предложенная «перебежчиком» из ЦРУ. Наличие «кротов» – это абсолютная неизбежность для любой спецслужбы мира, ведь, всегда найдутся «недовольные» в том или ином плане. Кто-то мечтает о красивой жизни, кого-то интересуют карьерные перспективы, а деньги открывают множество дверей…

Всё было логично и понятно, как и, если посмотреть на это всё с другой стороны. Возможность перевербовки и многочисленные оперативные комбинации с целью подорвать врага в его же доме. Время очень изменило лицо «агрессора». Самый опасный враг тот, которого не видишь и знаешь, как человека с принципами. Лицемерие и предательство давно уже изменило своё лицо и привыкнуть к нему невозможно, ибо оно постоянно меняет свой облик.

Олег Дмитриевич взял со стола смартфон и стал набирать номер полковника Громова. Генерал Васильев временно был в служебной командировке в Петербурге, где занимался организационными и кадровыми вопросами. Ряд решений Александра Васильевича Бояров мысленно не одобрял, но обвинять его в ряде «смертных грехов» не считал нужным.

Олег Дмитриевич приложил смартфон к уху и принялся ждать ответа абонента.

– Добрый день! – бодро произнёс полковник Громов.

– Добрый день, Михаил Иванович! Шпионов, меньше не становится? – с юмором спросил Бояров.

– Боюсь, но с этим изменений не предвидится, – саркастично ответил Громов, оторвавшись от подписания ряда бумаг и просмотра агентурной информации на экране ноутбука. Он положил ручку-роллер на подготовленный референтом приказ и откинул спину на спинку офисного кресла. – Но, нужно стремиться к светлому будущему!

– Вот, примерно, об этом я и хотел с вами поговорить!

– Вы, умете заинтриговать, Олег Дмитриевич! – переложив телефонную трубку в левую руку, а потом зажав её плечом, добавил Громов.

– На данный момент всё пока очень туманно… Обрисую ситуацию, как она есть. Вчера в посольстве в Вашингтоне объявился бывший супервайзер ЦРУ с весьма интересной информацией о двойных агентах в наших структурах. Глава резидентуры полковник Белов сейчас занимается аналитикой первых предоставленных материалов и действиями по протоколу. Думаю, что пока стоит по максимуму ограничить доступ к данной информации. Генерал Васильев пусть занимается пока своими делами в Питере. Я сам его извещу.

– Даже не знаю, что сказать?! С одной стороны – это успех, а с другой очередной крупный риск. Новый «Эдик» и информация могут вызвать эффект разорвавшейся бомбы, впрочем, к этому нам не привыкать!

– Согласен, Михаил Иванович! Почему-то мне кажется, что подобной истории в этот раз не будет. Фигуры разные! Один весь мир на уши поставил, а этот по максимуму сохранил конспирацию своего «побега», кроме небольшой конфронтации с агентами ФБР у ворот.

– Уже хорошо! – поставив свою подпись под приказом, произнёс Громов, прикидывая заранее в голове сколько предстоит весьма непростой работы, если информация перебежчика пройдёт проверку, как и он сам.

– Хорошо или плохо, узнаем в будущем! А, пока, начинай подготовительную работу. Евгений Павлович сам свяжется с тобой в ближайшее время. Необходимые бумаги для трансфера я подпишу, – сделав несколько тяг крепкого табака и выпустив несколько колец дыма, добавил Бояров. – Само собой, группа разработки и проверки информации должна быть минимальной по составу и максимальной по уровню доверия.

– Правила игры, Олег Дмитриевич, я хорошо знаю!

– Знаю, Михаил Иванович! Считай это частью протокола, – улыбнувшись, произнёс Бояров, положив сигару на большую хрустальную пепельницу.

– Принято! – отложив подписанные только что приказы и распоряжения на край рабочего стола, добавил Громов.

– Верю в вас, Михаил Иванович! Хорошего дня!

– Спасибо, Олег Дмитриевич! Взаимно! – сказал Громов и положил телефонную трубку на базу.

Бояров достал из ящика стола блистеры с таблетками и плеснул в стакан немного минеральной воды. Сердце продолжало ныть и уже не верилось, что от этого есть спасение.

Олег Дмитриевич проглотил несколько таблеток и запил небольшим количеством воды, отставив стакан в сторону. Сигара медленно тлела в пепельнице, а мысли путались в голове и вызывали страх. Жизнь, как усталый странник исчезала в предрассветной дымке, оставляя на разбитой дороге, занесённые пылью следы…

Вашингтон. Посольство Российской Федерации

Ник лежал на диване с кожаной обивкой, издававшей скрип, при поворотах с бока на бок. Сон не шёл, что было нормальным состоянием, когда твоя жизнь внезапно преподносит неожиданные сюрпризы. Искать виноватых – это типичная модель поведения человека, который не стоит и ломаного цента. Каждый сам виноват в своих несчастьях! Так было всегда и так останется, пока существует этот безумный мир, где скоротечность побед и жизни, остаётся незыблемым постулатом.

Миллс предпочитал не смотреть в будущее! Ведь, как можно увидеть то, чего нет?! Когда-то Эдвард Сноуден был для него главным предателем и человеком без чести, передавшим информацию об агентах главному врагу. Спустя годы Ник понял неоднозначность всего, где главная цель – получение прибыли! Теперь, в лучшим случае и хорошем стечение обстоятельств он мог проследовать тем же путём, только в его случае было всё несколько иначе. Агент Миллс предлагал материалы на двойных агентов. Их ценность для ЦРУ и АНБ имела особый приоритет, но при этом они оставались предателями собственной страны. У таких людей нет ценностей, а только жажда денег. Времена идейных агентов прошли. Классический предатель готов повторить свой «высокий поступок» столько раз, сколько ему будет выгодно! Так было и будет всегда и никогда не изменится!

Ника не пугала Россия, ибо не отличалась от любой другой страны ничем! Просто в каждой «песочнице» свои плюсы и минусы, к которым легко можно приспособиться, особенно если имеешь определённый опыт и знания.

Миллс резко сел на диване и поставил ноги на пол. Он сунул их в кроссовки и завязал шнурки. Его правая рука нащупала под пледом пульт от телевизора, стоявшего в углу комнаты на длинной и низкой тумбочке. Ник нажал на кнопку включения и новости на канале «CNN» снова начали «лечить» тупые мозги своей аудитории.

Встав с дивана и подойдя к столу, на котором стоял кофейник, Миллс налил себе тёплого чая. Его взгляд застыл на очередной пресс-конференции Госдепартамента, где уровень «клоунады» часто достигал апогея комедии абсурда и вызывал приступы нервного смеха. Ник сделал пару глотков чая и продолжил смотреть на экран телевизора.

Он «пробежался» по каналам и остановил свой выбор на документальном фильме о представителях семейства кошачьих. Можно сказать, это было лучшее предложение из имевшихся в наличие! Музыкальные каналы с рэп-культурой были далеки от идеалов Миллса, дебильные мультики вызывали желание нашпиговать телевизор пулями девятого калибра, спустив в пистолете весь магазин. Тупые комедии иногда спасали от скуки и дерьмового настроения, но после них тяжело было думать.

Ник допил чай и сел обратно на кожаный диван, продолжив смотреть на жизнь хищников, чья жизнь была такая же изменчивая, как и у него самого…

Неподалёку от Сиены. Аббатство Сан Гальгано

Говард затормозил свой внедорожник на грунтовке и заглушил двигатель. Зарево продолжало пробиваться сквозь ночной мрак, готовя прекрасные широкие поля к утреннему рассвету. В отдаление виднелись черты развалин величественного и покорённого временем аббатства. Хмурые стены молча смотрели на округу, вспоминая былые времена процветания, и людей, посвятивших им целую жизнь.

Льюис потушил фары и выключил стереосистему. Благостная тишина окутала его, будто собираясь напеть тихо на ухо колыбельную. Здесь среди пустоты и покаяния находилась невидимая дорога к звёздам, по которой ушёл рыцарь Гальгано.

Говард вылез из автомобиля и прикрыл за собой дверцу, поставив внедорожник на сигнализацию. Он поправил на правом боку пластиковую кобуру с пистолетом «SIG-Sauer» и с нерешительностью вступил на поле, где среди высоких всходов, лежала пелена грусти, похожая на огромное тканное полотно. Массивные стены аббатства молча подмигнули Льюису через свои пустые оконные проёмы и продолжили звать к себе.

Говард коснулся открытой ладонью правой руки высокой травы, которая прошептала чуть слышную молитву. Он продолжил идти по полю, где на линии горизонта появлялся багряный солнечный диск. Казалось, что именно здесь и живёт истинная вера, потерянная людьми среди жизненных неурядиц и собственных ошибок.

Льюис подошёл к стенам аббатства, чувствуя, как потери, так и обретение, сделанное здесь и сейчас. Он дотронулся ладонью до кирпичной клади стены, пытаясь услышать внутри себя голос грешника и праведника Гальгано Гуидотти. Его рыцарская история – это обретение Бога через смерть, страдания и тяжесть собственных грехов. Его меч, навсегда проткнувший камень и ставший для него тем самым крестом искупления, находился на холме, где стояла ротонда.

Говард дышал и не мог никак надышаться ароматом настоящей свободы. Он слышал странную заунывную мелодию скрипки, а редкий звук ударных инструментов призывал продолжать идти.

Льюис добрёл до ротонды и вошёл внутрь. Меч рыцаря Гальгано встретил его, улыбнувшись из-под плексигласового купола. Он медленно и нерешительно подошёл к нему и встал перед ним на колени. Крест в виде меча в камне заворожил его взгляд и Говард закрыл глаза. Губы Льюиса стали шевелиться, читая чуть слышно: «Отче, наш».

Говард открыл глаза, неотрывно смотря на меч, и стал искать нечто, что могло бы быть средством связи с таинственным орденом. Вокруг купола лежали только небольшие камни и ничего более. Льюис опустил голову, продолжая просить у Господа помощи. Он дотронулся ладонями камней и, несколько раз проведя по ним, нашёл пустотелый фальшь-камень. Говард взял его в руки и быстро раскрутил. Внутри находился небольшой огрызок простого карандаша и маленький клочок бумажки.

Льюис тут же написал, как можно с ним связаться и кто он. Его руки быстро завинтили фальшь-камень из керамики с пластиковой резьбой и Говард положил бутафорию к куполу. Он быстро перекрестился и встал с колен, а первый яркий лучик утреннего солнце ослепил ему глаза при выходе из ротонды…