Читать книгу «Надо жить Человеком!» онлайн полностью📖 — Павла Николаевича Отставнова — MyBook.
image

Новогодняя сказка про тётеньку и дяденьку

Здравствуйте, мои любимые, Вечные Дети! Я расскажу Вам сказочку… да, не одну!

В бело-бизнес-каменном, самом дорогом городе мира, жил-был дяденька. Не низок, не высок, а вылитый Пьер Безухов.

"Какой такой "Пьер"? Не знаешь еще? Ну, пусть будет Гарри Поттер, надутый через волшебную соломинку.

И слыл этот самый дяденька великим алхимиком. Всё, на что он обращал свой взор, мигом превращалось в злато-деньги! А деньги эти веселыми, весенними ручьями сбегались в его чертог, под названием "Банк".

Вот в этом чертоге, над златом, и чах дяденька все свои дни. А когда усталое солнце уплывало почивать, заезжала за алхимиком карета, запряженная в триста лошадей, и уволакивала в дремучий лес. В тот лес, где врос в землю огромный, серый замок.

И все свои вечера бродил дяденька один-одинёшенек по темным залам и только его бокал с зельем не был пустым в этом замке.

Но, ах, сколько волшебниц и колдуний мечтало побродить хозяйками по этому замку!

И, ах, сколько прелестных ведьмочек мечтало поехать чахнуть на деньги дяденьки куда-нибудь в Куршевель, или на Лазурный Берег…

Ах, ах, ах… но, увы, для своекорыстных и злых!

Дяденька был заговорен добрыми волшебниками – своими родителями. Плохо ли это, хорошо ли, но он сразу понимал, что на самом деле любит очередная колдунья.

"Меня или мои деньги?"

"Деньги!" – догадывался дяденька и скрывался в чертоге, или замке, охраняемый дядькой Черномором и его тридцатью тремя "секьюрити".

Но в один из черных дней поздней, ненастной и несносной осени самая-самая настойчивая вампирша решила добиться-таки своего. Во что бы то ни стало!

Она погналась за каретой дяденьки, на крутом повороте обогнала, и лихо остановила своих коней на скаку.

Но карета дяденьки была настолько тяжела, что кучер не смог остановиться и понесло их прямо на вампирочку-дурочку…

Пусть дяденьку несет навстречу Судьбе, а Ваш сказочник пока начнет другую сказочку…

…В соседнем государстве жила-была тётенька. Не "давным, давно…", а исторически совсем недавно дяденькино царство и тётенькино государство были едины. Но собрались три колдуна в чаще-пуще, поворожили и… и проснулись как-то тётенька и дяденька по разные стороны пограничного столба!

Дяденька наш, он и в Африке – дяденька! Здесь ему всё это колдовство "по барабану" было, а в Африке "по тамтаму" бы стало… А на Севере бы "по бубну"… Одним словом, дяденька продолжал спокойно свои алхимические превращения, "весь покрытый "зеленью", абсолютно весь"…

А вот тётенька трудилась помощницей лекаря. И когда случился этот навороженный "трах-бах" – лечиться больным вдруг стало не на что. И жить-быть тётеньке, соответственно, стало не на что. И родителям её, старикам, понятно, как вдруг зажилось.

И пришлось тётеньке поехать в дяденькино царство, чтобы денежек заработать. Приехала, но лекари местные брать её в помощницы не стали. Своих, сказали, хоть пруд пруди, хоть возами вози!

Но посоветовали лекари те:

– А зачем тебе, красавице писаной, с болезнями чужими маяться? Посмотри на столбы верстовые – тебя грамоты зазывают!

Посмотрела тётенька на призывы, подумала и решила: "Нет, не меня!"

И стала улицы подметать. Месяц метлой отмахала – чуть с голоду не умерла. А больные родители дома тоже чуть Богу душу не отдали без лекарств!

Так их жалко стало тётеньке, что поплакала-поплакала, да пошла по зазывному адресу. А там, известно, встретили с распростертыми руками. Грязными и загребущими. И сразу пошла тётенька по этим рукам…

Определили её на службу около дороги столбовой. И аккурат около той, по которой дяденька наш ездил. Но дяденька не обращал внимания на таких тёть.

А вот другие "добрые" дяди, наоборот, часто-часто останавливались и спрашивали:

– Тепло ли тебе тётя?

И грели её, и денежки даже давали.

Да вот колдовство-то, какое получалось: от тепла пылкого дядь этих, от денежек их засаленных, не таяло сердце тётеньки, а всё каменело и каменело…

Ну, а теперь пришло время двум нашим сказочкам и сойтись.

…Не удержал кучер карету дяденькину и с тяжким грохотом и скрежетом вбилась она в вампирову!

Вмиг – обе чудо-колесницы вдрабадан, в груду и в куски!

Затих шум было, но затем сразу – бух! И – "у-у-у-у-у" – огонь занялся и понесся по разорванному металлу!

Вся дорога встала! Повозки, кареты, колесницы запрудили проезд. Люди повыскакивали, но никто не бросается спасать горящих. Смотрят, заворожено на огонь и… стоят.

Так бы и сгорел дяденька, но… Но на чудо тётенька наша рядом оказалась! Кому огонь сердце каменное только потешил, а её сердечко растаяло от жалости. Забилось сердечко да бросило в огонь во имя спасения!

Как рвала дверь, как вытаскивала с сиденья, как тащила грузного человека от огня? Чем кровищу остановила, как заставила сердце забиться, а легкие – задышать? Спроси тётеньку – не ответит!

Только когда "Карета скорой помощи" увезла дяденьку в Центральную лекарню, только тогда вздохнула облегченно тётенька. Вздохнула, да упала тут же на землю. Сама, спасая, обгорела, да изрезалась вся, сколько крови потеряла!

Что ж и тётеньку отвезли в лекарню. Не Центральную, понятно, но тоже отвезли и мал-мало лечить принялись…

…Пролетели три месяца. Каких только заморских и местных лекарей не зазывали к страдальцу-дяденьке! Какими только магическими пасами и волшебными зельями не лечили болезного! Но…

Но не это было главным, что удержало дяденьку на Белом Свете. Все дни и ночи видел он, как наяву, лик прекрасной, доброй незнакомой тётеньки, которая плакала, но с отчаянной силой кричала:

– Не уходи, милый! Не уходи, родной!

И так искренне, и так самоотверженно, что удержало это дяденьку на Краю, невероятно захотелось ему встретить незнакомку, и он выздоровел!

Выздоровел и стал искать тётеньку. Но не было следов никаких! Да, мы ж с вами знаем почему… Иммигрант без разрешительной грамоты… Вроде, есть человек – а ищи-свищи, вроде, как нет его!

Поскучнел опять дяденька, затосковал вновь, хоть вой, хоть плач.

Так и Новый Год подошел. К кому-то на крыльях радость прилетела, Праздник волшебный, самый расчудесный в году!

А у дяденьки одна радость – зелье вечером. И нет разницы, что "праздник", что тебе обычный вечер…

Так и ехал он в замок в канун Нового Года, аж, под самые "…часы двенадцать бьют…".

Ехал, смотрел по сторонам, да жалел тёть по окраинам дороги: "Тоже страдальцы! Ни праздника им, ни дома теплого, да душевного…"

Думал так тоскливо, и вдруг как закричит:

– Стой!!!

Не успел кучер осадить лошадей, а дяденька уже бежал. Подбежал и выдохнул:

– Вы!

– Я – просто ответила тётенька. (Она это была! Наша тётенька!)

Ничего боле не сказал дяденька (а что скажешь? Тут, или сутки говорить и говорить, или…), а крепко-крепко сжал руку тётеньки, да повел в машину.

Ах, стрелой долетели до замка! Ах, как весело забегали помощники, повара, богатыри Черномора по замку! Ах, да как не развеселишься, как не возрадуешься, если тоска зеленая ушла, а Праздник пришел!

Раз – и свет заполнил весь замок и всю округу, не оставив ни одного темного и скучного уголка!

Два – и мигом празднично обрядили-раскрасили ближнюю елочку: фруктами, конфетами, ватой, блесками и мишурой!

Три – и накрыли новогодний, богатейший стол под серебро, хрусталь и свечи!

Четыре – налили лучшее шампанское!

Пять – не сдержав радость и восторг, все прокричали то, что было в душе:

– За Новый год! За всех нас! За дяденьку и тетеньку! За Бога!!!

А дяденька дождался, когда закончатся восторженные крики, и сказал тихо тётеньке:

– За Вас! А теперь уже и за нас двоих!

Тут и сказочке конец!

– А что в той сказке дальше было? – спросят меня.

– Было, конечно, всё было! – отвечу я. – Но началась уже не сказка, а Жизнь. Да, Жизнь прекрасная и волшебная, но это уже не сказка… Это уже лучше любой самой лучшей сказки!

И я Вам, мои Читатели, желаю в Новом году начать не выдуманную сказку, а новую, прекрасную и волшебную Жизнь!

Конец сказочке – начало Жизни новой, доброй!

"Придурок"

– Вы не волнуйтесь… Только не надо сильно волноваться… С современной медициной это уже не так страшно…

С каждой "успокаивающей" фразой врача, у Ивана, наоборот: руки дрожали всё больше и больше, и ком в горле нарастал и нарастал…

Он сглотнул и прохрипел:

– Доктор… короче… что со мной?

– Э-э-э… – замялся молодой врач. – В "Заключении обследования" всё написано…

Сквозь заслезившиеся глаза Ивана буквы выглядели огромными, нечитаемыми, но до ужаса страшными…

Вконец испуганный мужчина взмолился:

– Дорогой, не томи, не мучь! Что со мной!!!

– Ну, коли вы так настаиваете… Ну, вы не волнуйтесь… у вас… рак…

Со всех сторон налетела темнота, а стул растворился…

И очнулся больной на полу от запаха нашатыря!

Испуганный врач и медсестра подняли Ивана и усадили на стул.

– "Скорую" вызвать? – спросили у Ивана.

– Нет, не надо…

– Ну, тогда вот ваши документы: анализы, снимки, "Заключение" и направление в больницу… – быстро пробормотал врач, и медсестра настойчиво проводила больного за дверь…

…Если бы посмотреть со стороны – увидели бы мужчину средних лет, который шел, размахивая руками, и вскрикивал:

– Врет, всё врет докторишка! Кирдык мне! Абзац! Все врут! И всегда мне врали!!!

Это шел по улице Иван, кричал, а между вскриками думал:

"Всю жизнь и все мне врут! Не жизнь прошла – а враньё в унитаз сдёрнулось!"

Он вспомнил советы отца: "Не верь никому: они врут – и ты ври! Но хитро – придуривайся! Да, высоко не поднимешься, но и падать не больно!"

"Да! – продолжал думать Иван. – Так я и делал: и в институте, и на работе – мешком серым притворялся. Да, не вырос на заводе, только мастер, но всё же пережил! И враньё начальничков, которые при социализме воровали тихо, а затем уже лихо приватизировали завод! И с телеэкрана врали-врали и под шумок пенсию сдвинули… И до неё, это без вранья, мне не дожить… Н-Е Д-О-Ж-И-ТЬ!"

Взгляд взбудораженного Ивана зацепился за проходящую молодую девушку: "Дома, поди муж, а она перед всеми тут попой вертит! Как моя "благоверная"! Тоже врет мне всю жизнь: "Люблю!" Кого? Меня, деревенщину? Она, умница и красавица? Не верю, и никогда не верил! "

Он вспоминал годы совместной жизни: знакомство, робкие поцелуи, совсем неожиданное "да" девушки, свадьбу обалдевшего жениха и счастливой невесты, распределение на один завод, рождение дочки, получение квартиры…

Казалось бы всё хорошо, но… Но это внутреннее его недоверие, зажатость мешало жить в полный рост. Он, как бы, со стороны смотрел на себя, на жену и думал: "Ну, когда ж ты раскроешься во вранье своём?"

И когда Света начала расти на производстве, муж мысленно произнес: "Ага! Вот ты и попалась, шлюха! С начальником цеха крутишь!"

Вскоре Светлану директор перевел из замначальника цеха в другой цех – начальницей.

А муж измыслил: "О, уже с директором закувыркалась!"

Жена подолгу засиживалась на работе, часто и в выходные работала, а он…

А он стал похаживать к соседке… так, по-соседски… так, от злости…

За раздумьями Иван добрался до… Нет, не до больницы. Сами ноги привели… домой!

Дверь открыла Светлана, вгляделась в мужа:

– Что с тобой?

Он ей не говорил, что обследуется, врал, что устал и взял отгулы…

Жена взяла из вялых рук бумаги, стала прямо в прихожей читать и выдохнула:

– Господи…

Иван увидел, как вдруг из глаз её выкатились слезинки, но жена проглотила ком и стала убежденно говорить:

– Ваня, собираемся и едем в больницу! Прямо сейчас! Ты не думай ни о чём! Всё сделаем! Машину продадим! Дачу! В Москву… за границу… Мы вылечимся, Ваня!

В машине Иван смотрел, как в первый раз, на жену, вздыхал, затем не выдержал:

– Света, короче, виноват я пред тобой… было дело… с соседкой… Но это я так, от злости на тебя… ты ж, вроде, с начальниками…

Жена резко повернула на обочину, остановила машину и долго смотрела на мужа:

– И как же тебя назвать? Не веришь единственному человеку, который тебе не врал! Я люблю только тебя! Таким, каким и видит любящая: единственным и самым близким. А этот подонок, нач.цеха, лез грязными руками… Я ему затрещину по морде, а он сволочь, со злости слухи пустил… я заявление на увольнение… директор всё расспросил и перевел меня в другой цех… А про "твою соседку" мне старушки подъездные сразу доложили… Знаешь, сколько слез моих вытекло по ночам? Эх, ты, Ваня, Ваня, как тебя после этого назвать?

Иван неожиданно заулыбался и сказал радостно:

– Эх, Светка! А так и зови, как есть – придурок! Эх, Светочка, мне и умирать сейчас не страшно! Вылезли из вранья! Я вылез!

Светлана его обняла и прошептала:

– Выкарабкаемся вместе, мы – семья!

И они поехали в больницу…

Похороны любви

Об измене жены Николай узнал, как и положено – последним.

Утром в субботу, когда жена опять куда-то умотала, раздался телефонный звонок. Звонила женщина. Она, уточнив с кем разговаривает, прошипела:

– Ваша жена встречается с любовником!

Николай рассмеялся в трубку:

– А вы то чего за меня переживаете?

Оказалось, что она жена этого самого любовника и переживает больше за себя…

– Если ты мужчина, то должен остановить это безобразие!!! – прокричала женщина. Затем она сообщила адрес, по которому изменников можно сейчас "накрыть", и бросила трубку.

"Что за черт?" – подумал Николай.

Он никогда не допускал и мысли о том, что за Галей надо следить. Верил и любил… Или точнее: любил и верил! Но сейчас сомнения заглодали, задергали сердце!

"Съезжу, посмотрю! А вечером с Галькой вместе посмеёмся!" – решил Коля и уехал по указанному адресу.

Он пристроил машину в сторонке от нужного подъезда. Решил сначала перекурить, а уж потом сходить в квартиру. Но дверь подъезда открылась и из него вышла жена. Она подождала пока выйдет высокий господин, взяла его под руку и начала весело болтать. Николай не успел ничего предпринять, как они сели в машину и укатили. Он сжал, похолодевшими руками, руль и пробормотал:

– Ну и осёл же ты, Коля! Рогатый осёл – это просто чудо природы! Ну что ж, теперь всё прояснилось.

Да, прояснилось: почему жены постоянно нет дома, почему она под любым предлогом избегает близости! Он раньше искал причину в возможной болезни или внезапной беременности жены. А она на эти вопросы только посмеивалась. И снисходительно говорила:

– У меня всё в норме, Коленька. Всё очень и очень хорошо! Ты сам не заболей, сердешный.