Сношение древних литовцев с норманнами, русскими, поляками и немцами в легендарный период их истории

Много веков прошло, как нужно полагать, замкнутой и уединенной жизни древних литовцев со времен поселения их в областях 3. Двины и Немана до первого знакомства с иноземными народами. Но кто первый из соседей проник к ним в эту глушь? Какой иноземный народ первый вошел в сношение с древними литовцами в доисторический период их жизни? Ни хроники немецкие, ни русские летописи, ни польские писатели раннего периода не дают нам положительного ответа на этот вопрос. Но нам дают ответ на этот вопрос народные предания древних литовцев. Правда, народные предания по большей части представляют такие рассказы, которые не соответствуют ни фактам действительной жизни, ни логическим выводам мысли. Но тем не менее, как бы ни были народные предания обезображены фантазиею, основание их всегда составляет факт несомненно исторический. Чем фантастичнее и неправдоподобнее представляется народное предание, тем оно менее в своих частностях заслуживает признания несомненности и тем более основание его лежит в седой древности; но чем менее народное предание обезображено фантазиею и чем естественнее подходит к действительности, даже в своих частностях, то тем более оно заслуживает доверия и тем ближе стоит к историческому времени. Литовские народные предания, из которых мы можем узнать о том народе, с которым литовцы раньше всех познакомились, и относятся именно ко второй категории народных преданий, то есть таких преданий, которые мало обезображены народной фантазией и ближе стоят к историческому времени. Эти предания – о Брутене и Вайдевуте, о Гелоне и Немоне (Палемоне). Из этих преданий мы видим, что первые проникли чрез глухие дебри к литовцам и завели с ними сношения норманны.

Сношение древних литовцев с норманнами. В VII в. нашей эры полуостров Скандинавии населен был норманнами, народом германского племени. С конца VIII и начала IX в. народ этот стал группами выселяться из родной страны. Ученые находят три причины этому выселению.

1. Окружающая природа. Скандинавский полуостров, как известно, представляет собой страну мрачную, угрюмую и в высшей степени холодную. Климат и теперь суровый, а за 1000 лет до нашего времени был еще суровее и неприветливее. Почва каменистая и бесплодная: полей, необходимых для земледелия, и пастбищ для скотоводства тогда совершенно не было, а потому норманны, терпя на негостеприимной и скудной земле холод и голод, принуждены были массами покидать родную почву и искать лучшей доли в соседних странах.

2. Религия. Языческая религия древних норманнов проникнута была в высшей степени воинственным духом и запечатлена характером трагической доблести и страданий^[51]. Поэтому норманны, воспитанные на ней, неудержимо стремились из своего отечества в далекие страны на битвы и подвиги ратные.

3. Общественное устройство скандинавов в VIII и IX вв. В древности Скандинавия разделена была на мелкие владения, из коих каждое имело своего конунга (князя, литовского кунигаса). По смерти конунга достоинство его обыкновенно переходило к старшему сыну; младшие же получали известный участок земли и, будучи по большей части недовольны им, собирали отважную дружину, пускались в открытое море и с военными песнями плыли куда глаза глядят.

Когда приезжали к чужому берегу, то по течению рек плыли во внутренность страны и там с яростию кидались на города и селения, грабили, жгли и увозили, что могли. А возвратившись на родину, обыкновенно рассказывали землякам про свои подвиги. Эти рассказы воспламеняли мужество у других, и те с наступлением весны пускались в открытое море для набегов, подобно предшественникам.

В IX в. об этих удалых дружинниках уже знала вся Европа. Особенно сильно страдали от норманнских пиратов прибрежные страны западной Европы. Когда их суда показывались на реках и их военный рог раздавался на берегу, то все жители немедленно оставляли свои жилища и стремглав бежали в города, монастыри, леса, пещеры и т. п. Ужас от этих дружинников так велик был в западной Европе, что составлена была особая молитва, которую читали в церквах «об избавлении от набегов норманнов».

Но в конце IX и начале X в. воинственный пыл скандинавских выходцев стал остывать; в это время они не только уменьшили свои разбои и грабежи, но стали оседать в покоренных странах, основывать новые владения и даже сливаться с покоренными народами; так было в Англии, Франции и Италии, так было и в России. Оседание норманнских пиратов и основание ими поселений в чужих краях как раз совпадает с общественным и религиозным переворотом в самой Скандинавии.

В конце IX и начале X в. в Скандинавии мы видим два великих явления: а) мелкие владения, на которые тогда разбит был Скандинавский полуостров, теряют свою самостоятельность и слагаются в большие государства; б) языческой религии скандинавов наносится удар от христианства: сначала Ансгарий, монах корвейского монастыря на Везере^[52], а за ним его ученик Горза распространяют и утверждают христианство среди скандинавских народов. Последние два переворота в Скандинавии – политический и религиозный – усилили эмиграцию норманнов в чужие страны: они целыми тысячами стали выселяться не только в европейские государства, но даже в отдаленный север: на острова Ферерские, на остров Исландия и полуостров Гренландия, унося с собою и политические традиции, и языческую религию. Но только теперь скандинавы удаляются из своей страны в означенные местности не как пираты, с целию грабежа и разбоя, на время только – а потом снова вернуться на родину, – нет, теперь они удаляются из родины навсегда и являются в чужие земли как мирные пришельцы, селятся там и сливаются с туземцами.

Из этого краткого очерка древней Скандинавии мы видим, что выселение норманнов из Скандинавии в чужие страны по своим целям и по своему характеру распадается на два периода: первый период выселения норманнов (от половины VIII до половины IX в.) можно назвать пиратским, разбойническим; второй же (от конца IX до начала XI в.) – периодом мирного и спокойного выселения.

Но если норманны в первый и во второй периоды своего выселения являлись в Англию, Францию, Италию и даже на отдаленный север, куда и теперь, при усовершенствовании способов мореплавания, небезопасно плыть, то неужели они могли оставить страну литовцев без внимания, страну, которая лежала у них, так сказать, пред глазами? Само собою разумеется, что нет (хотя и не имеем ясных указаний в летописях); в первый период своих выселений норманны, очевидно, являлись в литовские владения, как и во все другие, набегами, с целию грабежа и разбоя, а во второй – как мирные поселенцы: селились в них, принимали нравы и язык туземцев и сливались с этими последними. К первому периоду, очевидно, относится предание литовцев о Гелоне. Это народное предание говорит о нападении на литовцев с севера и востока каких-то людоедов, которые все жгли, разоряли и опустошали. Кто же были эти людоеды? Какой народ от моря мог попасть к литовцам? Очевидно, норманны. Название нападающего народа на литовские земли «людоедами», конечно, нельзя считать за факт несомненно истинный; таким названием норманнов литовцы окрестили, так сказать, по их жестокому обращению с пленными. Давно ли, например, западная Европа перестала считать людоедами русский народ (москалей)? Очень может быть, и теперь еще есть уголок в Италии или Испании, жители которого, благодаря католическому духовенству, до сего времени считают русских «схизматиков» одноглазыми людоедами. Если теперь еще возможно обозвать, да не только обозвать, а придать неповинному народу эпитет «людоедов», то тем более это возможно было во времена варварские, когда сами нападающие подавали к тому много поводов.

Ко второму периоду, то есть периоду политического и религиозного переворота в Скандинавии и мирного выселения норманнов, относятся предания о Брутене и Вайдевуте и о Немоне. Что предания эти прямо указывают на переселение в Литовскую землю жителей Скандинавии, то это ясно видно, во-первых, из того, что первое предание прямо называет Брутена и Вайдевута скандинавскими выходцами; во-вторых, из того, что путь Немона, через который он проник в Литву, именно таков, по которому и могли только прибыть скандинавы; в-третьих, из того, что самые имена Брутена, Вайдевута и Немона – скандинавские, и, в-четвертых, наконец, из того, что из местечка Эйрогола, основанного, по преданию, скандинавом Немоном, вышел Лютове, родоначальник жмудской или Гедиминовой династии, многие потомки которого носили скандинавские имена.

Итак, из литовских народных преданий мы видим, что скандинавы сначала являлись в Литву как разбойники и грабители, а потом как мирные поселенцы^[53].

Но вот вопрос: что норманны, поселившись между литовцами, внесли скандинавского в политическую и религиозную жизнь литовского народа? Что касается перемен политического строя литовцев, произведенных скандинавами, мы решительно ничего не можем сказать; но относительно перемен в религии литовцев, произведенных скандинавами, можем кое-что сказать. Из литовского народного предания о Брутене и Вайдевуте мы видим, во-первых, что Брутен и Вайдевут в стране ульмигеров (литовцев, живших, как говорили выше, между Неманом и Вислою) заповедуют литовцам поклоняться трем богам: Перкуну, Поклюсу и Потримпосу; во-вторых, что они привозят истуканов из Скандинавии, и, в-третьих, что они устанавливают правила избрания Криве-Кривейто. А все это показывает, что пришельцы-скандинавы (пусть будут Брутен и Вайдевут имена вымышленные, что очень может быть) были реформаторами религии древних литовцев. Они, вероятно, прибыли в Литву из Скандинавии в то время, когда на родине их христианство стало распространяться. Эти пришельцы принадлежали к той части норманнов, которые, спасая свою религию языческую, бежали из Скандинавии в разные страны. По прибытии к литовцам скандинавы, конечно, не могли предложить им своих богов: Одина и азов, иначе бы они вооружили литовцев против себя. Скандинавы, как умные люди, хорошо воспользовались уже готовыми литовскими божествами, чтобы именем их повелевать литовцами; а для большего страха скандинавы, очень может быть, принесли из своей родины и истуканов.

Справедливость предания о Брутене и Вайдевуте, указывающего на скандинавов, как на реформаторов литовской религии, видна из того, во-первых, что Ромове сделалось исторически известным именно в том месте, где указывает это предание, то есть в Пруссии; во-вторых, что избрание Криве-Кривейто совершенно было похоже, как говорят, на избрание первосвященника в Скандинавии, г. Упсале.

Таким образом, из всего вышесказанного можно вывести следующее заключение: а) первые пришли в литовские дебри скандинавы; б) сначала скандинавы являлись сюда как разбойники и грабители, а потом мирные поселенцы; в) скандинавы второй категории были реформаторами древней литовской религии, и г) наконец, они были, как и потомство их, предводителями литовских дружин, а впоследствии и великими князьями Литовского государства.

Сношения русских с литовцами. Вслед за скандинавами вступили в сношение с литовцами и русские. Сношения эти прежде всего начались вследствие частых поездок русских, когда они были еще язычниками, к литовцам на поклонение их кумирам. Так, Адам Бременский, писатель XI в. (он был каноником латинской церкви, ум. 1076 г.), в своей хронике между прочим сообщает, что русские, будучи еще язычниками, дружно жили с литовцами и часто ездили «в Жмудь и Коронию на поклонение их кумирам». Почти то же самое мы находим и в Иакимовской летописи. «Храмы и жрецы земголы, – говорится в ней, – находятся в глубоком уважении у русских славян». Затем сношения эти еще более усилились по поводу торговли, производимой новгородцами и полочанами в Литве. По свидетельству известного литовского историка Нарбута, торговля эта совершалась еще в доисторические времена в Литве, то есть в X, XI и XII вв. Наконец, сношения русских с литовцами окончательно упрочились, когда русские начали заводить свои поселения на литовской территории.

Начало русских поселений в Литве относится к глубокой древности. Профессор Московского университета Беляев в своем сочинении «Очерки истории Северо-Западного края» говорит, что еще до призвания северными славянами варяго-русских князей из Новгорода, Полоцка и Смоленска начала распространяться колонизация по всему Литовскому краю, придерживаясь течения рек, по которым, как по дорогам, устроенным самою природою, новгородцы, полочане и кривичи проникли в глубь непроходимых лесов литовских пущ.

В XI и XII вв. развитие русских поселений в Литве получило особую силу благодаря содействию киевских великих князей. Так, Ярослав I, по словам польского историка Длугоша и литовского Нарбута, завоевавши юго-восточную часть литовской территории, основал на ней несколько военных поселений, подчинил их особому наместнику и дал ему часть своего войска для хранения порядка.

Из литовской летописи, известной под именем Быховца, видно, что русских поселений в XII в. особенно много было в местности, лежащей между Вилиею и Припятью, так что составитель ее называет эту местность русскою.

Во второй половине XII в., а еще более в XIII в. связь литовцев с русскими уже настолько сильна была, что многие русские князья, становясь во главе их ратей, защищали их интересы против немцев, как свои собственные. В то же время литовские города и села были переполнены русскими. Русский язык сделался господствующим среди высшего сословия литовской народности. А по свидетельству польских и литовских историков: Ярошевича, Стебельского, иезуита Кояловича и Нарбута, с конца XII в. литовские князья один за другим стали принимать православие. Так, принял православие удельный литовский князь Гинвил Мингайлович вместе с именем Юрия (род. в 1123, ум. 1199 г.); затем: Борис Гинвилович (род. в 1146, ум. 1206 г.), Рогвольд Борисович, Глеб Рогволдович и дочь последнего Параскевия, признанная святою даже в Риме (ум. в 1235 г.) и т. д.

В XIV в., когда в Литве вступила на престол Гедиминовская династия, дружественные отношения литовцев с русскими и влияние последних на первых достигли своего апогея; но об этом будет сказано после.

Такая тесная связь литовской народности с русскою и культурное влияние последней на первую было следствием глубокого природного гуманного чувства, присущего русской нации. Русские, как это доказали сотни исторических фактов, приобретши влияние на какой-нибудь народ, никогда не имели в виду порабощения его, и, подобно западным католическим народам, никогда не прибегали к огню и мечу, если только он сам, по каким-либо причинам, не прибегал к этому средству. Даже завоевавши какой-нибудь народ, если этого требовала политическая необходимость, русские никогда не трогали его внутренней жизни, не насиловали свободы совести и не прибегали к мерам террорическим, с целию обрусить. Так было и при сношении русских с литовцами в легендарный период истории последних. «Русские привлекали симпатии литовцев бескорыстием, доброжелательством, чистосердечием и откровенностью», – говорит один западный ученый, занимавшийся исследованием влияния соседних народов на литовцев в древний период их истории.

Сношения поляков с литовцами. После скандинавов и русских в сношения с литовцами вступили и поляки. Начало сношений поляков с литовцами положено было королем Болеславом Храбрым по поводу мученической кончины в земле литовского племени пруссов одного из католических миссионеров св. Войтеха. Св. Войтех (по-немецки Адальбут) около 1002 г., оставивши должность пражского епископа, задумал отправиться к пруссам проповедовать христианство. Польский король Болеслав Храбрый снабдил его судном и вооруженным конвоем. Св. Войтех, выйдя из Данцига, повернул на восток, вдоль берегов Пруссии, и чрез несколько дней высадился на территорию этого литовского племени. Здесь епископ отослал обратно польский конвой и в сопровождении только двух монахов углубился вовнутрь страны. Первые туземцы, попавшиеся ему навстречу, опросили миссионера о причине его прихода, на что Войтех отвечал: «Я пришел к вам в качестве проповедника истинной веры, чрез которую получается вечное спасение; вы должны оставить ваши истуканы и узнать истинного Творца вашего, истинного Господа, которому следует верить и поклоняться». Туземцы на слова св. Войтеха с гневом закричали: «Мы имеем общую веру и общие обычаи с жителями всей страны, у входа в которую живем. Вы же, иноземцы, исповедуете веру чуждую нам; до истечения суток удалитесь из нашей земли, иначе подвергнетесь опасности смерти». Миссионеры должны были отправиться ночью в дальнейший путь; на рассвете они расположились отдохнуть в одной роще; но эта роща оказалась заповедною; туземцы сочли эту невольную ошибку за святотатство, окружили спящих и, под руководством жреца, убили св. Войтеха в качестве очистительной жертвы богам.