Глава 2

Как предполагал, так и вышло: домой получилось вернуться только во втором часу ночи. Поднялся по скрипучей лестнице на этаж, с сомнением поглядел на дверь общей ванной комнаты и отказался от её посещения, отпер своим ключом квартиру и сразу завалился спать.

Утром разбудил Миша Попович, он постучался ко мне в комнату и крикнул:

– Петя, вставай! Завтракать пора!

Я зевнул, не без труда переборол желание перевалиться на другой бок и закрыть глаза, начал одеваться.

Пусть голова и трещала, будто с похмелья, а всего так и ломало, но завтрак – это святое.

Милена перебралась к Мише ещё прошлой осенью, именно она взяла на себя ведение хозяйства и покупку продуктов, да и готовила весьма недурственно. Экономия по сравнению с утренним перекусом в кафе выходила изрядная.

– Доброе утро! – поприветствовал я соседей, заходя на кухоньку под шкворчание яиц на сковородке.

Нигилист что-то пробурчал в ответ с набитым ртом, а стоявшая у плиты в домашнем халатике Милена оглянулась и улыбнулась.

– Ну наконец-то подружку завёл!

– Чего это? – озадачился я, не вполне ещё отойдя от сна.

Барышня указала себе на висок, я вышел в коридор, глянул в зеркало и при виде трёх оставленных девичьими ногтями царапин даже ругнулся в сердцах:

– Вот сука!

– Свидание не задалось? – рассмеялась Милена.

– Работали вчера на площади, – пояснил я.

– И как? – поинтересовался Миша.

– Было весело, – неопределённо ответил я и прикоснулся пальцами к чайнику.

Тот оказался горячим, так что я просто налил в кружку заварки, добавил кипятка и распахнул раму, чтобы достать из закреплённого на улице за окном ящика завёрнутый в обёрточную бумагу кусок сливочного масла.

Расспросов не последовало, поэтому дальше поинтересовался уже я:

– Что в институте по поводу вчерашнего говорят?

Милена передала мне тарелку с яичницей и сказала:

– Об акции анархистов болтают. Но вчера ещё никто ничего толком не знал.

– Говорят, задержанных на митинге наказывать не станут, дадут совету студенческого самоуправления разобраться, – прибавил Миша, потом криво усмехнулся. – Ещё хотят объявить бойкот всем, кто в церковь ходит.

Я презрительно фыркнул. Мало того, что проследить за выполнением бойкота было попросту нереально, так ещё посещали богослужения преимущественно слушатели Общества изучения сверхэнергии, а те держались друг друга и на посторонних плевать хотели с высокой колокольни. Хотели и плевали.

– Этим советом студенческого самоуправления все уши прожужжали, – поморщился я, сооружая себе бутерброд. – Выборы уже в печёнках сидят. Нашли новую игрушку.

– И правильно сделали, – не согласилась со мной Милена. – Людям нужно дать возможность проявить социальную активность!

– Ага-ага, а нам драки потом разнимать.

– Не ворчи!

– Не буду.

Завершил я завтрак бутербродом со сливовым джемом, потом поглядел на часы и сказал:

– Меня не ждите, на первую пару сегодня не пойду.

Своей очереди в ванную комнату пришлось дожидаться десять минут, пока тёрся в коридоре, привычно пофлиртовал с соседками, затем почистил зубы и принял контрастный душ, но особого облегчения тот вопреки обыкновению не принёс. Всё же дело было не в физической усталости – нет, подобным образом сказывалось пребывание в зоне слишком уж интенсивных помех. Ритм этот ещё дурацкий… Будто молоточки в голове стучат – тук-тук-тук…

Достало!

В ожидании, когда Миша отправится на учёбу, а Милена на работу, я выпил ещё одну кружку крепкого чёрного чая, потом запер за ними и ушёл в свою комнату, где угловой столик занимали лабораторный стабилизатор напряжения, короб электрического проигрывателя грампластинок и подключенный к нему радиоприёмник.

Щелчком тумблера я подал напряжение и откинул крышку проигрывателя, на котором уже лежала пластинка, окаймлённая чередующимися прямоугольниками белых и чёрных меток. Загорелся красный свет, начал раскручиваться диск, метки побежали поначалу, но потом на освещённом специальной лампочкой краю грампластинки их движение замедлилось, а только скорость стабилизировалась, и в полной мере проявился эффект стробоскопа.

Игла опустилась на диск и динамик радиоприёмника наполнил комнату тихим шуршанием, метки чуть поплыли, пришлось подкручивать регулятор, добиваясь эталонной скорости в семьдесят восемь оборотов в минуту.

И всё – встал стробоскоп!

Большая часть пластинки была пустой, я без спешки уселся на кровать, скрестил по-восточному ноги, постарался расслабиться и позабыть о головной боли. Как раз успел погрузиться в поверхностный транс, когда один за другим прозвучали три сигнальных щелчка.

Три! Два! Один! Поехали!

Шуршание исказилось, звук поплыл, динамик стал с некоей периодичностью потрескивать, будто игла раз за разом наезжала на перечертившую дорожки трещину. Но – нет, конечно же дело было совсем не в этом.

Давящая неправильность окружающей действительности отступила, я поймал верный темп и расслабился, сумел отрешиться от довлевшего над всем и вся биения Эпицентра, вновь стал существовать в собственном ритме, в ритме источника-девять.

Увы и ах, Новинск находился в зоне активного излучения Эпицентра, и пусть я давно приспособился к нему, но инциденты, подобные вчерашнему, напрочь выбивали из колеи. Поначалу для восстановления внутреннего равновесия требовались многочасовые медитации, ну а теперь проблему решала трёхминутная запись, задававшая ритм источника-девять.

К тому моменту, когда плывущий гул вновь сменился обычным шуршанием иглы по пустой дорожке, головная боль сгинула без следа, а сам я ощутил прилив сил, будто после крепкого сна. Тогда обесточил аппаратуру, наскоро побрился и вновь оглядел в зеркало свою покарябанную физиономию. Увы, с поджившими царапинами ничего поделать было нельзя, отправился одеваться.

Установленный за окном градусник показывал плюс семь, а небо было ясным, и свой кожаный плащ я надевать не стал, обулся, натянул кепку и поспешил в институт на медицинский факультет, где и занимался по субботам. За прогулянную первую пару как-нибудь оправдаюсь, но вот если ещё и на вторую опоздаю, точно взгреют. Меня ж туда стараниями доцента Звонаря запихнули, а сам я стажёром в первой лаборатории числюсь, поэтому отношение особое – спуску не дадут.

Честно говоря, никакой тяги к медицинской практике я не испытывал, базовое образование в этой сфере понадобилось исключительно для преодоления кое-каких бюрократических препон, но и совсем уж бесполезными субботние занятия всё же не были. Скорее уж наоборот, поскольку изучал я травматологию и оказание первой помощи в полевых условиях с учётом последних достижений теории сверхэнергии.

В институт я в итоге пришёл минут за пять до перемены, поэтому успел заскочить на почту и отправить Василю телеграмму о переводе Барчука в столицу. Иначе точно замотаюсь и забуду – ближайшие три дня предполагались насыщенней некуда.

Первой парой сегодня стояла лекция о методах экстренного снятия энергетического шока у надорвавшихся или же пострадавших от вражеских воздействий операторов. Тема эта с учётом опыта прошлогодних событий полагалась более чем просто актуальной, посещение занятий сделали обязательным для всех студентов-медиков вне зависимости от года обучения, так что раздобыть конспект получилось без всякого труда. Потолкался среди барышень-первокурсниц, состроил физиономию пожалостливей – в итоге ещё и выбрал тетрадь с самым разборчивым почерком. Наверное, мог бы и о свидании условиться, но свободного времени в обозримом будущем у меня попросту не предвиделось. И на воскресенье что-то планировать – не вариант. Это нормальные люди по воскресеньям отдыхают, мне о роскоши ничегонеделания оставалось лишь мечтать.

Второй парой шла анатомия, третьей – основы травматологии, и вот уже на них я добросовестно скрипел карандашом по бумаге, а после короткого перекуса в буфете отправился на практические занятия. Обычно под руководством Рашида Рашидовича вправлял вывихи да помогал с несложными переломами, но это обычно, а не сегодня. Начать с того, что коридор оказался запружен студентами разной степени помятости, мой же наставник и его ассистент-интерн выглядели ничуть не краше пациентов.

– Свежая кровь! – провозгласил осунувшийся парень и с надеждой посмотрел на реабилитолога. – Я пойду, Рашид Рашидович?

– Проваливай! – отпустил его тот, помассировал виски и крикнул: – Следующий!

Следующим оказался студент из числа тех, кто самостоятельно передвигаться не мог, его с распухшей и посиневшей ступнёй доставили в кабинет на каталке. Я как раз успел переодеться и вымыть руки, когда реабилитолог закончил осмотр и принялся вписывать в амбулаторную карту диагноз, бормоча вполголоса что-то о раздробленных плюсневых костях, смещениях и отломках.

– Это, получается, со вчерашнего митинга все? – догадался я.

Рашид Рашидович кивнул.

– Оттуда. Ночь напролёт этими бестолочами занимался.

– Много пострадавших?

– Да уж немало, – проворчал реабилитолог. – К счастью, психическое здоровье малолетних имбецилов не по моему профилю, иначе впору было бы в петлю лезть.

Бледный как полотно студент разлепил припухшие веки и заявил:

– Мы просто вышли выразить свою гражданскую позицию! Зачем было вмешиваться? Ничего бы не случилось! Помитинговали бы и разошлись!

– Ты это тем скажи, из чьих потрохов я шрапнель полночи выковыривал! – разозлился Рашид Рашидович. – Гражданская позиция! Тьфу! Как писал один великий: поклоны в храме отбивая, неумный неофит рискует череп проломить!

Студент был не в том состоянии, чтобы состязаться в красноречии, да и некогда нам было впустую языком чесать.

– Линь, собери ему ступню. Если он при этом не будет выть и не потеряет сознания от боли, зачту тебе полевую анестезию.

Бедолага со сломанной ногой в испуге уставился на меня и потребовал:

– Да вы что – озверели, что ли! Вколите обезболивающее!

– Поговори мне тут ещё! – рыкнул я, оторвавшись от записей реабилитолога, и пригрозил: – Заорёшь, я тебе вторую ногу сломаю для пересдачи!

Но это так – это нервное. Я ведь самостоятельно столь сложных операций никогда прежде не проводил! Да ещё ступня отекла, с чего начать не представляю даже. Хотя чего тут рассусоливать-то? Начинать надо с начала, то бишь – анестезии. Общая не по моему профилю, а вот с местной проблем быть не должно.

Я положил правую руку на щиколотку пациента и попытался с помощью ясновидения уловить токи сверхсилы в организме оператора. Той в студенте оказались сущие крохи, но хватило и этого. Одновременно с диагностическим воздействием я изменил фокусировку восприятия и сосредоточился на эффекте слияния в единое целое энергии и материи, уловил отклик нервных волокон, заблокировал один отросток, затем другой, и парень как-то разом расслабился, обмяк и даже задышал ровнее.

– Что-нибудь чувствуешь? – спросил я, легонько постучав по лодыжке.

– Нет, – хрипло прозвучало в ответ.

– Ну и здорово!

Здорово? Если б так! Мне ведь придётся обезболивающее воздействие удерживать и одновременно осколки костей совмещать! Это не баран чихнул, это полноценная операция! Пусть при контакте с объектом воздействия я и был способен дозировать энергию буквально сотыми долями сверхджоулей, а ясновидение сто очков вперёд даст снимкам, сделанным с помощью икс-лучей, но даже так работа предстоит ювелирная!

Я шумно выдохнул и принялся просвечивать ступню. Постепенно картинка в голове обрела достаточную чёткость, и мне удалось сначала определить положение всех осколков, а после прогнать в уме очерёдность действий – раз и другой, чтобы уже точно ничего не напутать. Затем я потянулся к сверхсиле и задействовал входящий поток, начал собирать кости, и – собрал!

Безотрывно следивший за моими манипуляциями Рашид Рашидович покривился для виду, но придираться не стал, махнул рукой:

– Пойдёт!

Наложением гипсовой повязки занималась уже вызванная им медсестра. Я за её манипуляциями не следил, всё внимание занимали удержание анестезии и фиксация в правильном положении костей. Прежде чем закончили – взмок.

– Коль ветер в голове, ногам покоя нет! – философски заметил Рашид Рашидович, когда пациента выкатили в коридор, потом испустил тяжкий вздох и хлопнул в ладоши. – Следующая перемена блюд!

И пошло-поехало! Серьёзных травм у дожидавшихся своей очереди студентов больше не оказалось, некоторым и вовсе лишь диагностировали банальное сотрясение мозга, а после соответствующей записи в учётной книжке давали стандартный бланк рекомендаций и отправляли восвояси. Но пациенты всё шли и шли, и к моменту окончания практики я оказался выжат почище лимона. Ещё и Рашид Рашидович задержал на полчаса, освободиться получилось только в половине пятого.

Посидеть в библиотеке я уже точно не успевал, поэтому не стал суетиться и в столовой горбольницы заставил поднос тарелками, не забыв и о паре стаканов компота с коржиком. Уже расправился с солянкой и приступил к макаронам с поджаркой, когда напротив уселся знакомый аспирант.

– Физкульт-привет! – протянул мне руку Василий и начал переставлять на стол тарелки с собственного подноса. – Как жизнь молодая?

– Более-менее, – вздохнул я. – Сам как?

– Не поверишь, – хохотнул Вася, – но лучше всех!

Честно говоря, ответ несказанно удивил. Последнее время Василий ходил как в воду опущенный – он хоть и перевёлся с Кордона в Новинск, но полагал новое место недостаточно престижным. Если Леонид получил повышение и возглавил отдел диагностики соискателей, а Семён устроился ассистентом к Леопольду Медунцу, пробившему финансирование своего исследовательского проекта, то Васе вновь пришлось довольствоваться должностью лаборанта. Пусть даже и в первой лаборатории.

Как видно, посмотрел я в ответ на бравурное заявление слишком уж выразительно, и Василий с улыбкой подтвердил:

– Точно-точно!

– Ты же говорил, у вас там скука смертная и одни мымры работают, не на ком взгляд остановить? – напомнил я.

– Зато туда студенточек симпатичных на процедуры направляют, – привёл железный аргумент Василий, но только лишь этим не ограничился и продолжил: – А взять хотя бы Лёню! Я с ним вчера по телефону разговаривал. Вот стал он начальником и что? На работе днюет и ночует, диссертацию забросил, на танцы месяц не ходил. А Сёма?

– А что Сёма?

– Да у него уже нервный тик начался! Леопольд его вконец заездил. То не так, это не этак. Отчёты по пять раз переделывать приходится, а ещё Вдовец заявки на реактивы заворачивает. У нас перерасход в первом квартале вырисовывается, вот шеф и закручивает гайки.

– В курсе, – кивнул я.

Мы с Леопольдом частенько пересекались в студенческом кафе, и я был прекрасно осведомлён обо всех перипетиях его исследовательского проекта, который вёлся на базе первой лаборатории и потому во многом зависел от настроения её заведующего.

– Не-е-е, – покачал головой Василий и сально ухмыльнулся. – Пока Вдовца секретарша ублажала, это всё цветочки были. А тут и Любочка в отпуск ушла, и проект создания единого исследовательского центра при институте зарубили, вот и полетели клочки по закоулочкам!

– Перебесится, – беспечно пожал я плечами и приступил ко второму.

Пока пил компот с коржиком, успели обсудить городское первенство по футболу, а потом я глянул на часы и засобирался.

– Всё, бежать пора. Бывай!

– На футбол завтра приходи!

– Да какой там! – вздохнул я. – Планов громадьё!

И это было истинной правдой. Даже Альберт Павлович со своим поручением втереться в сообщество футбольных болельщиков отстал. Просто не смог устроить так, чтобы у меня в неделе восемь суток стало, вот и махнул рукой. Кого-то другого на это направление поставил.

После столовой я забежал в Бюро оперативного реагирования и просмотрел фотографии задержанных на вчерашнем митинге, нескольких человек даже узнал, но письменно оформлять показания пришлось только на одного из опознанных – по остальным уже была собрана достаточная доказательная база.

– С этими без тебя разберёмся, – отпустил меня Евгений Вихрь, возглавлявший оперативный отдел Бюро.

Я попрощался с ним, а уже на выходе наткнулся на курившего рядом с крыльцом Максима Бондаря.

– Ты поспал? – глянул тот на меня красными глазами кролика-альбиноса – Везёт! Я только на куреве и кофе держусь.

– Давай! – усмехнулся я. – Отрабатывай повышенное довольствие!

– Иди ты! – ругнулся Макс.

– Пойду, – кивнул я. – Только скажи: всплыло что-нибудь интересное?

– А как же! – фыркнул Бондарь и выкинул окурок папиросы в урну. – Три ячейки анархистов вскрыли. Правда, в них всё больше слабосилки из училища состояли, студентам исключительно нарушение общественного порядка в вину ставили. Да, кстати! Тот оператор, которого Митя задержал, выпускником РИИФС оказался. Его контрразведка забрала. Им всех анархистов передали.

– Мы его задержали, – поправил я. – Совместными усилиями.

– Как скажешь, – ухмыльнулся Макс.

– А мне говорить ничего не нужно, это в протоколе задержания написано! – парировал я и отправился в лабораторный корпус.

Времени оставалось в запасе изрядно, поэтому шёл без всякой спешки, внимательно поглядывая по сторонам. Усиление режима на проходной я отметил ещё утром, куда чаще обычного встречались на территории и патрули студенческой дружины. Ну а сотрудники Бюро оперативного реагирования, напротив, глаза учащимся не мозолили – сегодня мои коллеги работали исключительно в штатском.

В целом ситуация оставалась в высшей степени нервозной, студенты горячо обсуждали вчерашний инцидент – одни требовали наказать виновных за разгон митинга, другие обвиняли в случившемся провокаторов, но преобладало всё же мнение о необходимости создания независимой комиссии с привлечением представителей совета студенческого самоуправления, выборы в который были назначены на это воскресенье. Накал страстей оказался предельно высок ещё и по причине апогея предвыборной кампании, и диспуты не переходили в рукопашные схватки лишь из-за угрозы снять с голосования кандидатов, чьи группы поддержки будут уличены в мордобое.

«Неплохой способ выпустить пар», – всё же отдал я должное решению ректората о создании студенческого совета, нисколько не сомневаясь в том, что реальных полномочий, несмотря на все декларации, этот орган не получит и останется исключительно декоративным.

Впрочем – плевать. Меня это не касалось. Своих забот полон рот.