Часть первая
Предыстория паспорта

Глава 1
Древние люди, древние граждане

Вечером 26 сентября 1976 года французский военно-транспортный самолет, перевозивший египетского правителя, приземлился в аэропорту Ле-Бурже под Парижем после пятичасового перелета из Каира. В знак уважения к его королевскому статусу пассажира встречала Алис Сонье-Сеите, государственный секретарь Франции по вопросам образования. Воинские почести ему оказывали отряд ВВС и Республиканская гвардия, одетые в парадную форму, в кавалерийских касках с алым плюмажем и в белых лосинах. Египетский правитель прибыл во Францию, чтобы несколько месяцев провести в стерильном боксе на территории Музея человека, где ему предстояло пройти ряд обследований и передовых процедур, направленных на замедление разложения трупа. Это был Рамсес II, фараон Девятнадцатой династии, чья душа отбыла в загробный мир примерно за три тысячелетия до его визита во Францию. Рамсес II, взойдя на престол еще подростком, царствовал шестьдесят с лишним лет и запомнился как один из самых могущественных правителей в истории Египта, не в последнюю очередь благодаря ряду военных кампаний в Сирии, Нубии, Ливии и соседних областях, вследствие чего его влияние распространилось на весь регион. Но, несмотря на славную историю Рамсеса II, многие рассказы о его посмертном путешествии во Францию сосредоточены на детали, которая кажется совершенно несоответствующей ни его царскому положению, ни его мумифицированному состоянию: в тот осенний день 1976 года давно умерший фараон якобы прибыл на французскую землю с недавно выданным египетским паспортом.

Несомненно, прибытие египетского правителя было деликатным вопросом международных отношений. Президент Франции Валери Жискар д’Эстен предложил перенести мумифицированные останки фараона во время государственного визита в Египет в декабре 1975 года, когда стремился договориться с египетским президентом Анваром Садатом по вопросам международной торговли оружием и вхождения французской промышленности в египетскую экономику. Вслед за недавним Синайским временным соглашением между Египтом и Израилем, которое обязывало страны разрешить свои конфликты мирными средствами, французский визит также должен был заложить основу для успешного диалога между богатыми нефтью арабскими странами и их западноевропейскими коллегами на конференции, которая должна была состояться в Париже в конце декабря. Первоначально д’Эстен предлагал перевезти мумию Рамсеса II в Париж для проведения выставки, посвященной его правлению, в музее Гран-Пале, но, «заботясь о чувствах египтян», впоследствии отказался от этой идеи в пользу археологических исследований по сохранению «славного прошлого Египта». Он знал, что французские египтологи уже сотрудничали с египетскими специалистами в Каире, которые обнаружили поразительное ухудшение состояния мумии, извлеченной на свет почти столетие назад. Возможно, проявляя некоторую снисходительность, французский президент предположил, что было бы «очень полезно», если бы мумию «восстанавливали в стерильной среде» в лабораториях Музея человека, где специалисты «прошли тщательную подготовку по применению таких методов сохранения»^{18}. После того как один из конкурирующих египтологов из США заявил, что ухудшение состояния мумии было просто предлогом для того, чтобы отправить почитаемую реликвию за границу, «Нью-Йорк таймс» написала, что мумия страдала не более чем от «приступа „дипломатита“»^{19}. Тем не менее по прибытии во Францию давно умерший египетский государь подвергся многочисленным обследованиям, а затем прошел интенсивную обработку, направленную на уничтожение насекомых, грибков и бактерий, что, по мнению газеты «Монд», должно было дать ему «новую жизнь»^{20}. В этих условиях тем более любопытно, что мумифицированным останкам Рамсеса II потребовался паспорт для международных поездок.

Сегодня истории о «мумии с паспортом» можно найти в любом уголке Всемирной паутины, независимо от языка поискового запроса – английского, французского или арабского. Как и следовало ожидать, подобный материал публикуется на сайтах, посвященных паранормальным явлениям и «странным, но правдивым» историям, хотя их повторяют и более надежные или, по крайней мере, более авторитетные сайты, такие как history.com и nationalgeographic.com. Они также широко распространяются в соцсетях. При этом предполагаемые причины требования паспорта в источниках существенно различаются: нам говорят, что международное право не позволяет перевозить человеческие останки без надлежащей идентификации, что французские законы требуют, чтобы любой въезжающий в страну, живой или мертвый, имел при себе паспорт, что по египетским законам даже умершие люди должны иметь надлежащие документы для выезда за границу, что египетские чиновники считали, будто документы обеспечат фараону юридическую защиту за рубежом, гарантируя его безопасное возвращение домой в свое время. То есть даже тело умершего правителя нуждалось в защите, которую обеспечивал действительный паспорт. Учитывая долгую историю разграбления региона европейцами, восходящую к наполеоновскому вторжению и «открытию» древнего Египта фараонов в конце XVIII века, это последнее обоснование не является ни провокационным, ни безосновательным: разумеется, колониальная инфраструктура способствовала вывозу бесчисленных археологических сокровищ французской службой древностей и музеями Европы и Северной Америки на протяжении XIX века.

Однако, несмотря на свою известность, паспорт Рамсеса II не обнаружился ни в одном архиве. В отчетах о передаче мумии в 1976 году паспорт не упоминается, нет его и в архивах Египетского музея в Каире или Музея человека в Париже. Коллективная воля интернет-пользователей удовлетворилась несколькими широко распространенными «монтажными» версиями документа, которые объединяют стоковую фотографию уродливого мумифицированного лица Рамсеса, взятую из музейного каталога, со стоковым изображением страницы личных данных из недавнего египетского паспорта, заполненной соответственно: «Дата рождения: -/-/1303 г. до н. э. …; Национальность: Египтянин; Пол: М; Дата выдачи: 09/03/1974; Действителен до: 09/03/1981; Профессия: Царь (умер)»^{21}. Но авторы этих макетов упустили возможность создать более «аутентичную» подделку, поскольку экспертизы, проведенные в Париже, позволили установить ряд физиологических данных фараона: рост около 170 см, светлая кожа и (к изумлению многих) рыжие волосы – черты, которые ассоциировали бы его с божеством Сетом в древнеегипетской религии. История о «мумии с паспортом» если и не является откровенной мистификацией, то как минимум стала примером коллективной ложной памяти или того, что в других уголках интернета назвали эффектом массового расхождения памяти, так называемым эффектом Манделы^[5]. Фантомного паспорта Рамсеса II, может, и нет в официальном архиве, но тем не менее его наличие подразумевается, что вызывает сомнение в достоверности исторического архива как хранилища памяти, которое может генерировать альтернативные нарративы.

Таким образом, случай с паспортом для мумии дает нам ключ к разгадке тайны того, как коллективные эмоции привязываются к этим маленьким книжечкам и вызывают массовый интерес к проездным документам для мертвых. Фальшивый паспорт древнего фараона может быть использован для демонстрации абсурдности национальных бюрократий или международного права или, более тонко, тревоги, порожденной сохраняющимся неравенством в международных отношениях и жестокой историей колониальной эксплуатации. По-своему шуточный паспорт также вызывает воспоминания об амулетах, которые надевали на мумии или заворачивали в бинты, чтобы защитить умерших во время путешествия в Дуат, царство мертвых. С другой стороны, современный паспорт и его многочисленные предшественники являются важнейшими компонентами исторического архива, обещая приблизить нас к мертвым и тем самым разжигая желание историка «вернуть их к жизни». Однако эти неуловимые документы также свидетельствуют о хрупкости воспоминаний, которые мы стремимся уберечь от забвения, от угрозы самой смерти. Их собирают и интерпретируют, их теряют и сохраняют, их сортируют и оберегают, на них размещают информацию, и да, они подвержены фальсификации и подделке. Они помогают рассказать истории о бывших владельцах, а также о международных отношениях, засвидетельствованных в этих документах, или даже, как в этой странной фантазии о паспорте мумии, о теле давно умершего государя и его причастности к затянувшейся загробной жизни, полной политических интриг.

«Художественная версия» паспорта Рамсеса II, 2020 год. (HeritageDaily)

؂

* * *

Большинство историй паспорта – будь то научные труды по мировому праву или журналистские материалы, написанные для беглого просмотра в интернете, – обнаруживают самые ранние упоминания о проездных документах – протопаспортах в основополагающем тексте западной традиции, Библии. В желании определить место происхождения, рассказчики указывают на Ветхий Завет, Книгу Неемии, главу 2:7–9 (датируется примерно 445 годом до н. э.), где царский виночерпий Неемия просит у персидского царя Артаксеркса I «письма к заречным областеначальникам»^[6], чтобы он мог отправиться в Иудею и помочь в восстановлении стен Иерусалима.

Следуя тому же ностальгическому порыву, мы можем определить еще одну потенциальную точку отсчета в мире Рамсеса II, даже за несколько поколений до правления великого фараона, ведь в архиве египетской культуры хранятся, пожалуй, самые древние дошедшие до наших дней документы о международных отношениях, датируемые серединой XIV века до нашей эры. Так называемые Амарнские таблички (Амарнский архив) были впервые обнаружены в 1887 году одной египтянкой на месте древнего дворца фараона Эхнатона. Вскоре на место находки прибыли западные археологи, в том числе английский египтолог-первопроходец Флиндерс Питри, который в течение последующего десятилетия раскопал еще множество табличек. На 382 табличках высотой от 12,5 до 20 сантиметров и шириной от 7,5 до 10 сантиметров тростниковым стилусом были нанесены клинописные символы, и эти послания хранились более трех тысячелетий. Среди табличек – большое количество дипломатических сообщений, написанных на аккадском языке, региональном лингва-франка^[7] того периода, и отправленных фараону Эхнатону правителями других государств, расположенных в восточном бассейне Средиземного моря. В письмах обсуждаются торговые сделки и обмен подарками, стратегические вопросы и создание союзов, а также династические дела и дипломатические процедуры, в частности – договоры о браках между представителями знати различных царств.

Хотя письма имеют большое значение для библеистики, позволяя понять культуру ханаанского народа до его появления в Ветхом Завете, они лишь недавно стали представлять интерес для исследований, посвященных возникновению первых «государств» как административно упорядоченных сообществ, а также ранних международных (или, правильнее сказать, межгосударственных) отношений. Все вместе эти таблички, настоящая сокровищница, спровоцировали то, что Жак Деррида называет «архивной лихорадкой», – жгучее желание сохранить воспоминания, собрать и каталогизировать все остатки человеческого опыта, а также постоянную потребность вернуться к предполагаемым или мнимым истокам. И все же в большинстве работ по истории международных отношений до сих пор не упоминается – и уж тем более не предлагается для подробного обсуждения – древний Ближний Восток.

Одна из глиняных табличек с клинописью, обнаруженных в Амарне. (Metropolitan Museum)

Это, пожалуй, еще более удивительно, если учесть, что письма из Амарны включают документ (каталогизированный как EA30), который может быть идентифицирован как самый ранний из сохранившихся пропусков для безопасного путешествия – предшественник современного паспорта, который обеспечивал предъявителю беспрепятственный транзит через земли выдавшего его государя, а иногда и выезд за их пределы. Письмо имеет форму приказа митаннийского царя Тушратты:

Послание ко всем царям Ханаана, подданным моего брата {царя Египта}. Так {говорит} царь {Митанни}: Я отправляю так моего посланника Акию к царю Египта, моему брату, со срочным поручением, {быстрого в пути}, как демона. Никто не должен его задерживать. Доставьте его в Египет в целости и сохранности! {Там} пусть отведут его к египетскому пограничному чиновнику. И никто ни за что пусть не смеет поднять на него руку^{22}.

Королевские посланники, такие как Акия, были жизненно важным средством организации сложных политических союзов и экономических дел, которые велись в восточном Средиземноморье в позднем бронзовом веке. Поддержание этих отношений зависело от возможности посланников свободно путешествовать не только в дипломатических целях, но и для перевозки товаров, заключения сделок, сопровождения царских невест, а также в качестве информаторов и даже шпионов. Разумеется, эта была трудная, а иногда и опасная профессия. Сухопутные путешествия таких посыльных – обычно в одиночку, но иногда в составе караванов – были крайне медленными в амарнский период, особенно в жестокую жару летних месяцев, поскольку подарки и товары везли на мулах. Заморские путешествия были ненамного быстрее и зависели от капризов ветра и опасностей, связанных со штормами и пиратами. В книге «Поучение Хети», написанной во времена египетского Среднего царства, несколькими сотнями лет ранее, тяготы профессии описываются в мрачно-фаталистической манере: «Посланник отправляется в чужую страну, передав сперва свое имущество детям, в страхе перед львами и азиатами»^{23}.

Глиняная скрижаль, которую нес наш неуязвимый Акия, не могла защитить от хищных зверей или даже от бродячих разбойников, угрожавших неподконтрольным регионам. Тем не менее послание, в ней содержащееся, можно считать ранним примером того, как суверенные власти стремятся усмирить насилие и утвердить порядок в отношениях с другими государями или суверенными государствами. Такой документ мог избавить царского посланника от нападений, грабежей и поборов как со стороны разбойников, так и со стороны чиновников других царств по пути следования. Конечно, он должен был быть под рукой на случай вызова стражников, солдат или эмиссаров местного правителя. Кроме того, такая табличка могла уберечь посланника от посягательств или других злоупотреблений со стороны представителей монарха по прибытии.

Разумеется, можно только догадываться, какие эмоции и чувство собственной важности испытывал Акия благодаря глиняной табличке, символизирующей защиту и покровительство его суверена, царя Тушратты. Однако если искать в далеком прошлом отголоски настоящего, то можно в целом представить, какое значение для него имела эта табличка: письмо гарантировало его физическую безопасность надежнее любого оружия или доспехов и целого каравана других гонцов, купцов и мулов.