2

Много лет спустя, вспоминая ту ночь, Харли никогда не задавалась вопросом, что же заставило ее вернуться на Кони-Айленд. Она только что обнаружила, что хорошие парни порой не являются такими хорошими, какими все их видят. Она по-прежнему боялась, что те громилы вернутся, вот и спряталась в единственном безопасном месте. Разве могло случиться нечто ужасное там, где она провела самый чудесный день в жизни? Что ж, будь мир совершенен, она бы действительно оставалась в абсолютной безопасности.

* * *

По существу, вернуться на Кони-Айленд было совсем неплохой идеей. Копам никогда не пришло бы в голову искать ее там, особенно в столь поздний час. Да и напавшие на отца бандиты в жизни бы до такого не додумались. Они вообще не слишком привыкли думать. Зато они умели выслеживать: следили за Харлин до самого парка. Один наблюдал за ней в метро, другой – из окна машины уже на улице. Бандиты были уверены, что она приведет их туда, где Котяра припрятал награбленное в клубе. Добыча по праву принадлежала им. Раз уж Ник угодил в участок, он наверняка захотел бы проверить, что с денежками все в порядке. Логично? Вот он и дочку втянул. Семилетнюю дочку. В три часа ночи.

Они на самом деле не привыкли думать. Да и детей у них явно не имелось.

Однако, так же, как сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время, глупые взрослые на протяжении тысячелетий превращают жизнь детей в ад.

Некоторые вещи неизменны.

* * *

Харлин понимала, что все огни в парке уже будут погашены, но все равно не представляла, до чего там будет жутко.

Аттракционы были выключены, игровые автоматы молчали, прикрытые специальными шторками. На некоторых из них шторки висели неровно, и было видно, что за ними скрывается. Харлин заметила тир с молочными бутылками, где им с отцом так и не удалось ничего выиграть.

Она подумала, не спрятаться ли ей там до утра (а заодно проверить свое подозрение, что бутылки приклеены к полке, с которой их предстояло сбить), как вдруг рядом послышался смех. Она уже слышала этот противный голос. Харлин дернулась, но чьи-то руки грубо схватили ее под мышки и подняли в воздух.

– Нет, ты только погляди, прелестная дочурка Ника решила опять посетить парк, когда здесь не так людно! – громила повернул ее лицом к себе. – Надо же, какое совпадение! Мы тоже так решили.

Поймал ее тот, что пониже ростом. Именно он держал ее отца, чтобы напарнику было удобнее бить. Высокий стоял рядом, сердито меряя ее взглядом.

– А ведь нас так и не представили друг другу, – продолжил низенький. – Я вот Тони, а это, – он кивнул на приятеля, – мой коллега, которому очень подходит его звучное прозвище Гвоздь.

– Она ж не знает, что такое прозвище, – проворчал Гвоздь.

– Знаю, – воскликнула Харлин. Тони опустил ее на землю, но продолжал крепко держать за плечо. – Отпустите, мне больно! – она постаралась, чтобы голос ее звучал жалобно.

– Ничего тебе не больно, – прорычал Гвоздь.

– Конечно, не больно, – согласился с ним Тони. – Видишь ли, Гвоздь у нас нечто вроде специалиста по боли. Если бы я действительно причинил тебе боль, он бы сразу почувствовал. А будешь вырываться, мне придется разозлиться. Например, так.

Он сильнее сжал пальцы, глубоко вцепившись в ее плечо ногтями.

– Ой! – на этот раз в ее голосе зазвучали неподдельные слезы.

– Вот теперь Гвоздь согласился бы, что я переборщил, – Тони немного ослабил хватку: Харлин теперь было неприятно, но острой боли она не испытывала. – Чуешь разницу? То-то же. Ты вроде как умная малышка.

Тони тихо засмеялся:

– Эх, жаль, у нас нет одного из этих поводков, которыми детей привязывают. Могли бы привязать тебя, как щеночка, и притягивать обратно каждый раз, когда ты попытаешься сбежать. А сейчас стой смирно, пока мы дожидаемся босса.

Гвоздь шумно вздохнул.

– Ну, чего ещё? – в голосе Тони звучало раздражение.

– Ты вообще не знаешь, когда заткнуться, – проворчал Гвоздь.

– Да брось. Я только пытаюсь напугать девчонку… Кстати, тебя как зовут?

– Какая тебе разница, как ее зовут? – недовольно отозвался Гвоздь.

– Хорошие манеры никто не отменял, – резонно заявил Тони. – Нужно уметь находить с людьми общий язык.

– Это ты точно подметил, дорогуша, – вдруг растянула Харлин, имитируя фамильярную манеру официантки из кафе. – «Общий язык» – это действительно важно.

Громилы изумленно уставились на нее.

– Что ты сказала? – произнес Тони.

Хватка на плече чуть ослабла, но недостаточно для того, чтобы вырваться из его рук.

– Да чего там, я как начала работать у тех живчиков в фирме «Рвач и Хвач», я прям сразу поняла, что необходим этот самый «общий язык», – гнусаво продолжала Харлин, притворяясь, будто перекатывает во рту жвачку. – Сам понимаешь, людям нравится. Ты ж в этом деле мастак! – она легонько шлепнула Тони по животу. – Ты ж классный парень. Я как тебя увидела, сразу так и сказала своей подружке Мейбл. Мей, смотри, говорю, мне всего-то нужен классный парень. Может, он будет не богач и даже не красавец, но он должен быть классный!

Тони заржал и хлопнул себя по бедру свободной рукой. Как Харлин и надеялась, он чуть расслабил руку на ее плече. Гвоздь продолжал мрачно смотреть на нее, но держал-то ее Тони. Нужно заставить его смеяться так, чтобы он потерял бдительность.

– Так ты думаешь, я классный? – спросил Тони, задыхаясь от смеха. – Что ж, взаимно. Ты классная девчонка!

– Рада, что ты это заметил, я же в специальный класс ходила, – Харлин вспомнила шутку из одного телевизионного шоу. – Меня там научили классно разговаривать. Ведь я этого достойна!

Теперь Тони хохотал так, что больше не опирался на плечо Харлин. Гвоздь же следил за ней пристальным взглядом и наверняка хотел влепить ей оплеуху. Вот если бы ей удалось чуть повернуться, чтобы Тони потерял равновесие и налетел на Гвоздя…

– Ну наконец-то, – внезапно произнес Гвоздь, глядя куда-то мимо нее и Тони.

Харлин обернулась. Сначала она увидела только грузную тень, направляющуюся в их сторону. Потом стало видно, что к ним приближался высокий широкоплечий человек с массивными руками и ногами. Даже пальцы у него были толстые: Харлин заметила блеск золотого кольца на мизинце. Мужик шел, задрав голову и выпятив грудь. Мама сказала бы, что он не любит ждать и всегда готов к неприятностям.

Она его узнала. Ей приходилось видеть фотографии Бруно Дельвеккьо в газетах и в новостях по телевизору. Папа говорил, что он начальник всех плохих парней, и все так его боятся, что выполняют любые его приказы.

Тони покрепче ухватил ее за плечо и выпрямился. Он перестал смеяться и вытер глаза свободной рукой.

– Привет, босс. Как дела?

– Что это тебя так развеселило? – рявкнул Дельвеккьо.

Харлин доводилось слышать этот вопрос в школе, и она знала, что правильно ответить на него невозможно. Вот и здесь было точно так же.

– Да все эта девчонка, – весело сказал Тони. – Вы бы только слышали, что она тут…

– Я не желаю ее слушать, – резко оборвал его мужчина. – Мне лишь нужно знать, как вы справились с делом.

Дельвеккьо превосходил ростом обоих громил, и Харлин сразу поняла, что он не просто смотрит на людей сверху вниз. Он смотрит на них свысока. На нем идеально сидел дорогой костюм, наподобие тех, что она видела в витрине ателье на пути в школу. Папа считал, что только крупные шишки могут позволить себе подобные вещи. Дельвеккьо выглядел бы очень стильно, если бы не золотой перстень на мизинце.

– Я так понимаю, Квинзель еще в участке? – надменно поинтересовался босс.

«Наверняка, хочет напомнить о своей важности», – подумала Харлин. Никто не должен забывать, кто он такой. Она глянула на Тони. Тот по-прежнему крепко держал ее за плечо, но теперь стоял чуть ссутулившись и опустив голову, словно боялся, что Дельвеккьо его ударит. Гвоздь, наоборот, держался прямо: ему, по всей видимости, не нравилось подчиняться приказам.

Харлин перевела взгляд с босса на подчиненных и внезапно поняла: Дельвеккьо знает, о чем думает Гвоздь, и специально злит его, показывая, кто тут хозяин. Эмоции на лицо – одного взгляда было достаточно. Они ведь даже не представляли, что Харлин читала их, как открытую книгу. Она же всего лишь ребенок!..

Господи, взрослые такие идиоты!

* * *

– Ладно, хватит бездельничать, – раздраженно бросил Дельвеккьо, повернувшись к Гвоздю. – Звони. Или произошло чудо, и ты сам до этого додумался?

Гвоздь, нахмурившись, достал телефон, сфотографировал Харлин и отошел в сторону к одному из закрытых на ночь игровых автоматов. Внезапная вспышка камеры испугала Харлин, и она с трудом удержалась от крика. Девочка ненавидела фотографироваться, потому что от вспышки у нее болели глаза. Даже попросила папу предупреждать, когда он использует вспышку, чтобы успеть отвернуться. Папа же ответил, что лучше всегда отворачиваться от любой камеры.

Перед глазами закружились яркие пятна. Надеясь увидеть хоть что-то, Харлин быстро заморгала, перестав обращать внимание на происходящее, но застыла, услышав фразу: «…Шэрон все равно заплатит, хочет того Котяра-Ник или нет».

– Слишком ты в этом уверен, – произнес Дельвеккьо низким, высокомерным голосом. – Но надеюсь, ты прав.

– Конечно, прав, – заверил его Тони. – Шэрон только внешне тихоня-домохозяйка, но раньше она была врачом. В настоящей больнице.

– Неужели? – с притворным безразличием переспросил Дельвеккьо, однако Харлин уловила нотку интереса. Похоже, он чего-то не знал и не хотел, чтобы Тони об этом догадался.

– Ну да. Сдала экзамены, прошла, как положено, практику и получила диплом врача. А потом – бац! – и появился Котяра.

– Бац? – Дельвеккьо произнес это слово так, словно это было какое-то иностранное ругательство.

– Ну да, бац! У нее вмиг оказалось четверо детей и муж, которому вечно нужен адвокат, чтобы вытаскивать его из всяких передряг. – Тони коротко хохотнул. – А вообще от нее может быть польза. Она могла бы стать вашим личным врачом.

– Если кому-то сегодня и понадобится врач, то точно не мне, – мрачно заметил босс как раз в тот момент, когда подошел Гвоздь.

– Едет, – довольно сообщил он, явно гордый удачно выполненным заданием. – Я велел ей позвонить, когда она будет на месте, чтобы мы сказали, где оставить пакет.

– Оставить пакет? – засмеялся Тони. – Ты что, в шпионы подался?

Зрение Харлин прояснилось, и она заметила, какими взглядами Дельвеккьо и Гвоздь уставились на Тони.