Глава четвертая

После двухдневного поста голова слегка кружилась. Зато в теле появилась такая легкость! Тихон Анатольевич даже сосчитал ступеньки по дороге к остановке. Доехал спокойно, без происшествий. На обочине заметил одинокого Шиша, бросавшего маленькие снежки в прохожих. Старик погрозил ему пальцем, тот пискнул и исчез. Найдя нужный дом, Тихон постучал в дверь. Ему открыла женщина с изможденным лицом. Где-то в глубине дома, кто-то громко ругался и кричал. Старик снял шляпу и слегка поклонился:

– Я приехал, как обещал. Он здесь?

– А? Это вы? Я вас иначе представляла! – женщина устало отступила, пропуская гостя. – Да, он наверху.

Тихон оставил пальто и шляпу на вешалке, взял портфель и бодро зашагал по лестнице вверх. Крики становились все громче. Будто кричавший знал, кто поднимается. Старик отворил дверь и вошел. В просторной комнате, на большой кровати лежал подросток и истошно матерился. Руки и ноги его были привязаны к углам кровати толстой веревкой. Увидев вошедшего, он вдруг оскалился и заверещал так, что заложило уши. Женщина за спиной Тихона закрыла рот платком. На ее глазах навернулись слезы.

– Здравствуй, Алеша! – старик поставил портфель на стул. – А тебе, зараза, что внутри него засела, предлагаю выйти сейчас или…

Он достал Святое писание и раскрыл на нужной странице.

– Я вырву зубами твой гребаный язык, мразь! –вдруг зашипел злобой привязанный, не своим голосом.

Женщина охнула.

– Так! – обернулся к ней Тихон. – Мне нужны несколько помощников посмелее. Желательно, физически крепких мужчин. Найдутся такие?

Мать одержимого мальчика закивала и убежала вниз. Тихон подошел к окну и задернул штору:

– Что ж, начнем, помолясь!

***

Мужчина в серой ветровке – кажется, это был тот самый дядя Слава – пробил дверцы шкафа своим телом, и скрылся под ворохом одежды, едва шевелясь. Другой, молодой, но очень толстый парень подлетел к потолку, врезался в него и шмякнулся на пол, как мешок с картошкой. Тихон, пытаясь примотать вторую руку одержимого подростка к кровати, заметил, что толстяк на полу не шевелится. «Ничего! Втроем управимся!» – подбадривал он себя.

Вокруг них грохотали раскаты грома, и не весть, откуда взявшиеся в комнате молнии. Ураганный ветер не давал стоять прямо. Подросток рычал, как зверь, проклиная всех, находящихся в этой комнате. Еще двое мужчин безуспешно прижимали его тело к кровати.

Тихон, наконец, зафиксировал руку полотенцем и отошел к изголовью. Взял Библию и перекрестясь, начал читать стихи, призывающие высшие силы изгнать демона из смертного человека.

– Он! – заверещал одержимый, разорвав полотенце и показывая вывихнутым, кривым пальцем на Тихона. – Он с колдуном дружбу водит! А-А-А! Поганый! Он – ведьмак! Жечь! Жечь его! На дыбу, тварь!

Парень, несмотря на то, что был привязан к кровати, и его держали двое совсем неслабых мужчин, выгибался так, что казалось, у него нет хребта, и он может гнуться в любую сторону. Только хруст хрящей и костей, потонувший в вое сильного ветра.

– Держите за руку и закройте ему глаза! – прервал чтение Тихон, и смахнул рукавом пот со лба.

Уже два часа он громовым голосом делал вычитку, и осенял Алешку крестным знамением. Силен был демон в нем, но и Тихон не зря свои годы прожил. Из четырех мужчин помогавших ему изначально, остались только двое, да и те, тряслись как листки осиновые. Бедняги!

Он все читал, и праведный огонь внутри него выплескивался на демона в виде слов и оставлял на нем светящиеся, не зарастающие знаки. Этого не было видно людям, но Тихон Анатольевич прекрасно это видел. Он чувствовал. Каждая клеточка его тела, была наполнена верой в свое дело, верой в победу над злом в любом обличии. Как бы силен не был демон – он был обречен! Старый экзорцист не допускал и мысли о другом исходе.

– Старая рухлядь, я разорву тебя! – голосил привязанный. – Сломаю каждую кость в твоем трухлявом теле! Вырву с корнем твой член и заставлю его сожрать! Ты истечешь гноем, как покрытый струпьями прокаженный! Мразь! Гнида!

Он вывернулся и ударил лбом в лицо одного из мужчин. Тот упал с кровати на пол. От грома закладывало уши, а чертовы молнии, слепили глаза экзорцисту.

– Твои глаза, – парень сел, освободив вторую руку, – они будут моими! Я выпотрошу твое брюхо, и повешу тебя на твоих же кишках! Будешь висеть в назидание другим смертным тварям. А-а-а! Час расплаты настал, Тихон!

Тихон Анатольевич поднял руку с крестом вверх:

– Именем Господа! Приказываю тебе выйти из тела бренного отрока, демон! Ты не смеешь ослушаться! Вон, нечистый!

Внезапно ветер стих. В ушах зазвенело от наступившей тишины. Гром прогрохотал где-то в отдалении и смолк. Мужчина, державший парня за руку, подумал, что все кончилось, и отпустил его. Одержимый наотмашь, словно бревном, ударил его рукой. Мужика вынесло из комнаты наружу, через окно. Экзорцист остался один на один со злом.

– Тебе конец! Троица не поможет, ходячая ты помойка! – громко прошипел парень, выдирая сначала одну ногу из веревок, затем другую.

Он прыгнул на бельцо кровати, растопырил руки и зарычал, как голодный волк. Слюна закапала из его рта на пол, волосы встали дыбом, а глаза… казалось, они сейчас выпадут из глазниц; теперь их разделяла только вытянутая вперед рука Тихона с распятием.

Тихон не умолкал ни на минуту и голос его, казалось, только набирал обороты. Твердо и громко, впечатывал он точно подобранные слова в демона внутри смертного, оставляя на нем безобразные раны. Обливаясь потом, старик не сделал назад ни шага, даже когда одержимый прыгнул на люстру над ними и, уцепившись за нее ногами, повис вниз головой, оказавшись к нему лицом к лицу. Тихона обдало невыносимым смрадом горящей смолы из пасти безумца.

– А-А-А-А! – от крика посыпалась штукатурка в комнате. – Где теперь твой бог, отступник!

– Изыди! – старик осенил одержимого крестом и, не отводя глаз спокойно продолжил. – Тебя заждались внизу, вон!

Последнее слово, словно удар боксера-тяжеловеса отшвырнуло парня обратно на кровать. Он раскинул руки и потерял сознание. Горбатая, уродливая косоглазая старуха вылезла из тела подростка, едва держась на своих волосатых ногах, зло посмотрела на старика. От нее смердело нечистотами. Все ее тело было покрыто безобразными рваными, гнойными ранами. Тихон вновь перекрестил ее и та, с диким криком исчезла. В воздухе остался запах озона, как после дождя, и едкой серы. Глаза заслезились. Мальчик на кровати задышал ровнее. В разбитое окошко заглянуло солнце, осветив комнату ярким светом.

Старика била мелкая дрожь. Он сделал шаг к окну и чуть не упал. Ноги не держали. Доковыляв до окна, он посмотрел вниз: мужчина, выбивший стекло своим телом, неудачно упал на решетку забора: одно острие пробило ему позвоночник, другое – вышло через горло.

«Сколько бед! – покачал головой Тихон, и присел на подоконник. – Один нечистый, и так много горя. Будет ли этому конец? Сколько еще нужно жертв?» Он старался выровнять дыхание. Получалось не очень. С трудом расцепив пальцы, мертвой хваткой сомкнувшиеся на небольшом кресте, он попробовал отыскать спички, чтобы закурить. На пальцах остались глубоко врезавшиеся белые отметины. Тихон размял руку и подумал, что к восьмидесяти годам надо бы отказаться от вредных привычек.

***

– Что это было? – закуривая, уже вторую подряд сигарету спросил у Тихона мужик, которого откинуло на шкаф в ходе обряда. – Этому вообще есть название?

Старик с удовольствием втянул ноздрями дым сигареты:

– Вештица – та еще дрянь.

– Что? – мужчина закашлялся. – То есть кто?

– Злой дух, демон. Вообще, они чаще в животных вселяются. Порчу бывает, наводит. Но чтобы так, в наглую… силен гад, словно кто-то его тьмой питал.

Мужик прикурил третью сигарету:

– А ты молодец, дедуля! – он протянул ему подрагивающую руку. – Кремень! Спасибо тебе!

– Алешку теперь в церков надо, – покачал головой Тихон, – проклятия изгнанного демона силы не имеют, но если душу парня светом и добром не заполнить – это может повториться. Слаб он сейчас. Благо, что молод, сил полно. Быстро в себя придет.

Мужчина обернулся к входу в дом и крикнул:

– Анжелика! Анжела! Собирай сына, в церковь едем!

– Не сейчас, – остановил его порыв старик, – как ходить сам сможет, так и пойдете. На святое место пешком ходят, своими ногами.

– Понял, понял! – закивал мужчина. – Сколько я вам должен?

От красноречивого взгляда экзорциста мужик густо покраснел и, закашлявшись, выбросил сигарету.

Глава пятая

– Думаешь, вештица не одна была? – Кащей шел рядом, заложив руки за спину.

У него уже входило это в привычку – закладывать руки за спину. Зачем? Для чего это нужно? Но люди так делали. Сам колдун, уже как полтораста лет замечал это движение за собой. «Как ни крути, а близость к людям делает свое дело, – подумал он. – Так глядишь, веков через десять совсем очеловечусь». Шаги двух знакомцев, гулко отражались эхом от стен улицы на окраине города. Тихон не любил суету, а Кащей не любил никого в принципе, поэтому оба искали место поспокойнее.

– Вышла одна. Только вот…

Высокие сапоги колдуна продолжали стучать каблуками о тротуар.

– Сильна очень.

– Или ты слишком стар? – покосился на него Кащей.

– Может и стар, – улыбнулся старик, – может на покой пора. Только кто людей защитит? Тьма-то, она вокруг нас.

– Тьма в людях, юноша. Тебе заплатили?

– Отказался.

– Глупо. У тебя вся жизнь так – для других. В этом костюме, я тебя сорок ваших лет назад помню. Многовато для человека.

– Качество! – Тихон любовно погладил полу своего пиджака. – Зачем менять что-то неизвестное на что-то проверенное, хорошее?

– Люди! – Кащей прибавил шаг.– То, что ты рассказал… Что с тобой?

Старик стоял и смотрел куда-то вперед. Румянец на его щеках проходил, его место занимала мертвенная бледность. Кащей развернулся к отставшему спутнику.

– Там женщина! – воскликнул Тихон и показал пальцем куда-то за спину колдуна. – Там … Видишь?

Кащей огляделся. Затем его взгляд снова остановился на спутнике:

– Как выглядит?

– Да вот же она, за тобой! Выглядит? Э-э-э… Платок на голове, платье, туфли. Что еще? Лицо такое, печальное. Стоит и смотрит, не двигается.

– Цвет одежды?

– В белом вся. Как невеста, только вот не весело ей что-то. А что? С каких пор ты своих не видишь?

– Не бери в голову. Идемте, юноша. Галлюцинации – это уже диагноз, как у вас говорят.

Кащей поджал губы и пошел вперед. Если бы Тихон мог видеть его глаза, он удивился, увидев, какими пронзительно-голубыми они стали. Дальше шли молча.

***

Темен был Лунный чертог для человеческого глаза. Если бы случилось невозможное, и вместо самой души, сюда попал бы смертный человек, его кровь тут же застыла бы в жилах. Сердце остановилось, а умирающий мозг заставил бы отпечататься на сетчатке глаза только одну картину: тьма, уводящая во тьму. И не было конца черноте этого, поистине мрачного и тихого места. Что может быть темнее ночи? Об этом знают только души умерших людей, сосланные вниз, под землю. Навсегда. И поэтому, нам никогда не узнать об этом совершенно точно.

Однако можно увидеть владения Чернобога так, как их видит его верный страж – Кащей: души, бестелесные, слабовидимые образы людей, какими они когда-то были, бесконечной вереницей проходят сквозь врата Царства Тьмы, царства Нави – как его называли ранее, – и уходят вниз, все ниже. Все глубже. Мимо дворца самого Бога Тьмы. Если очередь вдруг редела, костлявый некромант выходил в Мир Живых, и собирал недостающих. Он не губил людей, не вынуждал их кончать жизнь самоубийством, не изводил сам, но лишь собирал свою жатву из бессмертных, и потому таких ценных душ умерших людей.

Колдун зорко следил за своим хозяйством, и еще более пристально наблюдал за дворцом Чернобога, своего отца. Чтобы ни у одной темной сущности или демона не было и шанса, нарушить веками устоявшийся порядок. А смельчаки раньше были! Много было желающих помериться силами с бессмертным колдуном. И только его уникальная природа и чутье, всегда помогали ему оставлять поле боя за собой, каким бы коварным и сильным не был противник.

За маской равнодушия, и даже, некоторой скуки, скрывался хитрый и опасный полумертвец-получеловек. Да, Кащей был когда-то человеком! Теперь он и сам не помнил, когда это было, и кто его проклял «даром» бессмертия. Он не просил этого но, получив, вопреки всему сумел использовать эту аномальность, присущую только высшим существам, себе во благо. Долгой и верной службой своему отцу, заслужил он свое место в подземном мире, свой пост стражника Лунного чертога. Он вообще, всегда был себе на уме. И чего ждать от его решений не знал, казалось, даже сам Чернобог.

Однажды, на заре своего правления, Кащей полюбил. Это вылилось для него в три сотни лет мучительного заточения в самом темном углу, в тесном подвале с крысами и скелетами в полуистлевшей одежде. Древний замок, где висел на цепях обессилевший Кащей, смог найти только один человек. Не существо, демон или бес. Человек!

Колдун убил своего спасителя. Так было угодно судьбе… С тех пор минули годы, столетия покрыли воспоминания пылью времен. Он все помнил и крепчал в своем темном мастерстве. И теперь уже никого не осталось ни в подлунном мире, ни в царстве Нави, кто смог бы оспорить место Кащея, его силу и мудрость принятых им решений.

Даже самое дикое, разбушевавшееся Лихо, лишь только услышав его имя, становилось смиренным и тихим, словно кроткая овечка. А ватаги чертей, ночниц, упырей и другой нежити разбегались и разлетались в неописуемом ужасе, лишь только услышав стук подкованных железными гвоздями каблуков Кащея. Не было ему равных, кроме бога-отца.

Но старый некромант не терял сноровки, не уповал только на свой авторитет. Каждый, кто хоть раз заглядывал в его меняющие цвет глаза, понимал: одно неверное слово или действие, может грозить самыми непредсказуемыми последствиями. Нет, Кащей никого не убивал, хоть и имел на то все силы. По своей природе, он не принадлежал только Тьме, но и под солнцем ему не особо были рады. Он умел ввести оппонента в такое состояние, что противник сам делал ошибки и пожинал плоды своих же козней. К каждому он знал подход, и прошедшие века только укрепляли его умения, его влияние. В последнее время, он предпочитал разрешать свои дела одной лишь только физической силой, оставляя магию на крайний случай. Дабы не терять сноровку.

Не часто можно было застать стража в таком хмуром виде как сейчас. Подперев кулаком подбородок, колдун сидел на своем троне, у самого дворца и смотрел черными глазами прямо перед собой. Трон был очень старым, резным. Колдун не знал, кто и когда его вырезал из цельного куска камня. Древний зодчий, вероятно, не знал себе равных в своем деле. Настолько велико было его внимание к деталям. Вечный трон для вечного повелителя…

– Кот! – внезапно сказал Кащей, и слово, произнесенное им, заставило вибрировать пространство вокруг.

Долго ждать не пришлось: из ниоткуда, легко, словно птичка, выпрыгнул Баюн. Большой рыжий зверь, которого можно было назвать котом лишь условно, внезапно появился перед взором колдуна.

– Господин, му-р-р! – рыжий припал на передние лапы. – То был просто невзрачный человечишка, ему, небось, считанные дни оставались, клянусь вам! Может я ему участь облегчил? Старый ведь был и совершенно невкусный…

– Мне нужно, – перебил его Кащей, – чтобы ты понаблюдал за одним… человеком.

Кот состроил глупую физиономию и опустил хвост:

– Человеком?

– Ты помнишь его, Тихон…

При этих словах, кота как подменили: он вздыбил шерсть, встопорщил хвост и усы, весь подобрался и стал еще толще и массивнее. Теперь он походил на тупорылую овчарку.

– Господин, помилуйте, его никто из наших терпеть не может! Он же светится! Светится изнутри! К нему только подойди – сразу сожжет, даже смотреть больно. Мя-у-у!

– Шерсть и кожу давно заново отращивал? Хочешь куском мяса побегать по свету?

Рыжий перекатился на спину и замурлыкал, вытягивая вверх мягкие лапки; его хвост, как бешеный мотылялся из стороны в сторону:

– Лучше сразу изжарьте! Я его еще тогда, у проруби невзлюбил: человек человеком, а позволяет себе… И не боится никого! Бессовестный! Кто ему позволил так сиять? Это непростительно! Нельзя так. Каждый, на своем месте, должен вести себя соответственно. А он… Господин?

Глаза Кащея, вспыхнувшие было ярко-оранжевым пламенем, вдруг угасли. Он махнул рукой и кота, будто стерли из реальности, так быстро он исчез. Немного подумав, старый колдун встал, спустился с высокого трона и, наступив на землю, оказался в чьем-то доме, пройдя через сияющий синими всполохами молний переход в пространстве.

Он огляделся. Обычный частный дом – за окном машина, забор; судя по звуку – люди смотрят плоскую плиту с говорящими картинками. Тихон говорил ему, как это называется, но кому-какое до этого дело? Тут же, из тени в углу выкатился низенький – до колена, – мужичок с усами и пышной бородкой, в шапке. Смахнув шапку и крепко сжав ее в руках, человечек кивнул и посмотрел на Кащея снизу вверх:

– Здравствуй! Чем обязан?