Глава 2
Великие правители, великие туристы

То, что мы знаем о путешествиях Марко Поло, почти полностью объясняется его удачным заключением (если такое вообще возможно) вскоре после возвращения из Китая в Италию в 1295 году, когда он был захвачен в плен во время стычки между венецианскими войсками и их генуэзскими противниками. В течение нескольких месяцев, чтобы скоротать время за решеткой, он рассказывал экстравагантные истории о своих восточных путешествиях сокамернику, которым оказался итальянский писатель Рустичелло да Пиза. Писатель (которого многие называют бездарным) впоследствии соединил эти рассказы с другими историями, включая сцены из собственных артурианских романов и другие недавние сообщения из Китая, и получилась книга, известная нам под названием «Путешествия Марко Поло». Версии этого текста быстро распространились по Европе в нескольких рукописных переводах и вскоре стали играть решающую роль в формировании западного представления о Дальнем Востоке. Хотя Поло часто приписывают заслугу первого европейца, отправившегося в путешествие по Шелковому пути, другие искатели приключений с континента уже бывали в Монгольской империи, а некоторые, включая Виллема ван Рюйсбрука и Джованни да Пиана дель Карпине, даже записали отчеты о своих путешествиях. Но никто из них не странствовал так много, как Поло, который около двадцати четырех лет провел вдали от Венеции, перемещаясь по Китаю, Индии, Японии и другим дальним странам. Никто из них не создал такого убедительного, увлекательного и объемного отчета о своих путешествиях. Тот факт, что Поло проделал этот путь, выжил и смог о нем рассказать, во многом обязан некоторым весьма примечательным путевым документам.

Всю свою долгую историю на всей протяженности Шелкового пути предпринимались разнообразные попытки контролировать, охранять и облегчать перемещение людей и товаров (не говоря уже об идеях и прочей заразе), и эти попытки предвосхитили наши современные методы управления потоками глобализации. В XIII веке, после многолетних беспорядков, попытки решительного и часто жестокого Чингисхана восстановить торговые пути и подчинить их единому политическому управлению привели к созданию Монгольской империи, простиравшейся от Черного моря на западе до Тихого океана на востоке. Здесь, вдоль казавшейся безбрежной сети дорог, по которым двигались купеческие караваны, вновь стали использоваться проездные документы. Возглавляя так называемый Pax Mongolica^[10], великие ханы, последовавшие за Чингисом, часто снабжали своих посланников и других чиновников, путешествующих по разным маршрутам, табличками из прочного дерева, бронзы, серебра или золота, называемыми пайцза (по-китайски) или гереге (по-монгольски), которые обеспечивали путешественникам безопасный проезд через монгольские земли, а также давали право требовать от населения различные блага и услуги по пути следования. Учитывая такие преимущества, местные монгольские власти, как известно, злоупотребляли этой схемой, выдавая неофициальные пайцзы, которые позволяли плохо обращаться с жителями придорожных районов и эксплуатировать их. Но официальные ханские золотые скрижали были особенными: они подтверждали разрешение государя на перемещение владельца по его территории и в другие юрисдикции по всему Шелковому пути. Несомненно, самым известным получателем такой таблички был наш предприимчивый венецианский купец Марко Поло, хотя он был даже не первым венецианцем, получившим такие широкие привилегии: в 1266 году его отец и дядя, Никколо и Маттео, были одарены пайцзами внуком Чингисхана, знаменитым Хубилай-ханом^[11], чтобы помочь им в долгом путешествии домой из Даду (современный Пекин).

«Великий К{х}ан, передающий золотую скрижаль братьям Поло. С миниатюры XIV века» из книги «Путешествия сира Марко Поло» (1903), переведенной и отредактированной полковником сэром Генри Юлом. (Archive.org)

Братья Поло, одни из первых европейцев, преодолевших весь Шелковый путь, были встречены Великим ханом, который уже был знаком с «латинянами», но желал получить дополнительные знания о политических и религиозных вопросах Запада, особенно о католической церкви. Полагая, что мудрость и авторитет Римской церкви помогут ему подавить волнения в его огромной империи, Хубилай отправил братьев Поло вместе с одним из своих эмиссаров, чтобы передать Папе Римскому просьбу: прислать сто священников, «способных ясными доводами доказать, что христианская религия лучше» его собственной, а также «масло от светильника, который горит над гробом Господним в Иерусалиме»^{33}. Чтобы обезопасить братьев в их долгом путешествии домой, монгольский государь передал итальянским купцам золотую скрижаль размером примерно 25 на 7,5 сантиметров, на которой было начертано грозное повеление примерно следующего содержания: «Силой вечного Неба да будет свято имя хана. Смерть тому, кто не оказывает ему почтения». Как явствует из «Путешествий», иностранец в чужой стране вполне мог оказаться не на том конце копья, попав в итоге в тюрьму, рабство или в руки палача. Золотая скрижаль, предоставленная ханом Хубилаем, не только защитила братьев Поло во время их путешествия в Венецию в 1270 году, сделав возможной их вторую и гораздо более знаменитую экспедицию на Дальний Восток, куда они взяли и подростка Марко; еще две пайцзы позволили трем Поло покинуть двор Великого хана в Ксанаду, сопровождать свадебное торжество принцессы Кокачин в Персию, а затем наконец вернуться навсегда в Венецию в 1295 году.

Во время путешествия домой венецианцы получили еще больше табличек от персидского правителя (и правнучатого племянника хана Хубилая) Гайхату в ближневосточном регионе Монгольской империи, где Поло пробыли много месяцев:

Он дал им, как посланцам Великого хана, четыре золотые скрижали, каждая длиной в локоть и шириной в пять пальцев и весом в три или четыре меры. На двух был знак сокола, на одной – льва, а одна была пустой. На этих скрижалях было написано, что в знак почтения к Вечному Богу имя Великого хана должно почитаться и прославляться на протяжении всех лет, каждый, кто ослушается его повелений, будет предан смерти, а его имущество конфисковано^{34}.

Выдача этих пайцзы свидетельствует о большом доверии и даже привязанности Хубилая и его семьи к Поло, которым было разрешено путешествовать с неким дипломатическим статусом в качестве доверенных эмиссаров. Но эти таблички, какими бы впечатляющими они ни были, также демонстрировали пределы их полномочий в дальних уголках Монгольской империи, где через два поколения после правления Чингисхана сила династии находилась под все большей угрозой. Их эффективность как охранных пропусков была прямо пропорциональна власти выдавшего их государя, даже если пропуска расширяли сферу действия этой власти, утверждая или подтверждая его авторитет в далеких землях. Но повеление, устанавливаемое ими, не гарантировало успеха. Марко рассказывает, что эти таблички также давали Поло право на конное и пешее сопровождение на нескольких отрезках пути, что было «необходимой мерой предосторожности, поскольку Гайхату не был законным правителем и жители могли пристать к ним, чего они не сделали бы, если были бы как вассалы подчинены государю, которому присягнули на верность»^{35}.

Правдивость этих рассказов оспаривалась с момента их первой публикации в конце XIII века, и этот скептицизм только усилился в последующие столетия, отчасти из-за того, что текст существует примерно в 150 недостоверных версиях на дюжине языков, а оригинальная рукопись давно утрачена. Нет сомнений в том, что Поло и Рустичелло стремились оживить некоторые элементы истории, равно как и в том, что при копировании и переводе из версии в версию на протяжении многих лет допускались пропуски и ошибки.

И здесь скрижали снова играют важную роль. Когда в 1324 году, спустя почти тридцать лет после возвращения с Востока, Марко лежал на смертном одре, вокруг него собрались друзья и родственники, которые, отдавая последние почести, пытались добиться признания относительно всего, что они считали небылицами и экстравагантной ложью. По традиции к постели также вызвали священника, но вместо последней исповеди он выполнял роль нотариуса, чтобы расшифровать последнюю волю и завещание, написанные на куске овечьей шкуры размером примерно 65 на 25 сантиметров. В 2018 году группа итальянских историков завершила трехлетнее исследование завещания Поло, а библиотека Марчиана (Национальная библиотека Святого Марка в Венеции) опубликовала научную книгу об этом документе, включая репродукцию пергамента почти семисотлетней давности. В завещании значительное богатство купца-путешественника распределяется между гильдиями и религиозными институтами Венеции, а также между его дочерями, что было нетипично для того патрилинейного^[12] времени. Свидетельствуя о путешествиях Поло по Востоку, документ также перечисляет такие предметы, как серебряный пояс татарского рыцаря, золотой парадный головной убор монгольской дамы и золотые пайцзы, подаренные ему ханом Хубилаем, чтобы обеспечить безопасный проезд домой. (Он никогда не привозил домой скоропортящиеся продукты – макароны и мороженое, – хотя ему часто приписывают желание познакомить с ними Запад). Ученые также обнаружили завещание дяди Марко, Маттео, в котором содержится четкая ссылка на договоренности относительно «трех золотых скрижалей, которые принадлежали великолепному татарскому Хану» (tres tabulae de auro que fuerant magnifici Khan Tartarorum), Гайхату^{36}. Хотя исследователи не обнаружили сами пайцзы, историки и археологи нашли другие скрижали, соответствующие описанию, в Китае и задокументировали их использование (и злоупотребление) монгольскими аристократами и чиновниками в течение всего периода существования Монгольской империи.

Один из самых примечательных фактов о золотых скрижалях, которыми владели Марко и Маттео, это долгий срок их хранения. Конечно, эти драгоценные скрижали имели довольно высокую материальную стоимость, но для Поло они, должно быть, значили больше – и здесь проявляется еще одна особенность паспорта, которая важна для нас и сегодня. Подобно серебряному поясу или золотому головному убору из их коллекции, скрижали были своего рода сувенирами, материальными подтверждениями их путешествий, более убедительными и конкретными, чем любые рассказы, составленные на основе опыта, полученного ими вдали от дома. То ли для того, чтобы доказать сомневающимся свою правоту, то есть продемонстрировать, что они действительно были теми чудесными искателями приключений, за которых себя выдавали, то ли для того, чтобы в более спокойные и оседлые времена вспомнить о своих многочисленных приключениях, обо всем, что они видели и делали на Шелковом пути; или, возможно, чтобы вспомнить о привилегиях и безопасности, которые обеспечивали в путешествии эти металлические таблички, подкрепленные имперской, даже божественной властью, распространявшейся на большую часть известного мира, и племянник, и дядя до конца жизни хранили свои золотые паспорта.

Помимо личной ценности для Поло, скрижали имеют и свое всемирно-историческое значение. Без них братья, возможно, никогда бы не вернулись домой, чтобы забрать юного Марко, послание от Папы Римского и освященное лампадное масло для обратного пути ко двору хана Хубилая. И двадцать четыре года спустя повзрослевший Марко, возможно, так и не вернулся бы домой, чтобы рассказать свою историю Рустичелло и вдохновить исследователей последующей эпохи. Действительно, во время своих путешествий в Новый Свет Христофор Колумб брал с собой издание «Путешествий Марко Поло», испещренное множеством пометок: по слухам, он рассматривал этот сборник как своего рода талисман и возможный путеводитель по Востоку, какими бы ошибками ни сопровождался его путь.

* * *

Выдача пропусков на безопасное передвижение, подобных пайцзам (хотя и не в виде драгоценных золотых скрижалей), станет обычной практикой в Европе в период позднего Средневековья, когда феодальная государственная система постепенно превратится в совокупность суверенных государств, а парламенты станут вести переговоры с монархами по ряду юридических и дипломатических вопросов. Канадский политолог Марк Б. Солтер предположил, что «контроль за передвижением» в этот период свидетельствует о «начале становления суверенного государства как международного актора и о формировании государства как безопасного внутреннего пространства, а внешнего мира – как опасного международного пространства»^{37}. Термин «sauf-conduit» появился в среднефранцузском языке в конце XII века для обозначения разрешения на проезд в определенное место и обратно без задержания или ареста. К концу XIII века, незадолго до публикации «Путешествий Марко Поло», этот термин перекочевал в среднеанглийский язык как «sauf condut» через «Метрическую хронику Роберта Глостерского», легендарную «народную» историю Англии, в которой также было введено слово «conduct» или «condyt» в теперь уже устаревшем значении: то есть «обеспечение сопровождения или перевозки; компания сопровождающих, назначенная для безопасного сопровождения человека в путешествии; эскорт, конвой»^{38}.

Этот термин стал обозначать официальный документ только в конце XIV века во Франции и в начале XV века в Англии, когда английские монархи ввели обычай выдавать пропуск на безопасный путь тем, кто въезжал или выезжал из их владений. Тиран Ричард II и его узурпировавший власть кузен Генрих IV подписывали документы, дающие разрешение на проезд различным лордам, их путникам, «необходимым лошадям и т. д.», часто «с условием, что в их компании не должно быть никого скрывающегося от английских законов». Но только в 1414 году, вскоре после того как Генрих V взошел на трон, парламентский акт закрепил эту практику и предоставил монарху право выдавать такие документы всем, кому он пожелает, будь то английские подданные или иностранцы. Акт также подтвердил, что обладатель пропуска находится под личной защитой королевской власти, и тем самым утвердил суверенную монополию на насилие: любое нарушение суверенной власти путем убийства, ограбления или иной «порчи» обладателя пропуска становилось актом государственной измены короне и каралось смертной казнью^{39}.

Генрих V запомнился тем, что подавлял внутренние противоречия, часто довольно безжалостно, чтобы править Англией как монарх единого государства, и тем, что вел внешние кампании, не испытывая недостатка в доблести и амбициях, чтобы распространить свою власть на Францию и объединить престолы двух стран. К слову, его легендарный статус в истории Англии во многом обусловлен тем, как Уильям Шекспир изображал монарха в своих исторических пьесах, особенно в одноименном «Генрихе V» (ок. 1599 г.), и в первую очередь в знаменитой речи в день святого Криспина в четвертом акте, произнесенной юным монархом накануне битвы при Азенкуре в 1415 году. Хотя этот воодушевляющий монолог был написан почти два столетия спустя, он, как считается, дал жизненно важное представление о лидерстве Генриха V и всех сильных средневековых монархов, которые правили не только по божественному праву, но и благодаря силе своей личности и убеждениям. Узнав, что его кузен Уэстморленд пожелал выделить еще десять тысяч солдат – тех «англичан, что праздными теперь сидят»^[13], – чтобы противостоять огромной численности французских войск, Генрих отвечает, что слава собранных им солдат – «горсточки счастливцев, братьев» – будет больше, поскольку не придется делить ее между большим количеством людей. Затем, удвоив свое смелое заявление, король предлагает любому, не желающему остаться и сражаться, оформить соответствующие документы, чтобы проводить его домой: