Цитаты из книги «Объясняя религию»

Склонность к подтверждению своей точки зрения. Рассматривая ту или иную гипотезу, человек замечает и вспоминает подтверждающие ее данные, гораздо хуже улавливая противоречащие. Подтверждение заставляет человека вспомнить о гипотезе и воспринимается как доказательство; отрицание о гипотезе не напоминает и поэтому не рассматривается вовсе. Снижение когнитивного диссонанса. Человек склонен подгонять хранящиеся в памяти убеждения и впечатления под новые данные. Если его впечатление о ком-то изменится в свете новой информации, он будет думать, что именно такое впечатление у него сложилось изначально, даже если прежде оно было противоположным1.

Разумеется, усилиями религиозных специалистов наряду со связными доктринами на свет зачастую появляются и невразумительные или парадоксальные догматы — письменные версии сверхъестественных концепций, никак не связанные с шаблонами сверхъестественного, приведенными в предыдущих главах, и никаких систем логического вывода не активирующие. Кроме того, иногда ученые гильдии насаждают мистицизм, призванный разрешить созданные письменной религией парадоксы. Разрабатываемые богословами теории в какой-то степени сравнимы с философскими учениями — с той разницей, что последние не предлагают мистические практики как разрешение ими же сотворенных загадок. Отход от распространенных шаблонов сверхъестественного и разобщение с системами логического вывода — одна из главных причин, по которой такие учения часто либо остаются незамеченными, либо бездумно искажаются большинством прихожан, как мы вскоре и увидим7.

У обычного человека, не занимающегося научным анализом, объяснение повседневных интуитивных догадок зачастую опирается на непостижимые причинно-следственные связи. В этом смысле в нашем представлении о баклажане немало трансцендентного. То же ощущение «чего-то ненаблюдаемого, но производящего наблюдаемое воздействие» мы обнаруживаем и в представлениях о результатах обрядов. Люди думают, что обряд производит некое социальное воздействие и интуитивно догадываются, что видимые его элементы — это еще не все объяснение, а значит, там есть что-то еще.

Особенность обряда в том, что к сочетанию этих элементов работы и игры добавляется ощущение императивности происходящего, то есть интуитивная установка, что действовать нужно, как предписано, иначе случится нечто ужасное. Однако зачастую никаких объяснений, как именно правильное исполнение отвращает опасность (и в чем она, собственно, заключается), не дается. Перед нами проблема императивности, которая, мне кажется, легко решается, если принять во внимание другие ситуации, когда в человеческом сознании возникает данная эмоция.

Все мы делаем умозаключения относительно мертвых на основе досье. Мы сердимся на них, одобряем их прижизненные поступки, ругаем за те или иные действия и очень часто обижаемся на сам факт смерти. А теперь обратите внимание, что эмоции эти попросту недопустимы с точки зрения системы распознавания живых существ. Иными словами, столкновение со знакомым нам умершим во многом схоже с одним из диссоциативных расстройств, которые мы рассматривали выше. То есть одна из систем логического вывода активно производит умозаключения, которые, по данным другой системы, попросту исключены.

Мертвые тела — это в какой-то степени метаморфоза, они противоестественны, но реальны. Разница в том, что биологические метаморфозы — это забавная, но не слишком важная составляющая нашего естественного окружения, тогда как мертвое тело, наоборот, гораздо более важный элемент социальной среды. Их отражение в сознании вызывает некие распространенные заключения о социальном взаимодействии и одновременно этим заключениям противоречит. Таким образом, они создают нечто вроде расстройства, которое в других контекстах мы наблюдаем у людей с поражениями мозга или другими видами когнитивных нарушений.

Мне кажется, есть одна главная причина, по которой такие понятия часто расплывчаты, а их толкования субъективны. Они относятся к тем областям действительности, относительно которых у нас имеются крайне специфические интуитивные установки, возникающие вне сознательного осмысления. Поэтому наши эксплицитные представления о том, из чего складывается человек, могут быть слабой попыткой облечь в слова некие интуитивные процессы (так же, как общее понятие об инерции — это слабая попытка выразить словами точные умозаключения системы интуитивной физики).

Осознание смертности провоцирует социально-защитную реакцию, согласно которой любой, кто хоть в чем-то отличен от нас и чье поведение не подпадает под наши культурные нормы, вызывает сильные эмоции.

Определенные культурные представления имеются у нас не потому, что они логичны или полезны, а потому, что наш мозг в силу специфики своего устройства не может не порождать их.

Все эти сложные определения и объяснения нужны нам вот для чего: если человек считает богов и духов существами, с которыми он вступает во взаимодействие, значит, оно будет определяться когнитивными системами, отвечающими за наше регулярное взаимодействие с другими, несверхъестественными, созданиями.