Смибдорт повесил ножны за спину, с его ростом и длиной рук он смог бы вытащить любое оружие. Рукоятка легла в ладонь как влитая. Меч, наполовину состоявший из ковмарила, был невероятно легок      . Смибдорт сделал круговой взмах-подсечку, тут же рубанул сверху – былые тренировки не прошли даром, но скорость подводила.

– У вас нет среди знакомых опытного мечника? – спросил мастер, затем махнул рукой на гору серебра, – я заплачу.

Клерк выпучил глаза и быстро-быстро помотал головой, словно клиент попросил у него найти поставщика наркотиков. Смибдорт неумело засунул кончик меча в ножны и резким движением продвинул его до самой рукояти. Получил по пояснице, немного потянул плечо. «Да, прийти в боевую форму не мешало бы», – поморщившись от боли, подумал мастер. Полеты на дирижаблях его расслабили. Смибдорт решил начать с дел, где можно справиться еще более грозным оружием – словами.

– Так вот, об условиях вашего обслуживания…

– Я закрываю хранилище, – перебил мастер и до отказа набил сумку серебром, которое принимали по всеми миру без обмена на местную валюту. Еще половина монет осталась лежать. – Обменяйте на рунды.

Клерк принялся пересчитывать монеты, затем заполнил три бланка и сказал:

– Жаль, что вы отказываетесь от наших услуг. За вычетом комиссии за обмен и оплаты за день обслуживания, вам полагается сто двенадцать тысяч рундов. Точно не хотите оставить часть в банке?

Клерк громко сглотнул слюну и вздохнул, когда мастер покачал головой и молча сел на трехколесник. Смибдорт сидел, как лом проглотил, ножны мешали согнуться. «Нужно будет повозиться с ремешками и застежками». Расстроенный работник банка, будто мастер забрал его деньги, с места рванул на полной скорости. Смибдорт вцепился в боковые поручни, опасаясь уронить меч или самому свалиться за невысокие перила, окаймляющие узкую дорогу. Инстинкт самосохранения у всех мастеров работал на отлично.

Рассовав пачки денег в самых крупных купюрах по внутренним карманам, Смибдорт, как всегда гигантскими шагами, вышел из здания. Возле входа набрал с десяток газет и брошюр, посвященных предстоящим выборам в Хор тысячи голосов.

Он не хотел мыть ту оставленную кастрюлю, потому решил снять себе новое жилье. Дом, где он будет ночевать и читать, и о котором как можно дольше не узнает Хор. Хотя мастер не удивился, если узнал бы, что к нему уже приставили святую ищейку. Тем более филиал Ордена или, как его называли сами орденцы, бизнес-посольство, мрачное черное здание, как раз соседствовало с банком. Видимо, чтобы ближе ходить за деньгами, которые им платят. У правительства было множество своих соглядатаев, доносителей и просто верных псов, готовых на все, но если хочешь, чтобы работа была сделана идеально и о ней никто не узнал – просто заплати за свой грешок Ордену. А сколько денег несли ищейкам граждане? Проследить за женой или мужем, узнать, что старик написал в завещании, или, Смибдорт скривил уголок губ, узнать, что задумал кто-то из баллотирующихся на выборы. Да, возможно и он воспользуется их услугами, если не справится сам.

После смерти учителя Огги, гибели Альреда и самоубийства Хима, Смибдорт мог поговорить только с двумя людьми. Оба были атомогенетиками, один служил еще вместе с учителем, другой только с ним, пока Смибдорт не ушел вверх по военной карьерной лестнице, чтобы потом спрыгнуть с нее и провалиться в подвал. Но сейчас он хотел побыть один и убедиться, что не навлечет беду на старых друзей.

Ходить пешком порядком надоело, да и искать жилье не в конторе Хора – дело непростое. Зайдя в автопарк, Смибдорт купил подержанный двухместный трехколесник, хотя мог купить десять новых. Но выделяться там, где он собирался жить, просто-напросто было нельзя.

После пятого круга трехколесников становилось меньше, а коней – больше. Сколько бы Хор тысячи голосов не утверждал, что вся страна в равных условиях, закон природы работал и среди людей. Чем дальше от центра, тем круг слабее. Будь то волна от упавшего в воду камня или внешний энергетический уровень атома металла со свободными электронами. Владельцы трехколесников всегда жаловались на налипшее на спицы дерьмо. Может, когда оно лежит в поле его получается назвать конскими каштанами, но когда оно летит из-под брызговиков, то говно и есть говно. А убирали его только дождь да моющая машина, пару раз в неделю заезжающая в каждый круг.

Найдя в тридцать третьем тысячнике восьмого круга дом с надписью на двери «С», мастер зашел внутрь, на всякий случай вкатил за собой трехколесник, благо крыльцо было с одной ступенькой. Дом был не совсем свободен, Смибдорт сразу услышал под полом мышиный скрежет. Что ж, с такими соседями он уживется, а цену это собьет.

Мастер зажег свет и обошел дом. Одна комната и отдельная будка с туалетом и небольшой ванной. Шкаф, стол, кровать, плита, пара стульев – все необходимое было. Смибдорт открыл кран, несколько секунд вода шла ржавая, затем стала прозрачной.

– Неплохо.

Включил плитку – почувствовал идущее от нее тепло.

Хозяин зашел спустя три минуты, опасливо оглядывая Смибдорта.

– Чем могу помочь, офицер?

– К службе правопорядка Миллиона отношения не имею, – как пароль ответил Смибдорт. Сам он родился в одиннадцатом круге, и знал много такого, что людям в первых пяти кругах и невдомек. Те, кто попадал в лучшие условия, старались как можно скорее забыть прошлое, а те, кто оказывался в условиях хуже, выживали обычно с трудом.

– Надолго вам нужно жилье?

– Пару месяцев точно, свободно? Хор никого не поселит?

– Нет-нет, что вы! – мы с семьей сына живем в доме напротив, но вас это никак не стеснит, обещаю.

Давняя нелегальная схема, две семьи съезжались в одно жилье, а второе сдавали тем, кто скрывался от призыва в армию, искал уединения или открывал «безналоговый» бизнес.

– Я здесь буду просто жить.

– Оплата вперед, за месяц. Полторы тысячи рундов.

– Тысяча, – покачал головой Смибдорт. Торговаться он не любил, но это отводило чужие мысли об излишней состоятельности.

Хозяин втянул губы внутрь, отчего его желваки надулись, а глаза сощурились и покачал головой от плеча к плечу.

– Тайный подвальчик, вдруг пригодится, – стал он набивать цену. – Даже такой высоченный как вы, в случае чего, сможет пару часов там пересидеть.

– Вместе с мышами, – хмыкнул Смибдорт. – Слушайте, дам еще тысячу, если вы меня избавите от одной проблемки – еда. У вас семья большая, наверняка постоянно покупаете продукты и готовите. Приносите мне завтрак и ужин. Просто оставляйте на столе.

Хозяин что-то прикинул, добавил в копилку плюсов, что сможет ежедневно контролировать состояние жилья, и кивнул.

– По рукам, две тысячи рундов в месяц за жилье и еду дважды в день, – затем подмигнул, – порция, как у меня.

– Надеюсь, вы любите поесть, – дежурно улыбнулся Смибдорт и протянул две купюры.

– Скоро жена принесет ужин, до свидания.

Мастер встал у окна и открыл створку, уличный воздух с любопытством хлынул внутрь помещения, принося с собой запахи еды: кто-то жарил рыбу, кто-то тушил капусту, кто-то сегодня раскошелился на мясо хряка, воняющее при готовке, как паленая кошачья шерсть. Дорога была чистой и пустынной: ни трехколесников, ни автобусов, ни конных повозок, словно был не ранний вечер, а глубокая ночь. «Что ж, мне это только на руку». В тридцать третьем тысячнике восьмого круга, в отличие от соседних микрорайонов, не было ни рынка, ни крупного магазина, только пекарня да несколько овощных лавок, так что через него практически никто не ездил.

Закатное солнце подчеркивало каждую черточку Смибдорта, стоявшего в оконной раме, как живой портрет. Узкий аккуратный нос, серо-зеленые глаза с внимательным глубоким взглядом, чуть выступающий подбородок, покрытый негустой щетиной.

Не увидев ничего подозрительного, мастер сел за стол и разложил общедоступные материалы о выборах. Тексты состояли в основном из обещаний, предложений, «продолжений» (те, кто был у власти сейчас, уверяли, что продолжат благие дела) и… поливания грязью.

Весь мир исчез, остались только слова. Смибдорт буквально чувствовал, где текст писал сам кандидат, где помогали родственники, а где поработали рекламисты. Мастер делал пометки, полностью доверившись интуиции, потоку непроверенной, но такой понятной информации. Часто чувствовались приукрашивания, но не реже встречалась и беззастенчивая и опасная ложь.

Смибдорт открыл было рот, чтобы спросить у хозяйки о кандидатах в их тысячнике, когда она вошла в дом с подносом, на котором парила тыквенная каша и полдесятка свежеобжаренных ставридок, но по совместной воле интуиции и здравого смысла сказал только:

– Благодарю, пахнет очень вкусно.

– Приятного аппетита, – слегка кивнув, ответила она, – если понадобится какая-то помощь по дому – обращайтесь.

Смибдорт закончил читать в три утра. Весьма полезной оказалась самиздатовская брошюра с комментариями граждан без цензуры. Ее мастер взял в шестом круге в одной из агитационных палаток, когда искал жилье. В ней было много домыслов и недовольства людей, но особо ценно для Смибдорта оказалось одно из имен. Теперь у него было четыре цели. Неплохо для первого дня изгойства.

Смибдорт лег на продавленный матрас, макушка и пятки неприятно уперлись в спинки кровати. «Завтра обязательно сниму изножье», – подумал он и уснул.

В восемь утра Смибдорт открыл глаза и прислушался к себе. Он был полон сил, уверенности и по-прежнему чувствовал себя мастером. Спустя минуту вошла хозяйка, поставила на стол тарелку овсяной каши, большой стакан молока и четверть свежего батона.

– Доброе утро, – увидев, что арендатор не спит, сказала она.

– Спасибо, – отстраненно ответил Смибдорт. Первые две цели были в одном тысячнике, и он думал, как с ними поступить.

Быстро проглотил кашу, запил холодным молоком, а хлеб положил в сумку. Выкатил из дома трехколесник, и сразу получил в спину и грудь десятки завистливых взглядов. Запустил микрореактор и быстро поехал к тринадцатому тысячнику шестого круга. Пробег у трехколесника был небольшой, топливо почти не израсходовано, потому Смибдорт смело гнал на полной скорости. У него было так много свободного времени, что он не хотел терять просто так и секунды.

Агитационная палатка стояла прямо перед домом лидирующего в этом микрорайоне кандидата. Внутри сидели две прыщавые близняшки лет пятнадцати. Одна рисовала листовки, другая что-то на них писала. «И дочки заняты, и на типографии сэкономил». Наверняка людям нравился этот необычный ход, ручная работа, каждая листовка индивидуальна. Еще кто-нибудь их коллекционировать возьмется. Смибдорт никогда не мог понять собирателей, какой толк обладать сотнями похожих и обычно бесполезных предметов?

– Мне нужно поговорить с Ко́ртни, – сообщил девчонкам Смибдорт, – он дома?

– Доброе утро, может, мы сможем ответить на ваши вопросы? Мы для этого тут и сидим.

– Я догадался, но мне нужно обсудить пару вопросов лично с вашим отцом. Очень важно.

– Как вас представить? – нехотя поднимаясь, спросила вторая близняшка.

– Доброжелатель.

Девочка задержала взгляд на рукояти меча, но промолчала. «Предупредит отца. Наверняка у него есть или лучемет, или парализатор или, на худой конец, перцовый баллончик. И, конечно, кинжал». Мода на них в Хоре и среди тех, кто туда стремится, не проходит. Простые люди предпочитали ножи. И сало можно нарезать, и рыбу почистить, и хулигана пырнуть.

– Проходите, – спустя три минуты позвала девочка.

Приземистый мужчина, словно третий близнец, только лет на двадцать пять старше, сонным голосом поздоровался.

– Кортни?

– Он самый. Извините, вчера работал допоздна. А как вас зовут? Вы вроде не из нашего тысячника. Мне повезло жить здесь больше десяти лет без переездов, так что… – он развел мясистыми руками.

– Смиб, – представился мастер. – Я отвечаю за благополучие всей федерации. И уверен, что вы выиграете место в Хоре, ведь действующий чиновник ничего не сделал за три года для родного района и даже несколько раз опозорил его жителей. Но вам тоже нельзя звучать в Хоре, ваш голос еще хуже. Вы их обкрадете. И еще несколько соседних тысячников.

Мастер не знал наверняка, но говорил уверенно, так как интуиция кричала, что он прав.

– О чем вы? – побагровел Кортни и сделал шаг назад.

– Вы же электроэнергетик по профессии? Я о ваших планах по воровству энергии у граждан своего микрорайона, а потом, как благородно, только у соседних тысячников. И передаче ее вдвое дешевле на фабрики. То есть вы хотели плодить преступников и среди руководителей производств.

– Я как-то подвыпил и, гипотетически, похвалился друзьям, что бессовестный чиновник-энергетик легко обогатится, – не стал отрицать Кортни, – сам я так действовать не собираюсь!

– Вы слишком бесхарактерный, не начнете делать сами, вас – заставят. Кое-кто из Хора уже ждет свою долю от вашего предприятия.

– Охрана! – крикнул Кортни и достал, естественно, кинжал. Затем постарался угрожающе прорычать, но дал петуха: – Сейчас мы тебе покажем, бандит, кто тут бесхарактерный.

Выскочил двадцатилетний мордоворот с дубинкой, еще один «близнец». «Он размножается почкованием? Почему все так на него похожи», – подумал Смибдорт, выхватывая меч.

Ковмариловое лезвие всегда производило впечатление на врагов учителя, что-то в нем было, что заставляло людей бояться. Странно, словно удар сталью был менее опасным. Может подсознательно они понимали: раз человек заполучил столь необычное оружие, он точно умеет с ним обращаться. Хотя «дубина» с дубиной остался спокоен и уже замахивался для сокрушительного удара. Смибдорт почувствовал, что он не защищает отца, просто ему нравилось бить людей. Ему бы роту солдат-пехотинцев под командование в какой-нибудь глуши, счастливей не было бы человека.

Смибдорт сделал молниеносный шаг по диагонали назад, дубина пронеслась мимо левого плеча. Мастер ударил кулаком в челюсть, противника развернуло, и правой рукой с мечом ударил долом по пояснице. Парень упал на колени. Следующим движением, почти самым острием, Смибдорт выбил кинжал у Кортни, и тот с упругим звуком воткнулся в деревянный пол у самых пальцев пухлого энергетика.

– Пусть твои девчонки нарисуют еще тысячу листовок, где ты отказываешься от своей кандидатуры в пользу Э́рима Чо́ски. А чтобы это была работа, а не шантаж, я заплачу, – и протянул купюру в тысячу рундов.

– Зачем тебе это?

– Я уже сказал.

– Я так долго к этому шел, хотел сделать наш тысячник лучше.

– Можешь помогать Эриму Чоски, если это правда.

– Это он тебя нанял? Паршивый болтун-финансист… ездит работать в третий круг.

– Нет, он меня не знает. Ты, Кортни, не опустишься до заказного убийства, именно поэтому я оставляю тебя в живых, – уверенно сказал Смибдорт.

Кортни горестно покачал головой и уселся на стул.

– И все равно я не понимаю, на кой шаз тебе это нужно?

– И не поймешь, – открывая дверь, ответил Смибдорт. – Я – служу.

«Что ж, теперь осталось сообщить Эриму Чоски, что он будет чиновником», – с удовлетворением подумал мастер. В следующую секунду он почувствовал, как на него пристально смотрят. Смибдорт резко развернулся, но успел увидеть только мелькнувшую тень. Такой цепкий взгляд мог быть только у святой ищейки. За ним следили.